«Петербургский дневник» встретился с Михаилом Трофименковым, чтобы узнать о том, что влияет на кинопредпочтения зрителей, и о судьбе российского кино и кинопроката в современных реалиях.

– Михаил, как сформировалась идея показа полноценных тематических кинопрограмм?

– Это интересная история, которая началась в 2018 году благодаря Дому кино и Союзу кинематографистов. Тогда было принято решение провести программу, посвященную юбилею Дома кино. Меня пригласили в качестве ведущего. Она была основана на показе «вторых» премьер советских фильмов, со, скажем так, сложной судьбой. Это были такие фильмы, как «Отпуск в сентябре» Виталия Мельникова, «Первороссияне» Александра Иванова, «История Аси Клячиной» Андрея Кончаловского, «Друзья и годы» Виктора Соколова и другие. И вдруг оказалось, что у зрителей существует очень мощный социальный запрос на то, чтобы смотреть советское кино. Причем смотреть не дома, а коллективно – в зале, на большом экране. Ведь кино – это действительно коллективное переживание. Оно придумано для того, чтобы смотреть его совместно с кем-то. По завершении этой программы в 2019 году был взят перерыв. Уже в 2020-м мы с моим соавтором Мариной Кронидовой предложили Дому кино сделать программу ретроспектив. Первая из них называлась «Возвращение в Ленинград», включавшая в себя порядка 15 фильмов. Это были киноленты, в которых Ленинград – и место действия, и главный герой. Получилась такая прогулка по городу периода с 1920-х годов до нулевых: от фильма «Чертово колесо» Леонида Трауберга вплоть до замечательного фильма Игоря Волошина «Нирвана». Главным нашим принципом было показывать «незамыленные» фильмы, которые практически нигде больше не увидеть. Если была возможность, то мы приглашали на показы кого-либо из съемочной группы фильма. К нам приходил и великий сценарист Юрий Клепиков, и замечательный режиссер Юлий Файт, оператор Дмитрий Долинин, актриса Татьяна Пилецкая и не только. Далее в 2021 году у нас прошла программа «Страна мечтателей – страна ученых», посвященная Году науки и технологий в России. В нее вошли советские игровые фильмы об ученых. Затем мы запустили огромную программу «Союз нерушимый» к 100-летию Советского Союза, которая включала в себя по фильму от каждой республики. И вот недавно Марина Кронидова придумала программу «Конец эпохи: странное кино перестройки», которая идет сейчас. Это фильмы, снятые в период с 1989 по 1992 год. Например, «Никотин» Жени Иванова, где свои первые главные роли сыграли такие звезды, как Наташа Фиссон, Игорь Черневич. На показах было 350 зрителей – почти полный зал. К нам на показы стало приходить все больше и больше людей.

– Как вы считаете, с чем это связано?

– Наверное, такой отклик происходит потому что, грубо говоря, речь идет о фильмах, снятых вокруг 1991 года. Это время, которое рифмуется с современностью. Период до 1991 года – это счастливейшее советское поколение, которое жило в ощущении по-хорошему остановившегося времени. С одной стороны, это можно назвать застоем, но с другой стороны – люди ощущали стабильность. Казалось, что так будет всегда. С одной стороны, это раздражало и хотелось перемен, но когда эти перемены пришли, всех охватили недоумение и страх. Стоял вопрос – что же будет дальше? Казалось, что рушатся границы, страны, история. После этого за последние 30 лет также выросло поколение, которое жило в ощущении стабильности. Казалось, что все всегда будет так, как есть. И вдруг вновь история накрывает нас с головой. Мы вновь понимаем, что в этом мире все очень зыбко и хрупко. Думаю, сейчас людей внезапно накрыло некое ощущение конца эпохи. Это не плохо и не хорошо. Просто уже не будет так, как было раньше. Точно так же, как когда распался Советский Союз. Поэтому эта программа пришлась в рифму сегодняшнему времени.

– Как показала практика, людям не менее интересен и советский кинематограф?

