В Мариинской больнице работают врачи всех хирургических специальностей. Мы поговорили пока только с тремя. И все они независимо друг от друга на вопрос, почему вы стали хирургом, ответили одинаково: «Это решение пришло еще в детстве, иные варианты даже не рассматривались».

«Приходится быть разноплановым»

Стоим в операционной, прижавшись к стеночке, пока хирурги работают с пациентом. Оперируют больного с осложненной опухолью прямой кишки. Рядом спокойно сидят анестезиолог и сестра-анестезистка. Улыбаются нам: «Пока мы сидим, значит, все хорошо. Тревожиться надо, если мы забегаем».

Пациент 58 лет поступил в Мариинскую больницу с критической кровопотерей. Как следствие, диагностирована тромбоцитопения 4-й степени тяжести. Пациент комплексно подготовлен к хирургическому лечению с участием гематолога и трансфузиолога. В процессе осмотра выявлена 15-сантиметровая опухоль, полностью суживающая просвет в кишечнике.
Пришлось удалить значительный участок кишечника с опухолью, которую нам демонстрирует заместитель главного врача Мариинской больницы по хирургии доктор медицинских наук, профессор Иван Соловьев. Он пригласил нас на операцию.

Иван Соловьев в 2000 году окончил факультет подготовки врачей для Военно-морского флота ВМА им. С. М. Кирова, через год интернатуру там же по специальности «Хирургия». С золотой медалью. Окончить академию с золотой медалью дорогого стоит, иначе бы имена золотых выпускников не выбивали бы на почетной гранитной доске в академии.

«Почему хирургия? Моя история – корнями в детстве. Когда я родился, была сложная ситуация со здоровьем, сепсис, полгода лежал в роддоме, делали уколы в родничок, капельницы. И всю сознательную жизнь мне моя мама говорила: «Тебя спасли, ты тоже должен спасать». Это было вбито в подкорку. Все ребята писали, что станут космонавтами, а я писал, что стану врачом», – рассказывает Иван Анатольевич.

Хирургическая нагрузка здесь очень большая. В сутки в больницу всего поступают от 300 до 400 пациентов в зависимости от сезона. Бывало, и 450 в пандемию, потому что другие больницы были закрыты. В процессе приема треть пациентов отсеиваются на амбулаторное лечение, 100-150 хирургических больных госпитализируются.

«В нынешних ситуациях часто приходится сталкиваться с хирургией травмы, или хирургией повреждений мирного времени. Помните, в Новый год в женщину возле Исаакиевского собора выстрелили ракетницей? Она залетела с одной стороны тела – вылетела с другой. Три месяца у нас лежала, выписана с выздоровлением. Поступают и огнестрельные ранения, и травмы, связанные с высоким энергическим воздействием, кататравмы, утопленники. У нас в больнице изменился внутренний подход, нет разделения хирургии «по интересам». Главный врач Анатолий Завражнов активно внедряет систему военно-полевой хирургии, чтобы общие хирурги, травматологи могли оказать помощь при хирургии повреждений. Постепенно мы всех обучили практически всему. Вот буквально в эту субботу решил пораньше в больницу приехать. И уже в 7:15 мне звонят: «Резаное в шею, молодой парень, полтора литра кровопотеря. Пришлось помыться на операцию. В 7:30 кровотечение остановили. Так что приходится быть разноплановым хирургом», – говорит Иван Соловьев.

Доктор признается, что оперировать нравится больше, чем руководить.

«Я лично люблю все. Докторскую защищал по раку прямой кишки, мой профиль – хирургия малого таза, особенно большие опухоли», – рассказывает Иван Анатольевич.

С 1 января 2022 года плановая онкологическая помощь оказывается только в онкологических медучреждениях, а в многопрофильных – только по экстренным показаниям. Ежедневно в стационар поступают 15-20 экстренных онкологических пациентов, у которых случаются различные осложнения онкологических заболеваний.

Тем временем операция заканчивается. «Все у пациента нормально, жить будет. Какое-то время с калостомой походит, потом сделаем пластику», – комментирует Иван Анатольевич.

Вертикаль власти

Врач-хирург, врач-эндоскопист доктор медицинских наук Александр Оглоблин работает в Мариинской почти 20 лет. Пришел сюда в 2004 году ординатором. Со стороны он напоминает доктора с классических картин: хирургическая шапочка и халат на старомодных завязочках сзади, маленькие очки, негромкий голос.

Каково быть хирургом в многопрофильной больнице? «Тяжело. Большой входящий поток пациентов разного профиля – общехирургических и экстренных, ургентных. И тут самое важное: правильно принять верное решение, которое должно быть основой для дальнейшего лечения, чтобы не навредить больному. У нас стационар многопрофильный, дежурят мультидисциплинарные бригады – нейрохирурги, травматологи, сердечно-сосудистые хирурги, гинекологи, ЛОР врачи, урологи, то есть в зависимости от патологии можно привлечь любого специалиста. В последнее время внедряется идея руководства о необходимой многоплановости хирургов. В практику вошло общение и согласование действий хирургов со старшими товарищами, потому что есть ситуации, когда уникальный опыт других помогает в тактике. Главный врач Анатолий Завражнов с колоссальным опытом боевой травмы, с ним всегда советуемся. Четкая вертикаль хирургической помощи – это считаю правильным. В хирургии должна быть четкая последовательность, четкое звено. Это очень помогает и придает уверенность. Внедрены алгоритмы по оказанию помощи пострадавшим, пошагово расписано, что делать с пострадавшим от момента госпитализации. Пока скорая везет пациента, мы собираем бригаду и уже ждем в шоковой операционной с заготовленной кровью», – говорит доктор Оглоблин.

