– Игорь Григорьевич, почему ваш выбор пал на «Летучую мышь»? Кто-то подсчитал, что в Петербурге по меньшей мере пять постановок этой оперетты.

– Это был выбор театра. «Летучая мышь» – одно из самых популярных произведений в своем жанре. Ее любит несколько поколений зрителей. Но дело даже не в этом, а в том, что существуют две версии спектакля – венская и русская, которые различаются по сюжету.

Версия драматургов Николая Эрдмана и Михаила Вольпина не шла в Музкомедии очень давно. В театре решили, что надо попробовать, и я с радостью согласился. Потому что, во-первых, этот материал хорош, а во-вторых, сам Штраус прекрасен. И главное – я убежден, что идея «Летучей мыши» родилась у Штрауса под впечатлением от России.

– Вы имеете в виду его выступления в Павловском вокзале, где он давал концерты в течение 10 лет?

– Конечно, за это время он нагляделся на наше высшее общество.

Подумайте, почему одним из действующих лиц стал русский князь Орловский? Ведь именно в его доме происходят все любовные перипетии маскарада. Вспомним и роман Штрауса с русской аристократкой Ольгой Смирнитской, которой он посвятил несколько сочинений.

То есть все те восторги, что у композитора были связаны с Россией, так или иначе нашли отражение в оперетте.

– Следуя этой логике, вы и перенесли место действия в Россию?

– Да. Притом что ментально текст Эрдмана – Вольпина абсолютно русский, в духе чеховских юмористических рассказов. Одна только история с собакой Шульца достойна какой-нибудь литературной премии, это чистый фельетон.

Поэтому я подумал: никто не переносил место действия, а я возьму и сделаю это. Вся история о «мадам Морали», которая проучила своего собственного мужа, будет у нас происходить в России начала XX века. С ее дачной жизнью, которую так остроумно описал Чехов.

– Как это сочетается с вашими же словами о том, что коверкать талантливую пьесу – это дешевый хайп?

– Давайте разберемся. Что значит коверкать классику? Можно поменять время, место действия, если это не противоречит взаимоотношениям героев, но нельзя менять сюжет и переписывать текст автора.

Например, в одном из спектаклей, который я видел на фестивале по чеховским «Трем сестрам», Соленый и Тузенбах воспылали страстью не к одной и той же женщине, а друг к другу.

Этого делать нельзя! Это меняет взаимоотношения героев, а вместе с этим и сюжет произведения. Это варварство по отношению к пьесе.

В случае с «Летучей мышью» я не переписываю текст и даже не меняю время действия, а только переношу все происходящие в спектакле события в Россию.

– Которую вы недавно очень точно показали в «Хрониках Раздолбая» в «Балтийском доме». Только действие там происходит в 1990-х годах.

– Эта история с Павлом Санаевым, по книге которого поставлен спектакль, длилась очень долго. Как только появились гранки еще не вышедшей книги, Павел сразу мне их прислал.

– Наверное, потому, что ваш спектакль «Похороните меня за плинтусом» он считал лучшим, о чем сам говорил в моем с ним интервью.

– Тем не менее длилась эта история лет десять. Я в то время был художественным руководителем Рижского русского театра и предложил ему: «Павел, давай я сделаю спектакль. Это же так интересно, тем более что главный герой, девятнадцатилетний Раздолбай, отправился из Москвы именно в Юрмалу».

Но он ответил, что, пока не напишет продолжение, спектакль ставить нельзя. И вот однажды он наконец сказал: «Ладно. Хорошо. Но только тебе». И попросил найти какой-нибудь нестандартный ход.

Так у нас получилась почти кабаретная история. Пока могу сказать, что зритель ее принял.

– А какой из поставленных спектаклей вам наиболее дорог и отвечает вашим же критериям?

– Я скажу так: я отвечаю за все, что делал. Для меня это почти физиологическая история. Я могу заболеть, если пойму, что происходит что-то такое, от чего у меня волосы дыбом становятся. А если вдруг у меня получается что-нибудь хоть немного приближенное к тому идеалу, что был в голове, я становлюсь счастливым человеком. Но это бывает очень редко.

У меня, конечно, есть более или менее любимые истории, но их немного. Это «Московский хор» в МДТ – театре Европы. Это «Похороните меня за плинтусом» в «Балтдоме», «Пиль» в «Приюте комедианта». И в Риге «Благословение любви» по поэзии Райниса и Аспазии – спектакль, который я любил бесконечно.

– Вы так эмоциональны, что невольно хочется спросить: неужели никогда не было соблазна выйти на сцену в качестве артиста?

– Никогда. Это две абсолютно разные профессии. У меня три диплома: два актерских, один режиссерский. Я всю жизнь учусь. Это, конечно, помогает найти общий язык с артистами.

Но у нас абсолютно разная природа. В основе их эгоизма – любовь к себе. Желание постоянно быть в центре внимания, сниматься, что-то вещать. У меня такого нет.

Я с большим удовольствием могу учить, ставить, но конкретно, применительно к делу. Для меня режиссер – это прежде всего организатор зрительского внимания.

– Вы как-то сказали, что не ищете работу, она сама вас находит. Что впереди?

– Надо ехать в Баку и ставить там «Капитанскую дочку» Пушкина. После этого поеду в Кострому делать «12 стульев» Ильфа и Петрова. Потом в Саратов. И так далее.

У меня никогда не было состояния вне работы. Может, это связано с фамилией. Коняевы – это не от слова «конь», а от слова «работать». Еще в школе я делал утренники, был Дедом Морозом.

Постоянно что-то сочинял, писал и организовывал. И всегда говорил, что я, наверное, счастливый человек, потому что очень рано понял свое призвание. И, не изменяя ему и преодолевая все, шел к цели.

– И дошли до юбилея, который у вас был совсем недавно. Как отметили?

– Совершенно неожиданно мне позвонили из Театральной библиотеки и сказали, что хотели бы там провести выставку и встречу со зрителями. Это было самое прекрасное предложение, потому что одна из моих страстей – это книги. Причем страсть почти неосознаваемая, почти бессмысленная. Можно сколько угодно себе говорить: «Больше ни одной книжки не покупай!» Все бесполезно. Уже и складывать некуда, и можно все что угодно найти в Интернете, но вот это желание иметь книжку непреодолимо.

Поэтому, когда мы собрались там в красивейшем зале среди книг, это было как прекрасный сон. Как будто кто-то прочитал мои мысли и сказал: «А тебе понравится вот так». И я бесконечно признателен людям, там работающим. Получился настоящий праздник.

В «Летучей мыши» мы с музыкой немножко пошутили, вставив в спектакль произведения Штрауса, посвященные Петербургу, и его аранжировки русских мелодий. Так что с полным правом будем играть эту оперетту в наших реалиях.

Игорь Коняев окончил Академию театрального искусства (курс Льва Додина). Работал в Малом драматическом театре, Театре имени Комиссаржевской. Кроме Петербурга, ставил спектакли в других городах России.