– У вас в стихотворении есть строка: «Если мы освобождаем Донбасс, то и Донбасс освобождает нас». От чего он нас освобождает?

– От всего наносного, что с нами произошло за последние лет тридцать. Нас приучили к постоянному чувству вины. Нас заставляли относиться к своей стране не просто с критикой, а с пренебрежением и презрением. Для этого использовались определенные информационные технологии. Сейчас нам очень важен трезвый взгляд – на себя, на страну, на свою позицию в мире.

В первую очередь освобождать нужно культуру. Я абсолютно точно могу судить о поэзии и о театре, потому что в театре тоже работала. В течение долгого времени здесь был однозначный «перевес» в сторону либеральных ценностей, в сторону... нелюбви к собственному народу.

Сейчас, наконец, происходит какое-то отрезвление мозгов, рассудка. Среди творческих людей появляется все больше тех, кто понимает: нужно защищать интересы страны, своего народа. Вернее, у них появляется возможность не только говорить, но и быть услышанными. Это очень хорошо.

– В своей рецензии на концерт поэта Анны Долгаревой вы написали, что давно не видели на вечере стихов такого количества людей. О чем это говорит?

– Дело не только в количестве людей. Главное, что я увидела там аудиторию единомышленников. Они пришли, потому что ждали именно эту поэзию, именно эту музыку. В зале были только патриоты своей страны, и это чувствовалось. Сейчас я еду в очередной марафон по стране – там будут большие площадки, люди будут собираться, слушать нас. Когда воочию видишь, сколько тех, кто на самом деле поддерживает наших солдат, это радует.

– Почему события на Украине первыми начали осмыслять поэты?

– Потому что у поэтов особый механизм внутри – острая и быстрая рефлексия и быстрая выдача творческого результата. Мы все следим за новостями, видим людей в подвалах, раненых в госпиталях. И трагедию чувствуем, и понимаем необходимость воодушевлять наших бойцов. Но кино снимать долго, прозу писать долго. А поэты могут быстро отозваться на происходящее своими произведениями.

– Вы верите, что в наши литературные, театральные и прочие иерархии «пробьются» люди, для которых есть понятие Родина, а не презрительное «эта страна»?

– Очень сложный вопрос... Сейчас нашей культурой руководят люди, которые намеренно возят на книжные ярмарки антироссийских авторов – Быкова, Рубину, Улицкую, Акунина. Которые поддерживают и пропагандируют театры, чьи спектакли абсолютно чужды обычным людям. Пока они на своих должностях, единственный для нас выход – формировать свою параллельную культуру.

Либералы пишут свои стихи, печатают свои книжки, проводят свои фестивали. Они варятся в собственном соку. Пускай дальше варятся. А мы будем строить свою культуру. У нас будут свои фестивали, свои премии, свои имена. Люди сами решат, что они хотят читать, какое кино смотреть, какие песни петь. Дайте им право выбора.

Думаю, однажды та часть интеллигенции, которая с народом, всех их, фигурально выражаясь, задавит. Я же вижу, как люди тянутся к нам. Подходят после концертов и говорят: «Надо же, а у нас такая культура, оказывается, есть!» Есть и была раньше. Просто нас от людей «запирали».

– Мария, ваши корни с Украины. Вы осознавали, что внутри близкой страны происходит что-то неправильное?

– В детстве меня возили к деду в Кировоградскую область. Эти ранние впечатления ни с чем не сравнить: неповторимая атмосфера, уникальная культура. Хотя там на суржике говорят, и там живет такой... «срединный народ» – что-то между русскими и украинцами. Я так это чувствовала.

Потом я ездила на Украину уже в сознательном возрасте. И с каждым приездом наблюдала, как происходит отдаление. С начала 2000-х я участвовала в фестивале «Киевские Лавры». С каждым годом там становилось все меньше приглашенных поэтов из России, все больше – из Грузии и Польши. И все больше появлялось молодых украинцев, ориентированных на Запад, – как среди поэтов, так и среди тех, кто сидел в зрительном в зале. Шло, с одной стороны, «наступление» формальной поэзии, а с другой – вытеснение традиционной славянской культуры.

– Как вы сами себе объясняете тот уровень жесткости по отношению к нам и к донецким людям, который проявляет украинская сторона?

– Существуют такие понятия, как «общественное сознание» и «общественная психология», важную часть этих явлений занимает стадное чувство. Люди на Украине – как рыбы, которые плывут на нерест, ничего не видя вокруг. Под мощное информационное сопровождение со стороны властей и Запада.

