Впрочем, Тимур как раз профессиональный спасатель и инженер по пожарной безопасности, поэтому в «Экстремуме» ему приходится исполнять также обязанности инструктора.

– Тимур, какого числа вы оказались в Турции?

– Прилетели мы в Турцию 8 февраля, на третий день после первых толчков. Изначально собирались на неделю, но оказалось – на пять дней. Все спасательные отряды работают по международной системе ИНСАРАК, а это значит – взаимодействие и с другими спасателями, и с местными властями. От властей зависит, сможем ли мы прибыть на место трагедии и на каких участках будем работать. В отличие от «Центроспаса», у нас нет своего самолета, и мы очень обрадовались, когда Turkish Airlines предоставили нам трансфер: туда и обратно. За свой счет мы бы лететь не смогли. Одного желания мало: надо иметь еще и возможности.

– Обычным самолетом?

– Да, обычным рейсом, и наши попутчики в основном использовали этот рейс, чтобы попасть из Стамбула в Европу или отдохнуть в Турции, несмотря ни на что. У нас легкая техника, поэтому грузовой самолет нам не нужен. Всего полетели 33 человека и три собаки. Они оказали самую большую помощь.

– Какую вы использовали технику?

– Спасательные отряды делятся на три категории: «лайт», «медиум» и «хард». Наша техника разряда «лайт», она поисковая. Поэтому мы и уехали на пятый день, когда поняли, что живых людей под завалами не осталось, а наше дело – именно поиск живых, а не ликвидация обломков. Да и собаки не чувствуют мертвых. У нас были бензорезы, три гидравлические станции, ломы и лопаты. Гидравлическая и пневмостанции работают как домкраты: под обломок кладут нечто вроде подушки, она надувается, обломок приподнимается. Мы работали в городе Адыяман, хотя сначала думали, что нас пошлют в Адану.

– Как к вам относились местные жители и чиновники?

– Очень положительно. Мы были укомплектованы так, чтобы ни от кого не зависеть: были свои палатки, спальники, еда. И все равно местные жители постоянно пытались чем-то накормить. Коллеги-спасатели тоже оценили. Работа часто строилась по такому принципу: сначала мы – на разведке, потом пакистанцы или филиппинцы со своей техникой. В основном работали краны и экскаваторы, но ручной труд тоже был востребован.

– И сколько домов вы обследовали?

– На разведке – не знаю, очень много. А участвовать непосредственно в разборах пришлось в трех местах. Первый – частный дом пятиэтажный: по одной семье на этаже. Нам пришлось разобрать его до основания. В итоге живых не нашли, только тела. Второй – дом поменьше, внизу было какое-то коммерческое заведение, наверху – жилье. Там мы проделали дыру: тоже испытанный метод, чтобы начать поиск. И после нас пришли филиппинцы, которые через эту дыру вытащили живого человека. И третий дом – один из девятиэтажных корпусов гостиницы. Лично я откопал два тела, товарищи из отряда – еще восемь. Живых не нашли, если не считать того случая, когда помогли филиппинцам. И еще нескольких потенциально живых обнаружила наша кинологическая служба, но здесь я не знаю, какой результат был у тех, кто пришел после нас.

– Что лучше работает: собаки или техника?

– Смотря какая техника. Тепловизор, например, не помогает, потому что он не видит сквозь предметы, даже через бумажный лист не увидит. Гибкие видеокамеры, которые пролезают в недоступные углы, помогают хорошо. Лучше всего работает прибор «Сонар», который на расстоянии 15 метров сквозь все завалы слышит сердцебиение мыши. «Сонар» был у турецких военных и у пакистанских спасателей. А у нас не было.

– В 1988 году мир многому научился, увидев картины армянского землетрясения. Почему же так получилось, что в соседней Турции по-прежнему строят дома так, что они не смогли выстоять?

– Во-первых, 9 баллов по 12-балльной шкале – это очень много, а во-вторых, новые дома там выглядели устойчивее старых. Возможно, те здания, которые были разрушены до основания, строились еще до 1988 года, то есть до того времени, когда появились новые государственные стандарты.

– В Турции на этой неделе были новые афтершоки. Вы поедете туда опять?

– Поедем, если позовут.