Назвать точную профессию заслуженного артиста РФ Николая Поздеева крайне сложно. К 65 годам он успел стать одним из лучших конферансье, а также артистом, телеведущим, сценаристом, режиссером и преподавателем с 40-летним стажем. Он пел с Эдуардом Хилем, снимал с Алексеем Германом и ставил рекорды с Тамарой Максимовой. Он помнит Эдиту Пьеху, когда она еще была иконой стиля, Жанну Агузарову в одежде Аллы Пугачевой, а также Аркадия Райкина и его бесценные советы. Николай Поздеев рассказал «Петербургскому дневнику», чем ведущий отличается от конферансье, а также собирается ли он на пенсию.

– Какая из ваших многочисленных профессиональных ипостасей вам ближе?

– Да все понемногу. Говорят, что отдых – это смена деятельности, получается, я просто очень люблю отдыхать, потому что всю жизнь меняю профессии.

– Кем вы мечтали стать в детстве?

– Как и все – космонавтом, об актерстве и телевидении вообще не думал, хотя художественной самодеятельностью, конечно, занимался. Впервые я вышел на сцену в Доме пионеров на моей Родине – в городе Нарьян-Маре, когда мне было лет 9 или 10. Мы ставили спектакль про Робин Гуда, людей не хватало, поэтому я играл сразу несколько ролей. После школы пошел в Ленинградское высшее общевойсковое дважды Краснознаменное командное училище имени Кирова, потому что мой отец был ветераном войны. Из училища я сбежал с первого курса, потому что понял, что в армии нарушен основной физический закон: на всякое действие есть противодействие. Вернулся в Нарьян-Мар, год работал в Ненецкой окружной редакции радиовещания, так что официально моей первой профессией стала журналистика. Меня туда взяли потому, что я с детства сотрудничал с этой редакцией и даже вел передачу «Пионерский горн».

Потом я поступил туда, куда и следовало мне идти сразу после школы – в Ленинградский институт культуры имени Крупской, на кафедру режиссуры драмы. По окончании меня с двумя товарищами отправили работать в Лысьвенский театр драмы, это в Пермской области. Нам дали четырехкомнатную квартиру на троих, мебели там не было, поэтому мы обставляли комнаты декорациями из театра, которые уже не использовались. Мне досталась мебель из пьес Горького, а моим товарищам – из постановок по Шекспиру и Мольеру.

Мы отработали сезон, а надо было – три года. Сбежать оттуда можно было только в армию, поэтому я отслужил полтора года в Лисичанской Краснознаменной танковой дивизии. После вернулся в Ленинград и благодаря своему преподавателю и режиссеру Розе Абрамовне Сироте попал в Александринский театр, но проработал там всего 10 дней. Тогда там служили исключительно народные и заслуженные артисты, поэтому мне пришлось бы до пенсии играть шестого стражника с девятым канделябром.

Я пошел в «Ленконцерт», который сегодня называется «Петербург-концерт», и с 1988 года начал работать в Ленинградском театре эстрады, сейчас он называется именем Аркадия Райкина. Тогда и началась моя большая эстрадная карьера. До сих пор не понимаю, как меня взяли. Вместо собеседования я вел концерт перед худсоветом, и это было ужасно. После мне рассказывали, что большинство членов худсовета назвали меня бездарностью, однако народный артист РСФСР Дмитрий Тимофеев что-то во мне разглядел.

– Вы начали работать конферансье?

– Лично я начал так себя называть только лет 10 назад, потому что видел мэтров этого жанра. Конферансье – это все-таки про актерство. Он должен уметь общаться с публикой и в случае форс-мажора отвлечь зрителей каким-то номером: показать миниатюру, рассказать анекдот. А ведущий – это просто объявляло, то есть человек, который говорит зрителям, кто сейчас выйдет на сцену.

В моем арсенале было много номеров, в основном, монологов и пародий. Я изображал многих артистов, а также первым начал показывать Леонида Брежнева и Михаила Горбачева. У меня получалось, но от этого жанра меня отучил Аркадий Райкин. Как-то он, посмотрев пародию на себя, подошел ко мне и сказал: «Коля, вот вы и под Папанова можете, и под Юрского, даже под меня можете. А под себя вы что-нибудь можете?» Он умел деликатно размазать по тарелке.
При этом с Аркадием Исааковичем у меня были хорошие отношения. Как-то я попросил его прийти в ДК «Горького» и посмотреть мое выступление. После он сказал: «Все может быть, но в Москве я не смогу дать тебе квартиру». Я стал думать, искать, где бы прописаться, однако в итоге решил остаться в Ленинграде.

