– Наше интервью выйдет в День учителя, поэтому не могу не спросить: как все-таки сложилось, что вы стали учителем?

– Наверное, как и у большинства людей, это было стечение обстоятельств. Я оканчивала бакалавриат филологического факультета СПбГУ, когда мне позвонили из моей родной школы и спросили, не хочу ли я попробовать поработать учителем. Я подумала: почему бы нет? Так все и закрутилось. В первый раз заходить в класс было страшно – и это нормально: разница в возрасте между мной и моими учениками была совсем небольшой. С первым моим выпуском гимназии № 148 имени Сервантеса были вместе до 11-го класса, в 7-м классе я взяла у них классное руководство. Мы очень близко общались.

– Какие подводные камни, на ваш взгляд, сопровождают молодого педагога, когда он только приходит в школу?

– Мне кажется, не надо придумывать себе определенный образ учителя. Залог успеха только один – оставаться собой и быть абсолютно искренним с детьми. Все стереотипы, которые складываются за школьные годы, – ничего из этого на самом деле не работает. Конечно, страшно быть собой. Но когда ты входишь в класс, становится легче и безопаснее, ведь там тебя ждут дети. Классный руководитель – это история про то, что у тебя должно быть время на общение с детьми, ведь им всегда хочется разговаривать.

– Ребята часто к вам приходят с личными проблемами или вопросами?

– В школе все работает, как в обычном мире. Если доверяешь человеку и он для тебя значимый авторитет, то к тебе приходят и разговаривают. А если нет – пойдут к другому учителю, подруге, маме. Это классно, когда ребенок приходит к тебе. Это очень трогательно, когда ребенок рассказывает тебе что-то, связанное с личными переживаниями. Это всегда трепетно, нежно, и к этому надо очень бережно относиться.

– Сегодняшние ваши ученики – какие они?

– Это прекрасные и очень честные люди. Это поколение, которое понимает про прямую коммуникацию, как делиться своими эмоциями с другими, они умеют их транслировать, осознанно реагируют на несправедливость и могут делать выводы из того, что происходит вокруг них. Они на порядок умнее нас в их возрасте. Они намного смелее, откровеннее и честнее. А еще эти дети выросли на других книгах, ведь современная детская и подростковая литература – о том, что нужно разговаривать друг с другом и обсуждать проблемы. Эти дети практически не выясняют отношения посредством насилия, считывают настроение друг друга и манипуляцию. Мне кажется, нам пришлось учиться этим вещам уже во взрослом возрасте. С одной стороны, это страшно, что они незащищенные. А с другой – абсолютная надежда на здоровое общество.

– Это читающее поколение?

– Думаю, да. Понимаете, всегда будут люди, которым тяжело читать Толстого и «Дон Кихота». Но дело в другом: я как учитель могу прийти с этой книжкой и показать, что мне в ней нравится, сделать интересно или неинтересно для ребят. С третьей частью класса это, может, сработает, остальные дети не отреагируют, но с ними сработает что-то другое. Они прекрасно понимают, что не каждая книга должна быть интересна. Они читают литературу, о которой я порой не знаю. Советуют мне все, что касается современной зарубежной литературы, например Мари-Од Мюрай, новую «самокатовскую» литературу. В четверти мы всегда проводим урок, на котором я им что-то рекомендую и ребята советуют друг другу. Наверное, коллеги меня не поддержат, но литература в школе – это в чем-то рекламная вещь. Либо ребенок выходит с урока с мыслью: я ее не прочитал, но запомнил – и это классно, либо: бегу в библиотеку. А если еще получится научить ребят анализировать текст и делать филологический анализ – класс. Кому-то понравится сразу, а есть те, кто придет к этому чуть позже.

– Как ваши ребята узнали, что вы донор костного мозга?

– Это было уже давно. Часть ребят, которых я сейчас учу, наверное, и не знает. Все было очень просто. Сдала костный мозг, они меня спросили, почему меня не было в школе. На следующий день мы поехали на экскурсию в Москву. Мы ехали в поезде и болтали.

Когда мне было 17 и я окончила школу, так получилось, что в моей жизни появилась AdVita. Это были первые годы существования фонда, компания была еще маленькой, мы много волонтерили, ходили на разные акции, ездили в больницы. В какой-то момент мы с Машей Славянской, которая тогда была директором по развитию фонда, были в Горбачевке и Маша говорит: «Пойдем протипируемся». Это не было каким-то особенным событием. Именно поэтому история про геройство для меня совершенно нелогична, потому что я верю в то, что это должно быть нормой. Есть возможность – вперед, нет – ты можешь сделать что-то другое.

– Вы сильно удивились, когда это совпадение произошло?

– Я обрадовалась, потому что нас тогда было довольно мало в России. Это был 2018 год, март. И Лена Грачева, директор AdVita, весело замечала, что немудрено, что именно волонтер AdVita стал донором. «Не удивительно, что с твоим характером это произошло», – сказала она мне потом.

Помню, на меня тогда навалилась масса проблем, и еще надо было ехать в Москву с детьми. У меня внутренне не было вопросов: идти или не идти – все было понятно с самого начала, поддержала мама. В школе не поняли, директор рыдала. Тогда еще об этом мало кто знал. Конечно, были байки про то, что мне вскроют головной и спинной мозг. Родители детей меня поддержали – встречали на вокзале со словами: «Анна Витальевна, вы молодец, мы вами гордимся». Я сказала: «Вперед, теперь ваша очередь». Столько людей в этом мире, которые делают разные дела. Просто у нас в стране есть привычка из всего делать культ. Помог человеку – ты герой, вот тебе медаль. В моем понимании это просто человеческое отношение: можешь помочь – помоги, не можешь – значит, не можешь.

– Когда вы задумались о том, кто ваш генетический близнец?

– Это печальная история, о которой, наверное, надо рассказать. Девушка, которой делали мою пересадку, умерла в середине лета – у нее началась реакция «трансплантат против хозяина». Для меня это было очень тяжело, теперь понимаю, почему эта тайна держится так долго – для безопасности реципиента и донора. Это неправильно, ты не должен узнать раньше времени.

Это сложная история, но, наверное, самый главный посыл, который я хотела бы донести до людей: вне зависимости от того, какой будет исход трансплантации, – это важный шаг. Ты даешь шанс на жизнь. И количество людей, которым мы этот шанс даем, должно возрастать. Организм не справляется – да, такое случается. Я помню историю: в AdVita был мальчик, горячо всеми нами любимый, переживший рак. Выздоровев, он поехал в лагерь – и в палатке на него упало дерево, в одно мгновение он погиб. Но дело не в этом: однажды ему спасли жизнь, которая оборвалась совершенно по другой причине.

– Что сегодня, на ваш взгляд, мешает тому, чтобы доноров костного мозга стало больше?

– Это страхи и мифы. Об этом нужно много говорить и писать, чтобы это вошло в повседневное русло. Люди всего боятся – это нормально. Нужно время и доверие. Все равно за эти годы многое поменялось. Когда я стала донором, это было что-то совершенно непонятное. Не было никакой информации. Сейчас потихоньку набирает обороты.

– Что пожелаете своим коллегам в День учителя?

– Чтобы у нас на уроках всегда была возможность делать то, что нам нравится, и то, что мы хотим. Чтобы нам никто не мешал, чтобы мы сами себе не мешали и ничего не боялись.