– Так ли уж нужна сегодня опека художникам в декоративно-прикладной сфере? Принято же считать, что талант всегда пробьет себе дорогу.

– А вы имеете представление о размерах убыли среди таких художников? Под этим в первую очередь я подразумеваю отток этих людей, каждый из которых незаменим, за рубеж. Вот они и пробивают там себе дорогу, иногда работая на известные иностранные бренды, «забыв» о своих фамилиях. А еще у нас в стране сейчас полно иностранных, так скажем, амбассадоров, которые чуть ли не оптом скупают работы талантливых выпускников художественных училищ, стимулируя их тем самым смотреть опять же за границу.

– И что в итоге?

– В итоге у нас ситуация с развитием декоративно-прикладного искусства аховая. Например, до середины 1990-х годов в стране существовало порядка 70 центров кружевоплетения. На сегодняшний день в лучшем случае осталось только три. А что творится с филигранью? Было около 150 тысяч предприятий, работавших в этом направлении, теперь их меньше 5 тысяч. Более того, некоторые направления декоративно-прикладного искусства вообще почти исчезли, такие как, например, резьба по дереву и работа по коже.

– Но сувенирные магазины на недостаток этого добра не жалуются.

– Понимаете, искусство является таковым только тогда, когда оно находится в развитии. Огромная масса предметов декоративно-прикладной сферы сегодня представляет собой либо копии уже чего-то известного, либо работы в стиле «по мотивам». Движения-то нет! Главная беда наша в том, что начиная с тех же 1990-х в этой сфере практически перестала существовать система передачи знаний от учителя к ученикам. Ниточка почти оборвалась.

– В чем же ценность декоративно-прикладного искусства?

– А в том, что это – предметы нашего бытования. Они окружают нас с момента, как мы впервые открываем глаза. Мы запоминаем, пусть и бессознательно, в каком платье была мама, что у нее было в ушках, какую погремушку мы держали в руках. И это – самоидентификация. Более того – самоидентификация нации. То есть это базовый параметр нашего народа. Причем лично для меня слово «русский» обозначает даже не национальность, а мировосприятие. А главное в этом – любовь ко всему.

А сейчас нас пытаются с помощью всякого ширпотреба – взять те же вездесущие одинаковые кружки с сердечками – лишить индивидуальности. Тем временем в Пекине уже появился огромный музей русского декоративно-прикладного искусства, в том числе и современного, и он имеет филиалы во всех провинциях!

– И вы решили изменить ситуацию?

– Если процесс нельзя сразу остановить, то его на первых порах нужно хотя бы возглавить.

Почему именно я? Если честно, меня попросили взяться за этот сизифов труд мои близкие знакомые, которые очень переживают за Россию.

– И вы не отказались?

– Может быть, я всю жизнь готовилась к этому проекту.

Я, можно сказать, тридцать лет провела в строгом постельном режиме. И тем не менее успела создать тысячи коллекций одежды – начинала еще как художник-модельер в Ленинградском доме моделей – и ювелирных украшений. Без ложной скромности скажу, что сегодня мои модный и ювелирный дома хорошо знают и за рубежом.

При этом я смогла получить четыре образования: экономическое, политическое, дизайнерское и конструкторское. Постоянно читаю всевозможные справочники – например, по работе с металлами или по оборудованию. Но гордыней не страдаю: если чего-то не знаю, то знаю, куда пойти и кого спросить. Главное мое правило такое: если не будешь жить сейчас, то у тебя не будет и завтра.

– Давайте тогда о сегодняшнем и завтрашнем дне проекта «Современное наследие России» поговорим.

– Он очень значим для культурного пространства и нашего города, и всей страны. Главная его цель – создать в России инфраструктуру, благодаря которой художники в декоративно-прикладной сфере могли бы реализовываться в творчестве.

– Что вы имеете в виду?

– Например, в Америке существует гильдия огранщиков. В обычной жизни эти мастера работают таксистами, слесарями, официантами. Но при этом они являются суперпрофи в огранке. И сдают свои работы в определенные, так скажем, хабы, для продажи, откуда они могут попадать даже в частные коллекции или в музеи.

Вот и нам необходимо наладить такую инфраструктуру. А заодно организовать широкую сеть выставок мастеров по всей стране в значимых музеях. Поэтому первый этап нашего проекта – это конкурс, который проводится раз в два года. Нужно выяснить, кто из художников лучший.

– А судьи кто?

– Это самый главный вопрос. Мы решили привлечь экспертов самого высшего уровня и отправились в наши ведущие музеи.

Первыми, кто нас поддержал, были директор музея-заповедника «Павловск» Вера Дементьева и заместитель генерального директора Эрмитажа, государственный герольдмейстер Российской Федерации Георгий Вилинбахов. Не встретили мы отказа и у Гохрана России. Затем подтянулись и другие музейщики.

Всего же в жюри первого конкурса «Современное наследие России», который состоялся в 2019 году, были специалисты из 17 музеев, в том числе зарубежных. Скажем, из музея искусств университета Цинхуа. Он для Китая как наш Эрмитаж и Русский музей, вместе взятые. Там, к примеру, хранятся сокровища Запретного города.

– Какие области декоративно-прикладного искусства охватывает конкурс?

– Все, какие только возможно. Я даже затрудняюсь назвать их число. Но на сайте «Современного наследия России» есть вся информация. В том числе и об участниках и их работах прошлого конкурса.

– Что получают художники-победители?

– Трехлетний выставочный тур по всей России. И по возможности – за рубежом. Например, после первого конкурса было предложение от 17 музеев в Китае провести и персональные, и смешанные выставки наших победителей. Так бы все и было, но помешал коронавирус.

В этом году стараемся наверстывать упущенное и активно показываем работы наших победителей. Уже были выставки в Петербурге и в других регионах страны.