– Елена Николаевна, вы 16 лет прожили с Всеволодом Михайловичем.

– Да, с 1963 года.

– Он часто рассказывал вам про Сестрорецк?

– Конечно. Из Ленинграда к нам приезжали гости. То, что сейчас делают в Питере и Сестрорецке для его памяти, никто не превзойдёт. Как говорил Сева, никто не переплюнет. Хочу сказать про турнир, посвящённый его памяти. Я всегда, когда дают мне слово, благодарю родителей, что приводят детей в футбол. Это ж вид спорта номер один.

– Футбол? Не хоккей?

– Конечно, футбол. Во всём мире футбол номер один.

– И в России?

– В России тем более.

– Помогите нам разобраться. Всё-таки Бобров в первую очередь футболист или хоккеист? С вами он больше обсуждал футбол или хоккей?

– Знаете, он, когда собиралась компания, любил говорить, чтоб меня не слушали, что его жена не любит футбол, а любит хоккей. Сам Сева говорил, что футбол гораздо сложнее, чем хоккей. В хоккее многое решает скорость, всё очень быстро происходит. А в футболе надо больше думать, кому передачу сделать.

– Приезжали ли вы вместе с ним в Ленинград, в Сестрорецк?

– Нет, вместе мы не приезжали сюда. Только сейчас я стала приезжать. На открытие памятника, на турниры, на открытие катка, который назвали в его честь. Памятник открывали, когда Александр Дмитриевич Беглов был главой Курортного района.

– Рассказывал Всеволод Михайлович о своём детстве в Сестрорецке?

– Вспоминал, что они жили бедно. Хотя его отец работал начальником отдела ОТК на заводе имени Воскова, главном предприятии Сестрорецка. Думаю, что это бедность тогда не бросалась в глаза, тогда все много работали и жили скромно. Мама Севы поощряла его занятия спортом, что он ходит зимой на каток, играет в хоккей с мячом. Она специально пекла такие маленькие булочки и говорила ребятам, что кто из них больше голов забьёт, тот больше этих булочек получит. Но Сева играл лучше всех, забивал больше всех и голодным не оставался.

– Что он с детства был лучшим, не мешало ему оставаться простым парнем в общении с друзьями?

– Конечно, он не зазнавался. Тогда люди вообще были скромнее. Не было звёзд, никто не позволял себе, как сейчас это сделал один молодой футболист, не хочу называть его фамилию, спорить с судьёй. Не было таких денег, как сейчас, никого не продавали за огромные суммы, не было футбольных агентов. Ничего этого не было.

– Правда ли, что Всеволод Михайлович очень сильно любил фасолевый суп?

– Любил, а еще любил борщ и котлеты, хотел, чтобы они всегда были дома в холодильнике. У нас всегда бывало много людей, гости могли прийти даже ночью, как это делал его друг Женя Бабич, с которым он играл в одной тройке. Поэтому Сева хотел, чтобы всегда можно было быстро разогреть и поесть с гостями.

– Верно ли, что его страстью были грядки на даче?

– Грядки и птицы. Сева мог подражать многим птицам, например, он имитировал пение щегла. У нас были и щегол, и кенары. Знаете, был такой футболист, капитан сборной СССР и ЦСКА Альберт Шестернев, он ещё был женат на Татьяне Жук, известной фигуристке. И Алик Шестернев нам однажды привёз кенара в подарок из Вьетнама. А перед этим у нас кенар улетел. И мы этого вьетнамского кенара назвали Хо Ши Мин, и звали его Хоша, Хоша... Сева его очень любил. Ещё у нас рыбки аквариумные были. Не было ни собак, ни кошек.

– Собак не было потому, что не было времени с ними гулять?

– Не знаю. Пока жили вместе, не было собак. Были птички, рыбки. А ещё Сева был страстный голубятник. Да, когда он умер, то в кармане его тренировочного костюма лежало удостоверение, а в него была вложена фотография голубя, которого он собирался купить. Я до сих пор храню эту фотографию. Заядлым голубятником был и Константин Иванович Бесков, но Сева был ещё больший любитель голубей. Голубей мы держали у его брата, который жил в Подмосковье, в Косино. Корм мешками туда возили. Но как-то Сева заметил, что голубей не хватает, то одного нет, то другого. Оказалось, что брат их откармливал и ел.

– Это тот брат, который тоже в юности подавал большие надежды в спорте?

