Я начал играть в футбол в послевоенные годы. Жил на Красной улице, сейчас это Галерная. Мы гоняли мяч в Александровском саду рядом с Медным всадником, Адмиралтейством, Исаакиевским собором. Играли босиком, кирзовыми мячами, которые быстро рвались. Денег купить новый мяч у нас, конечно, не было. Поэтому было счастьем дождаться, пока у девчонок, что рядом играли в волейбол, подальше улетит мяч, – мы его не отдавали, а я как самый быстрый убегал с ним подальше.

Про Боброва я услышал впервые по радио из репортажей Вадима Синявского. Помню, как он рассказывал о матчах московского «Динамо» в Англии, за которое играл Бобров, хотя и был армейцем.

Англичане тогда просто очумели от наших футболистов. Они-то ведь думали, что к ним приедут в лаптях, а оказалось, что в России умеют играть, да еще как!

Конечно, Бобров был наш кумиром. Я очень хотел быть похожим на него, я же играл, как и он, нападающим. На футбол в первые годы после войны было трудно попасть. Играли на стадионе «Динамо», билетов было не достать, к тому же у нас, мальчишек, и денег не было. Как-то раз мы без билетов ухитрились пролезть на трибуну, и я видел, как играл Бобров, какие голы он забивал.

В 1952 году сборная СССР по футболу готовилась к Олимпиаде, которая проходила в Хельсинки, и тренировалась в Ленинграде на «Динамо». Я в тот день подавал Боброву мячи, а он отрабатывал удары по воротам, которые защищал Леонид Иванов из «Зенита». Бобров вел себя очень доступно, просто, никакого зазнайства. Он знал, как вести себя с нами, юными футболистами, – мог дать легкий подзатыльник, мог потрепать по голове, пошутить, подбодрить. Очень простой был в общении, хотя был самым знаменитым в то время футболистом.

Если сравнивать Всеволода Боброва с другими великими игроками, то мне трудно кого-то поставить с ним рядом. Про хоккей не скажу, я его не очень хорошо знаю, а в футболе, наверное, только Эдик, Эдуард Стрельцов, был таким же большим талантом. А больше назвать некого.

Думаю, что Боброва можно считать нашим, ленинградским-петербургским, спортсменом. Он же из Сестрорецка, значит, наш, чей же еще?