– Это действительно так. Я давно занимаюсь изучением советского кино и очень его люблю. Как говорится, чем больше я его изучаю, тем меньше я его знаю и тем больше изумляюсь, насколько это была цветущая, сложная Вселенная. Это было богатое, действительно всесоюзное – от Литвы до Киргизии – цветущее поле. И зритель это понимает. Оказалось, что посмотреть «Знойный июль» Виктора Трегубовича приходят десятки людей. Или, например, фильм «Друзья и годы». Люди с удовольствием смотрели это великолепное трехчасовое ретро. Так мы выяснили, что запрос на советское кино – велик. Причем не только от старшего поколения, но и от молодого. Одним из самых верных зрителей нашей программы стал известный российский хип-хоп- исполнитель Рич (Ричард Семашков). Ему 31 год, а он постоянно приходит и сам, и друзей приводит.

– Легко ли получить к показу ленты таких редких фильмов?

– Этим вопросом занимается Союз кинематографистов и Дом кино. Для этого существует «Госфильмофонд», «Ленфильм», «Мосфильм». Вообще политика генерального директора «Мосфильма» Карена Георгиевича Шахназарова состоит в том, чтобы предоставлять и бесплатно показывать всю мосфильмовскую продукцию. То есть больших проблем не возникало. Есть, конечно, отдельные фильмы, снятые в «смутное» время – конец 1980-х – начало 1990-х годов. Некоторые из них вообще считались пропавшими. Например, абсолютный шедевр – режиссерский дебют Веры Глаголевой «Сломанный свет» 1990 года. Но и этот фильм нам удалось показать.

– Почему советское кино актуально и в наше время?

– Думаю, не только потому, что оно замечательное по эстетическим качествам, но и потому что люди (прежде всего – молодежь), наслушались столько всяких ужасов про советскую жизнь, что им хочется посмотреть и узнать – что же такое на самом деле была та самая советская жизнь и советская повседневность? А кино – это самый надежный свидетель времени. Даже если оно пропагандистское, даже если оно «секретарское», как говорили раньше, все равно ты видишь на экране «воздух» времени. Ты видишь, как люди смеялись, как плакали, объяснялись в любви, уходили на смерть и так далее. Существует колоссальное желание увидеть, как это было. Поэтому в первую очередь это даже не эстетический запрос, а познавательный.

– Возникала ли идея расширить формат программ? Например, сопровождать показы обсуждением и вашими комментариями как киноведа.

– Думаю, что люди скорее должны обсуждать увиденный фильм между собой, чем ждать каких-то интерпретаций от киноведов. Перед показом мы с Мариной Кронидовой говорим то, что считаем необходимым. А дальше – уже право самих зрителей интерпретировать увиденное на экране и делиться мнением друг с другом. В случае если кто-то из зрителей подойдет ко мне в индивидуальном порядке после показа и задаст вопрос – я с удовольствием дам ответ, если смогу. А выступать как какой-то гуру-интерпретатор перед залом – такой жанр мне не интересен.

– Кино – это все-таки субъективное искусство?

– Кино в большинстве своем – это не искусство. Кино – это индустрия. Это бизнес. Это политика. Это пропаганда. Это свидетельство о времени, в котором оно было снято. Это запечатленное время. И в последнюю очередь уже искусство. Бытует мнение, что существует два вида социального искусства – это кино и архитектура. Это две территории человеческой деятельности, на которых абсолютно субъективное самовыражение невозможно. Это всегда социальный, индустриальный заказ, который совпадает с темпераментом автора.

– А как же понятие «независимый кинематограф»?

– Это тоже лукавство, потому что у любого «независимого» фильма есть продюсер. И то, что мы подразумеваем под «независимым кино», – это кино, которое все равно выходит в кинозалах или онлайн-кинотеатрах. Как только мы платим деньги за просмотр фильма, мы тем самым включаем его в бизнес-оборот, где о независимости говорить уже сложно. Так как платим деньги не режиссеру, а продюсеру.

– То есть автору всегда приходится идти на компромиссы?