Тем не менее все люди разные. Я не могу осуждать тех, кто просто боится за свою жизнь. Не могу осуждать тех, кто пытается быть «вне войны», не желая вникать и понимать, что происходит в его стране. Они – не враги. Даже не все, кто идет воевать против нас, враги. Многие просто не могут уйти от мобилизации.

Но я не могу ничего говорить о тех, кто пытает наших пленных, кто со звериной жестокостью издевался над населением Донбасса. Потому что у меня самой тогда появляются очень жестокие мысли. Этих нелюдей не вылечить. Поэтому и идет СВО. Мы должны доделать то, что не доделали наши деды.

– При этом вы убеждены, что «кровная связь» между русскими и украинцами вернется?

– Думаю, что вернется. Может быть, не скоро и только на определенной части бывшей Украины. Но там, действительно, и сейчас много людей, которые нас ждут. Просто они не могут говорить об этом открыто. А уж в Донецке... Несмотря на все эти бомбежки, сплошное горе и страдания, люди там не остыли к России. Наоборот, все сильнее хотят объединения и победы.

– Хочется вспомнить Дарью Дугину. Вы были вместе на фестивале «Традиция», после которого ее убили. Как думаете, почему террористы выбрали именно ее?

– У меня есть устойчивое убеждение, хотя многие с мной не согласны, что убить хотели ее отца, Александра Гельевича Дугина. Думаю, украинские спецслужбы надеялись, что после фестиваля они вместе поедут на одной машине. Но это мое мнение.

А то, что на заклание пошла именно эта светлая девочка... Отец ее прав, когда говорит, что они хотели вырастить идеального ребенка и у них получилось. Да, у них получилось. Даша была идеальная: воспитанная, образованная, абсолютно талантливая, говорящая на нескольких языках, православная девочка. Думаю, пройдет время, и церковь поставит вопрос о ее канонизации. Ну, ведь ее же просто принесли в жертву своим античеловеческим идеям украинские националисты. И я не понимаю, чего они добивались эти терактом? Что они хотели? Напугать нас что ли?

– После теракта пошла волна злорадства в западной прессе, которая Александра Дугина называла не иначе как «русским фашистом».

– Его и некоторые наши либералы так называют. Человека, который просто поднял голос за русский народ и говорил, что нам всем нужно объединяться. Вот, интересно, из них кто-нибудь заглядывал хоть в одну его книгу? Не думаю.

А что касается западной прессы. Даже не буду советовать им посмотреть записи факельных шествий в Киеве или послушать свидетелей зверств «азовцев» над мирными жителями. А зачем? Они же все это знают. Они все это могут спокойно найти, посмотреть.

Они сами прекрасно понимают, что нацизм – там. И все органы власти и правопорядка там заполнены представителями нацистских формирований. Они понимают, что именно Украина начала войну против Донбасса, а мы восемь лет пытались с Украиной договориться.

Им, западной прессе, например, бессмысленно что-то говорить про совесть. Они просто служат другим людям. И задача у них – искажать правду, переворачивать все с ног на голову. Мы, к сожалению, живем в таком мире. Здесь есть одно государство, которое говорит: у нас интересы и на Тайване, и на Украине, и в Сирии, и в Ливии. «Мы там защищаем «американские ценности», – говорят они. А это банальный захват территорий, это и есть агрессия. И этому нужно противостоять.

– Есть какой-то символизм, что тот теракт произошел после фестиваля под названием «Традиция». А что для вас «традиция» и почему именно ее нужно защищать?

– Традиция – это наша российская система ценностей, которую не сумели разрушить. Старались-старались – извне и изнутри. Забивали детям голову своим кино, выхолащивали нашу литературу десятилетиями, выхолащивали смыслы из искусства и уникальную способность русского человека всё осмысливать, анализировать. Но наш народ – какой-то особенный. Видимо, «нормальность» – наша национальная черта.

А западный мир поддается разрушению. Им говорят: «Надо зарезать жирафа на глазах у детей, пусть привыкают к физиологии». Они режут. Им говорят: «Пусть ребенок в 10 лет сам определяет свой пол». Они согласны, и ребенок сходит с ума.

Конечно, в азиатских, кавказских, африканских странах – нормальных людей большинство. Да и в западном обществе желание разрушить человеческие цивилизационные категории охватывает далеко не всех. Нормальных и там полно. Но это сейчас. Постепенно, через детей и молодежь, это будет распространяться. Нам нужно, во-первых, самим от этого защищаться. Во-вторых, дать – хотя бы информационный, духовный и моральный приют всему адекватному человечеству.

Когда мир хотят испохабить, мы должны его защищать.