– Да, но он на фронте получил тяжёлое ранение и после войны уже не играл в футбол и хоккей с мячом. Сева тоже мог попасть на фронт, но его в последний момент оставили в тылу. Насколько я знаю, этому способствовал Василий Иосифович Сталин, которому рассказали, что Сева – очень талантливый футболист.

– Расскажите об отношениях Всеволода Михайловича и Василия Сталина. Правда ли, что они были такими друзьями, как показывают в художественных фильмах?

– Сева очень уважал его, а тот его ценил и всегда во всём поддерживал. Я не помню, чтобы Сева называл его просто по имени, всегда Василий Иосифович.

– Василий Сталин сделал команду ВВС сильнейшей в стране?

– Конечно, ни у одной команды не было такого могущественного покровителя. У московского «Динамо» покровителем был Берия. Но всё же Василий Иосифович был более влиятельным. Вообще тогда армейский клуб мог просто призвать на службу любого игрока в СССР. Когда Сева был тренером футбольного ЦСКА, ему понравился нападающий Берадор Абдураимов из «Пахтакора». Его призвали в армию. Первым секретарем в Узбекистане был Рашидов, он возмутился тем, что из Ташкента в ЦСКА забирают лучшего игрока. А ещё из «Пахтакора» в ЦСКА перешёл вратарь Юрий Пшеничников. Я тогда разговаривала с его женой, рассказала ей, как они хорошо будут жить в Москве. И Рашидов возмущался, что жена Боброва участвует в переманивании футболистов. Сева в ЦСКА новую команду собрал, человек семь-восемь пригласил. Они стали чемпионами СССР в 1970 году, уже после того, как Сева перестал команду тренировать. Многие игроки уже ушли из жизни, но те, кто жив, когда встречаются со мной, тепло вспоминают Севу. Его любили во всех его командах и футболисты, и хоккеисты. И эта любовь переходит ко мне, я рада общаться и со спартаковцами, и с цэсковцами. Всем им желаю здоровья, долгих лет жизни.

– Ещё один эпизод из жизни Всеволода Михайловича, который стал легендой, – катастрофа самолёта, в которой погибла команда ВВС в 1950 году. Он рассказывал, как получилось, что он опоздал на этот самолёт?

– Насколько я знаю, он проспал. Он часто вспоминал об этой катастрофе, переживал за ребят. Тогда погибли талантливые хоккеисты, среди них родной брат Анатолия Тарасова, Юра, который как игрок был очень перспективным.

– От этого вопроса не уйти, тем более что вы уже несколько раз назвали эту фамилию – какие отношения были у Боброва с Анатолием Тарасовым?

– Их вражда – это легенда. Как не раз говорил мне Сева, у него нет врагов, есть только завистники. Я с ним согласна.

– Есть несколько кинематографических образов Всеволода Боброва, какой из них вам кажется наиболее близким, похожим?

– Мне безумно нравится сейчас фильм «Одиннадцать молчаливых мужчин» о матчах московского «Динамо» в 1945 году в Англии. Очень хорошие съёмки стадионов, актёры отлично играют. Сева же стал тогда лучшим, хотя в «Динамо» его взяли как запасного. Правда, Бесков спорил со мной, что он был лучшим, но возьмите статистику – Бесков забил в тех матчах пять мячей, а Сева – шесть. Понятно, кто из них лучший.

– В Сестрорецке проходит турнир памяти Всеволода Боброва, здесь ему установлен памятник, есть улица Боброва, хоккейный каток его имени. Есть что-то, чего не хватает?

– Всё есть. Ничего больше не надо. Важно, что его помнят. Был такой футболист Валентин Бубукин, он любил у человека спросить, помнит ли он десять первых космонавтов. Наше поколение могло назвать их без запинки. Первые – всегда первые. Тем более что мы были с ними знакомы, дружили с Быковским, с Борисом Егоровым. Сева был с Гагариным знаком.

– Бобров дружил с Гагариным?

– Не скажу, что они были друзьями, но общались. Есть совместные фотографии. Однажды мы семьями вместе отдыхали на курорте в Гурзуфе.

– Бобров же был популярен почти как Гагарин. Как это выражалось, его узнавали на улицах?

– Конечно узнавали. Дом, где он жил, называли не «генеральским», а «бобровским».

– Сейчас я представляю себе, какой ажиотаж был бы вокруг спортсмена номер один в футболе и хоккее. Репортёры преследовали бы круглые сутки. Тогда же такого не было?