– Бывают случаи в виде абсолютного совпадения продюсера, режиссера и самой эпохи, в которую снимается фильм. Но исходя из индустриальной природы их деятельности все равно приходится идти на компромиссы.

– Можно ли привести пример такого совпадения – «режиссер, продюсер, эпоха»?

– Алексей Балабанов. Он работал с абсолютно совпадающим с ним по отношению к миру, психофизике и так далее продюсером Сергеем Сельяновым. В этом плане Сельянов был исключением из правил. Изначально киностудия «СТВ» создавалась им для того, чтобы свои фильмы мог снимать его друг Алексей Балабанов. Никто другой не дал бы Балабанову деньги на его фильмы. Великое счастье, что был такой дуэт. Это действительно исключение, благодаря которому мы увидели такие фильмы, как «Брат». Балабанов уникальным образом на фоне абсолютной фальши тогдашнего кино услышал «музыку» улиц, разговоров людей. Он услышал само время. Думаю, если бы Алексей Октябринович был жив и продолжал снимать, происходящее вокруг стало бы его сюжетом. Сюда также можно отнести Вадима Абдрашитова и его фильм «Время танцора».

– Из современных российских режиссеров есть те, кто, на ваш взгляд, по силе своего таланта могут рассказать о нашем времени?

– Трудно сказать. На мой взгляд, режиссерской силой обладают Александр Велединский («Живой»), Алексей Федорченко («Ангелы революции»). Сейчас появился очень интересный режиссер, у которого за год вышло два фильма – это Роман Михайлов. Он доктор физико-математических наук, мистик, эзотерик, писатель. За свой первый фильм «Сказка для старых» он получил Гран-при на кинофестивале «Дух огня» в Ханты-Мансийске. Его фильм «Снег, сестра и росомаха» тоже очень интересен.

– На ваш взгляд, возможно ли в целом вывести отечественное кино на новый уровень качества?

– Я много лет повторяю, что, чтобы что-то изменилось в отечественном кино, нужно восстановить гениальную и уникальную систему «Госкино», которую в 1938 году придумал и за три месяца «пробил» к исполнению Семен Семенович Дукельский. Он год с небольшим возглавлял советское кино, и именно он придумал «замкнутую» систему «Госкино». До этого в нашем кинематографе никто не мог понять – что такое кино. Его перебрасывали, как горячую картошку, из одной ладошки в другую. То его подчиняли Наркомату просвещения, то специальной комиссии ЦК ВКПБ, то его передавали Наркомату легкой промышленности. Но все это было не то. И только когда этот вопрос стал подведомственным Семену Семеновичу Дукельскому, он смог вывести его на новый уровень. Он определил, что кино – это кино и его нужно выделить в отдельное министерство, объединить производство и прокат. В том числе – прокат иностранного кино. Деньги, заработанные от проката, должны идти в общий карман и распределяться на производство новых фильмов. Получается та самая замкнутая система, которая работала порядка 50 лет. Сейчас этого нет, однако все говорят о необходимости единой структуры. Конечно, расцвет советского кино был связан еще и с тем, что оно было практически монополией. Во всесоюзный прокат попадало мало зарубежных фильмов. Хотя в больших городах была возможность увидеть и их. Благодаря кинотеатрам типа «Кинематограф», «Иллюзион». Также проходили недели иностранных кинематографий.

– Может быть, основная проблема состоит в том, что в какой-то момент наш рынок стал ориентироваться в первую очередь на зарубежный кинематограф?

– Это так. Все перевернулось. И я, на самом деле, обрадовался уходу Диснея и ему подобных. Последние 25 лет наши большие прокатные конторы были ориентированы на Голливуд. Расписание в кинотеатрах строилось на несколько лет вперед. Поставить наш отечественный фильм в афишу было очень сложно. Получилось так, что кино российского производства в своей родной стране было загнано в гетто. Поэтому то, что место освободилось, – это хорошо. Вопрос в том, чем его заполнить. Отечественный кинематограф, конечно, производит фильмы. Но какого они качества?

