Недавно на Английском проспекте появился новый памятник – Александру Блоку. Отзывы экспертов о работе скульп­­тора Евгения Ротанова в большинстве случаев положительные, а вот горожане не все поняли авторский замысел

О вкусах не спорят, но порассуждать о таком важном событии, как установка первого памятника крупному поэту, чья фигура осенила трагический слом в истории нашей страны и нашего города, более чем уместно.

Евгений Ротанов и архитектор Иван Кожин буквально воткнули или вонзили, а не просто поставили памятник перед оживленным перекрестком. Превращенная в музей квартира Блока, где он прожил свои последние дни, осталась за плечами четырехметрового монумента. Если подходить к этому месту по Английскому проспекту со стороны канала Грибоедова, то внезапно выглядывающая из‑за угла наклонная статуя действительно может испугать. Четыре метра практически без постамента вырастают будто из самой земли. Не человек, а нависающая тень. Вот-вот бронзовый гигант раздавит… Но подойдите ближе – и тяжелое впечатление исчезнет. Перед вами печальный господин в пальто, чье неотмирное лицо устремлено куда‑то поверх городской суеты. Фигура скорее готова оторваться от земли, чем упасть. Кажется, что она еле касается тротуара и вот-вот воспарит. Конечно, тень, а не ангел. Но Блок отнюдь не падает.

Между тем сегодня немалое количество памятников поэтам варварски сносят в прямом смысле, придуман даже специальный термин «пушкинопад», без перевода воспроизводимый на страницах журнала The New Yorker: pushkinopad. То есть падающие статуи поэтов – явление глобально продвигаемое. Поэтому воздвижение Блока в Петербурге – событие знаковое, и знак здесь противоположный. Призрачность образа не должна смущать, такова традиция нашего города. Поэты не уходят совсем. Вот и невидимый Блок, когда потребовалось, проявился благодаря скульптору Ротанову.

Кстати, еще один недоступный взгляду объект находится совсем рядом, даже служит фоном для памятника. Это созданный архитектором Бернардацци «Дом-сказка». Сейчас его остатки скрыты за сдержанным фасадом сталинского строения с много­угольной башней. А до Великой Отечественной в одном из лучших образцов неорусского стиля располагался доходный дом П. И. Кольцова, где жила, в частности, балерина Анна Павлова. Мимо этого терема-пряника, конечно, не раз бродил Блок. И кто знает… быть может, порой улыбался жизнерадостности его архитектуры. Полюбопытствуйте, дворовый фасад кое‑что сохранил, сталинская декорация водружена над старыми стенами и поверх них.

Направляясь в Дом литераторов, чтобы прочитать речь о назначении поэта на мероприятии в честь 84‑й годовщины смерти Пушкина 11 февраля 1921 года, Блок не обернулся на дом-сказку, этот образ ушедшей России. Вряд ли замечал он и развешенные всюду агитки того государства, что пришло ей на смену. Блок был сосредоточен, поскольку в ходе выступления собирался выдвинуть как можно более емкое и точное определение поэта. И оно прозвучало: «сын гармонии». Гармония же – это «порядок мировой жизни» – в противоположность хаосу. Опираясь на слова Пушкина, Блок утверждал, что «для освобождения гармонии поэту нужны покой и воля».

«Но покой и волю тоже отнимают, – продолжил он, – не внешний покой, а творческий. Не ребяческую волю, не свободу либеральничать, а творческую – тайную – свободу. И поэт умирает, потому что дышать ему уже нечем; жизнь потеряла смысл». Блок говорил о Пушкине. Блок умер в тот же год, 7 августа.

И вот тень его снова явилась на изменившихся петроградских улицах. Будто чтобы напомнить «три веселые истины», увенчавшие ту его речь: «Никаких особенных искусств не имеется; не следует давать имя искусства тому, что называется не так; для того, чтобы создавать произведения искусства, надо уметь это делать». Так вот, памятник Блоку – очевидное искусство, поскольку автор «умеет это делать». Можно ли уронить памятник? Да. Уронить же искусство не дано никому. Памятник сей нерукотворен.