267 лет назад, 27 января 1756 года, случилось событие мирового масштаба, повлиявшее на миллионы людей. В Зальцбурге родился композитор Вольфганг Амадей Моцарт – маленький, тщедушный человечек, которому суждено было оказываться под угрозой смерти при малейшем заболевании.

Тем не менее за 35 лет своей так себе счастливой жизни он успел снабдить человечество полным набором лекарств от психических, а то и физических расстройств. И оно им пользуется вот уже 267 лет.

В конце прошлого года Мариинский театр вернул на сцену освеженную версию самой светлой и трогательной оперы во всем мировом искусстве – «Волшебную флейту», своеобразный «Аватар» XVIII века. Написанный за два месяца до смерти Моцарта, когда у него уже было приглашение на гастроли в Россию. Он не успел. Не успел получить царские во всех смыслах гонорары, чтобы «перезагрузить» карьеру. «Что толку, если Моцарт будет жив и новой высоты еще достигнет?» Пушкин «своего» признал. Представьте себе, если бы они подружились…

Это произведение, написанное для друзей и более чем народного театра, дает режиссерам невероятный карт-бланш – «Флейту» можно ставить в каком угодно стиле, не стесняясь в средствах и задумках, не боясь, что сам Моцарт, в котором не было ни капли снобизма, скорчит презрительную мину. Более того, во время просмотра спектакля в Мариинском я даже пожалел, что Вольфи не видит этого сейчас – его, так и не повзрослевшего ребенка, не могла бы не восхитить режиссерская работа Петра Окунева и Глеба Фильштинского с завораживающими мультимедийными эффектами. Как и идея Екатерины Малой оставить на сцене трех отроков на протяжении всего спектакля, а не только когда «положено». В «Волшебной флейте» свое найдут и взрослые, и дети. Даже совсем маленькие, если потратить некоторое время на подготовку.

К певцам и музыкантам композитор всегда более требователен. При этом Ольга Пудова в партии Царицы Ночи, Виолетта Лукьяненко как Памина и Борис Степанов – Тамино – это более чем достойно, если говорить о выращивании собственных оперных кадров в непростое время. Но «Флейта» идет иногда и по два, и по три раза в день, нужен широкий состав. Несмотря на объективные трудности исполнения на языке оригинала (и так достигнут идеальный, на мой взгляд, компромисс, когда арии исполняются на немецком, а речитативы идут на русском), все же хотелось бы, чтобы все без исключения солисты понимали, о чем поют.

Снова сошлемся на непростое время, заметив, что любая новая постановка, пусть даже основанная на старой (художник по костюмам Мартин Рупрехт умер, но дело, оказалось, живет), – событие, жизненный катализатор. Но если хоть немного придираться, именно поэтому слегка не хватило сценической динамики. Прозвучала ария, декорации сменились, вышли другие, пауза, темп медленнее, чем ждешь…

Возможно, дело лишь в моей проблеме незаконченного (да и толком не начатого) музыкального образования. Но «Волшебная флейта» – это бесконечная динамика, несмотря присутствие гимновых мотивов и на то, что утрированные образы «пролетария» Папагено, жалкого слизняка Моностатоса и, конечно же, Царицы Ночи переплетены с глубокими философскими диалогами. Возможно, поэтому при прослушивании новой версии Мариинского при всех визуальных эффектах слегка не хватило искристости, видимой попытки гейзера пробить земную кору.

Лучше всего суть оперы объясняет концовка великого фильма Милоша Формана «Амадей». В ней – истинная дуэль добра со злом, в которой, к сожалению, побеждает последнее. Если бы «отравитель» Сальери впустил друзей Вольфганга к нему в дом после премьеры «Волшебной флейты»; если бы передал ему их деньги как кассовый сбор с представления, в которое никто не верил, а не под видом гонорара за реквием, навязанный «черным человеком», – как знать, как сработала бы, как сейчас говорят, психосоматика композитора. Он бы остался жив? Ведь «Волшебная флейта» – это в первую очередь про жизнь. Там не умирает никто. Кроме дракона в самом начале. Так, наверное, и должно быть.