– Это же был прошлый век! Мы и представить себе не могли, что можно так звездить, как это сейчас делают молодые спортсмены. Сева был скромным. Если его узнавали на улице, просили автограф, то он давал. Он был очень щедрый. Вспоминаю матч ветеранов сборных Москвы и Ленинграда по футболу в 1968 году. Играли в Москве на «Динамо», полный собрался стадион. У Ленинграда в воротах играл Лёша, Леонид Иванов. Знаменитый вратарь, который потом стал знаменитым таксистом. У него с Севой было соперничество. Иванов ему говорил, что тот его не поймает. Сева долго не мог поймать, только минуты за три до конца матча забил, когда Лёша ошибся. Для Леонида Иванова это была трагедия. После матча ветераны пошли в кафе, Сева был знаком с его директором и сказал тому, что весь банкет за его счёт. Я этот матч не могу забыть, это незабываемо.

– Щедрость Боброва распространялась на всех вокруг или дозированно только на близких людей?

– На всех. Каждый знакомый мог подойти, и если ему было надо, попросить в долг. В нашем доме мы вообще денег не считали. Я и сейчас деньги не считаю, уже наступила старость, ничего не надо, всё есть. У нас не было дворца, есть нормальная трёхкомнатная квартира, нет коттеджа, есть обычная дача. Этого предостаточно. Я помню, что тогда в футболе за победу платили премию 80 рублей, а за ничью 40. И мы договорились с Севой, что деньги за победы его, а за ничьи – мои. А тот сезон ЦСКА прошёл на одних ничьих, так что я купила себе только какие-то безделушки. А Сева всё вкладывал в строительство дачи.

– За то время, что вы наблюдаете за спортом, был ли кто-то такой же великий, как Всеволод Бобров?

– Не люблю говорить о величии. Скажем, есть у нас шесть трехкратных олимпийских чемпионов по хоккею – Рагулин, Третьяк, Кузькин, Фирсов, Давыдов, Хомутов. Они великие? Часто ли их вспоминают? Сейчас лучшим считают Овечкина, хотя он не олимпийский чемпион.

– Но Всеволод Михайлович был великим и в хоккее, и в футболе.

– А кто это ценит? Это же было в прошлом веке. И помнят об этом только в Сестрорецке и Питере.

– Как вы считаете, можно ли Боброва называть ленинградцем?

– Конечно! Он же вырос в Сестрорецке, стал здесь мужчиной, научился играть в футбол и хоккей. В Москву он попал уже сложившимся спортсменом. Как человек, как личность он сформировался здесь, в Сестроерцке, в Ленинграде.

– Расскажите о детях и внуках Боброва. Они не связали свою жизнь со спортом?

– Не сложилось. Сева говорил, что не надо заставлять детей заниматься хоккеем, они должны сами прийти в спорт. Внуки занимались хоккеем, а старший внук Боброва, он же ещё внук знаменитого хоккеиста Вениамина Александрова, помните такая тройка была – Локтев – Альметов – Александров? Занимались, но не заиграли.

– Вас можно назвать болельщицей?

– От результатов команд, которые тренировал Сева, зависела наша жизнь, в том числе финансово. Поэтому я следила за их игрой.

– А сейчас за кого болеете?

– В хоккее – за ЦСКА. В футболе не болею за ЦСКА потому, что не сложились у меня отношения с Евгением Гинером, который был владельцем клуба. Мне не понравилось, когда он после того, как прошли 24 турнира памяти Боброва,  вдруг не нашёл средств на 25-й турнир. Ещё не нравится, что новый стадион ЦСКА был построен на месте старого, который был имени Григория Федотова, а сейчас имя Григория Федотова нигде не упоминается на этом стадионе.

– Правда ли, что у вас дома есть копия памятника Всеволоду Боброву, который установлен в Сестрорецке? Вспомните, как открывали его в 2002 году?

– У меня есть статуэтка, маленькая копия этого памятника. Такой же памятник установлен в Моршанске, на Тамбовщине, в городе, где Сева родился. Открытие в Сестрорецке помню отлично, тогда пригласили всю команду ветеранов по хоккею «Звезды России», я много с ней ездила, команда выиграла много турниров, мы даже в ЮАР приезжали. Тогда на открытие приезжала и моя подруга, Валентина Тимофеевна, вдова Льва Ивановича Яшина. Памятник мне нравится, ещё раз скажу: «Спасибо Сестрорецку!»