Получается, что опыт военно-полевой хирургии помогает структурировать работу сугубо гражданской больницы.

«Инициативы в хирургии не должно быть, чтобы не навредить. Это очень четкая специальность. От правильно принятого решения мы определяем тактику лечения. Самое трудное – принять это правильное решение, от этого будет зависеть исход и выздоровление», – считает доктор.

Александр Оглоблин окончил Первый медицинский, интернатуру проходил во Всеволожской ЦРБ в травматологии и общей хирургии, и это оказалось хорошей школой.

«Каких моментов опасаюсь? Когда был интерном в ЦРБ на общей хирургии, боялся, что привезут ребенка, которому не смогу помочь. Это осталось в голове. Опасаешься, чтобы не было осложнений у пациента, боишься за человека. У него ведь так же, как у меня, есть дети, есть родители. Это сопереживание превалирует, хотя внешне стараемся не показывать», – говорит Александр Оглоблин.

В среднем на дежурстве хирург принимает до 20 человек. Во время пандемии бывало, что принимали и по 60 человек с хирургическими ургентными (неотложными) состояниями.

«Бывает, и из дома вызывают, когда коллегам нужна помощь. Когда был теракт в метро, скорые приезжали одна за другой. Пострадавших при взрыве «Невского экспресса» оперировали. Мы сами самоорганизовались и справились. Мы всегда готовы к любым ситуациям. Мы здесь живем, больница действительно второй дом», – говорит Александр Оглоблин.

Операция длилась 16 часов

Челюстно-лицевой хирург, онколог Борис Новоселов – золотые «ювелирные» руки Мариинской больницы. Таких специалистов называют штучными.

«С детства знал, что буду доктором, причем именно хирургом. Мама – врач-педиатр, отработала в профессии 40 лет. Еще в 3-м классе я знал, что буду врачом, другие профессии вообще не рассматривал. Закончил Ярославскую государственную медицинскую академию, ординатуру в Военно-медицинской академии им. С. М. Кирова, потом 15 лет работал в Ленинградской областной клинической больнице. С 2021 года – в Мариинской», – рассказывает скромный, интеллигентный Борис Новоселов.

Он занимается реконструктивной микрохирургией. Это в основном плановая хирургия, когда пациенту с серьезными дефектами, полученными в результате болезни или травмы, надо буквально по миллиметру восстанавливать лицо.

«Выхожу из больницы после работы, иду по улице Маяковского, и вдруг звонок: просят вернуться. Переоделся, пошел в операционную. Пациент – врач-психиатр дома упал в ванной на стекло, перерезан лицевой нерв. Стекло вошло в горло и часть стекла торчала во рту. Невозможно закрыть глаза, полностью ушла любая мимика. Ушили нерв. Через четыре месяца уже появился тонус, глаза может закрывать. Через пять месяцев появилась улыбка», – спокойно и тихо рассказывает хирург.

На медицинском языке это звучит так: колото-резаное проникающее в полость рта и глотку ранение шеи с повреждением слюнной железы, лицевой артерии, лицевого сосудистого пучка. То есть у молодого крепкого мужчины вместо половины лица осталась безжизненная маска. Я требую от скромного доктора подробностей.

«Сначала хирургическая обработка, ревизия раны, удаление инородных тел (стекол). Затем надо было сшить сосуды, наложить швы. По протоколу на острое повреждение лицевого нерва есть всего 72 часа. Стекло удалили на первой операции при ревизии. Делали операцию с нейромониторингом. Это такой прибор, где датчики со специальным щупом позволяют диагностировать нервы, потому что в открытой ране бывает сложно их распознать, а аппарат подает сигнал, если это нерв. На третьи сутки взяли его уже на плановую операцию. Операция длилась часов пять», – рассказывает хирург.

Челюстно-лицевая микрохирургия – новое направление в Мариинской больнице. Но его решили развивать, несмотря на сложности, которые это направление требует. Операции у них длительные, сложные, требующие несколько бригад анестезиологов.

«У нас больница скоропомощная, а наши операции могут длиться 10-12 часов. Тяжелые, объемные онкологические операции, очень долго планируемые реконструктивные операции с послойным процессом моделирования. Операции у онкологических больных. Пациенту с 4-й стадией больше половины нижней челюсти удаляли – дефект, который возник в результате удаления злокачественной опухоли», – рассказывает доктор, демонстрируя фотографии, от которых дыхание останавливается.

На одном из снимков я решила, что это брак. У парня фактически нет нижней части головы, просто нет. Увы, не брак – это минно-взрывная травма. Его до сих пор собирают по кусочкам, восстанавливая кости лица из кости ноги. И вот уже вырисовывается лицо, щеки, нижняя челюсть. Осталось реконструировать губы и пройти длительный, тяжелый процесс реабилитации.

«Таких специалистов, как Борис Новоселов, в стране пять. Два из них в Питере. 90 процентов людей не знают, что такое возможно. Но для него – возможно», – шепотом комментируют коллеги хирурга.

«Большие микрохирургические реконструкции, когда с одного участка тела берем комплексы мягких тканей, костей, сосудов и переносим их, сшиваем с сосудами в области шеи. Артерию с артерией, вену с веной. Сосудистая реконструкция делается с увеличением микроскопом. Участвуют как минимум две бригады хирургов, как минимум четыре человека, две операционные сестры, две анестезиологические бригады. Такие операции длятся минимум от 8 часов, бывают, и по 16 часов, когда на микрохирургическом уровне не складывается. Перешиваешь, смотришь. 20-минутные перерыва могут быть. Потому что мы имеем дело с анатомической областью, которая социально значима», – рассказывает Борис Новоселов.