– Вы работали со многими известными артистами, с кем-то сложились близкие отношения?

– Некоторые буквально назначили меня своим другом. Например, Петр Вельяминов после совместной работы как-то позвонил и спросил: «Почему ты не заходишь ко мне в гости?» Я даже представить себе не мог: где я – и где Вельяминов! Но стал заходить к нему с большим удовольствием. Георгий Штиль заставил меня перейти с ним на ты. Эдита Пьеха долгие годы для меня просто Дита, она сама разрешила мне так ее называть. Мы познакомились с ней во время гастролей в Москве в середине 1980-х, ей нужен был конферансье, потому что за один концерт она несколько раз меняла наряды – все-таки икона стиля. В нее все тогда были влюблены, я замирал, когда она проходила по коридору, но мы сразу подружились и потом много лет вместе работали. Сейчас она редко выходит на сцену, однако пять лет назад она пела на моем юбилее.

С Эдуардом Хилем я тоже познакомился на гастролях, мы летали в Уренгой. Вы бы видели, как его там встречали! Он выступал на стадионе, и люди тянули руки в надежде дотронуться хотя бы до его ботинок. Ему можно было не петь, а просто выйти. Мы хорошо сработались, и иногда он даже приглашал меня петь вместе с ним. Его последнее выступление состоялось на моем 55-м дне рождения.

Мы были очень дружны с режиссером Алексеем Германом, он даже позвал меня режиссером на съемки фильма «Трудно быть богом». Как-то мы с ним где-то сидели, и я изобразил электричку. Тогда он пригласил меня озвучивать звуки в его фильме «Хрусталев, машину!». Я воспроизвел там все звуки, даже страшную сцену изнасилования в воронке.

Как-то у меня вышел забавный случай. Мы с режиссером Алексеем Козловым работали над новогодней программой «Старые песни о главном. Постскриптум» и в коридорах «Ленфильма» встретили женщину с собакой. Она со мной поздоровалась, и я поспешил сказать Леше, мол, познакомься, это жена актера Георгия Антоновича Штиля, знаменитый художник-декоратор Римма Павловна. А потом я посмотрел на собаку и понял, что это Медведь – питомец Алексея Германа. Когда я спросил, почему она ведет Медведя, женщина возмутилась: «То есть собаку Германа он узнал, а жену – нет!» И тут я понял, что передо мной Светлана Кармалита!

– Как вы попали в программу «Музыкальный ринг»?

– Меня туда буквально за руку привел однокурсник Сергей Пилатов в середине 1980-х. Легендарная телевизионная семья Тамары и Владимира Максимовых только начинала делать эту передачу, и им нужны были подсадные ведущие для общения со зрителями. Я и стал одним из таких. К нам на программу приходили группы «Кино», «Телевизор», «Алиса». Первое появление Жанны Агузаровой на телевидении также состоялось на нашей программе, одежду ей, кстати, одолжила Алла Пугачева.

– Вы попали в Книгу рекордов Гиннесса за то, что сутки вели прямой эфир. Что это было?

– В 1989 году мы с Тамарой Максимовой, журналистом Сашей Чиженком и режиссером Любой Гречишниковой провели первый в нашей стране 24-часовой марафон, чтобы собрать средства для больных детей. На Западе такое практиковали, но там ведущие менялись, чтобы никто не сидел перед камерой больше четырех-восьми часов. Мы хоть и не планировали ставить рекорды, решили, что работать будем все вместе 24 часа подряд. Плюс к этому эфиру нужно было готовиться, да и после него спать сразу не ляжешь. В общем, мы провели на ногах примерно 42 часа. У нас за кулисами стояло ведро, потому что туалет был далеко. Так мы и работали. За полчаса до конца эфира к нам подошел представитель Книги рекордов Гиннесса в СССР с сертификатом и сказал, что мы поставили рекорд по продолжительности эфира. После мы провели еще два таких же марафона – «Чернобыль» и «Возрождение Петербурга».

Я вел много программ на телевидении, знаменитостью почувствовал себя, когда выходила передача «Лотто Бинго» на Пятом канале. Меня тогда каждая собака знала, я не мог ни ругнуться, ни в носу поковырять.

– Планируете уйти на пенсию?

– Так я уже на пенсии, но если зовут, то иду работать. Благо, многие еще зовут. Вообще в моем жанре люди умирают на сцене. Был такой прекрасный народный артист РСФСР Владимир Ларионов: 5 февраля 1987 года он, собираясь на концерт, зашнуровал один ботинок, затем потянулся к другому и умер.