– Сложившаяся ситуация может стать отправной точкой для того, чтобы российский кинематограф вышел на новый этап развития?

– Теоретически – да. Но дело в том, что за последние почти 30 лет произошла утрата навыков и умений снимать хорошее кино. Делать так, как на Западе, все равно не получится. Не может быть русского Голливуда, как не может быть французского Голливуда или польского. Потому что Голливуд – это даже не американское кино. Это эсперанто – кино, которое с конца сороковых годов, с послевоенных лет, заточено на то, чтобы «говорить» на понятном всем языке, чтобы угодить всем и покорить мир. Желание «сделать» российский Голливуд появилось у нас примерно с конца 1970-х, даже раньше. Тот же фильм «Война и мир» Сергея Бондарчука – это разве не Голливуд? А «Освобождение» Юрия Озерова? Тогда, в 1960-е, Голливуд «помер». Почему фильм «Война и мир» получил «Оскар»? Потому что у Голливуда на тот момент не было мощностей и возможностей снимать фильм такого масштаба. А мы – могли. Тогда действовала стратегия ответа ударом на удар. То есть Голливуд сделал плохой фильм «Самый долгий день», а мы ответили «Освобождением» Юрия Озерова. Когда ресурсы государства выделялись на эти вопросы, тогда мы могли тягаться с Голливудом. Второй раунд построения советского Голливуда состоялся, условно говоря, в районе 1980 года, когда у нас решили, что надо копировать такие жанры, как фильм-катастрофа и так далее. Это картины «Экипаж» Александра Митты, «Пираты XX века» Бориса Дурова. Затем, в 90-е, даже самые смелые режиссеры не могли лелеять надежду, что в кино придут какие-либо деньги. Характерный фильм –эмблема того времени – «Восемь с половиной долларов» Григория Константинопольского. Следующий этап – это уже начало 2000-х и по настоящее время.

– Как сложившуюся ситуацию можно обернуть во благо российскому кинематографу и работе кинотеатров в том числе?

– Я считаю, что не спрос определяет предложение, а предложение определяет спрос. Практически сразу после начала СВО у нас в некоторых кинотеатрах вдруг выпустили программу отреставрированных фильмов Ингмара Бергмана, которых не было в советском прокате. И люди пошли смотреть. Это к тому, что, если показывать Бергмана, люди пойдут на его фильмы, Если показывать Александра Николаевича Сокурова, то все пойдут на его фильмы. Потому что важно не столько то, на что ты идешь в кинотеатр, а сам факт, что ты идешь в кинотеатр. То есть само коллективное действие, переживание и сопереживание. Кино для того и придумано, чтобы его смотрели в кинозалах все вместе. Нужно просто брать классику и показывать без всяких лицензий и разрешений. Что нам за это может быть еще страшнее того, что уже на нас обрушилось? Я уверен, что люди пойдут на эти фильмы. В том числе и в небольших городах.

– Вопрос в том, готовы ли будут люди, привыкшие к фильмам вселенной Марвел к тому, что им в кинотеатрах начнут показывать авторское, более серьезное кино?

– Если есть привычка ходить в кино, то пойдут. Даже если с непривычки уйдут после первых 10 минут сеанса, то потом все равно вернутся. Если в кинотеатрах начнут показывать качественные, хорошие фильмы – люди будут на них ходить. Я уверен в этом абсолютно. Во всяком случае, таким образом будут расширять свой кругозор. Кино же не сводится к одному Голливуду или Франции. Думаю, важно, чтобы также появились прокатчики, которые будут покупать, скажем, латиноамериканское кино. В Бразилии, Аргентине, Мексике – там же великолепное кино. Кроме того, это может быть индийский кинематограф, в котором много серьезных исторических драматических картин, а не только «Зита и Гита». Японский, иранский кинематограф – тоже очень интересны. И не только они. Все зависит от воображения прокатчиков. Поле возможностей на самом деле огромное. Перед нами открывается множество новых взаимовыгодных перспектив.