Анатолий Окулов – профессиональный клоун новой формации. Ему не надо снимать штаны и бросаться тортом в коллег по сцене, чтобы рассмешить публику. Он знает, как раскачать любой зал, и может заставить зрителя почувствовать себя героем, а не посмешищем. Он не гримасничает, а удивляет публику эквилибристикой и трюками. Увидеть Анатолия Окулов в деле можно в Большом Санкт-Петербургском государственном цирке, который часто называют именем его основателя Гаэтано Чинизелли. Он выступает в программе «Одиссея», которая завершится 4 сентября.

Публикация сделана в рамках специального проекта «Петербургского дневника» к 145-летию Цирка Чинизелли.

– Один из ваших коронных номеров – ловить апельсины зажатой во рту вилкой, причем кидают фрукты зрители с довольно большого расстояния. Это подставная публика?

– Нет, просто случайные люди из зала.

– Со стороны это кажется невозможным.

– Цирк – это вообще страна чудес, в которой работают только фанатики до корней волос. Они всегда ставят себе планку на грани невозможного, и через некоторое время оказывается, что ничего невозможного, в общем-то, нет.

Номер с апельсинами я придумал в 2017 году, и меня не понимали даже коллеги. Говорили, мол, зачем это, ведь трудно, да и несмешно, но я все равно тренировался. Сначала я работал без капы, просто обмотав вилку проволокой, чтобы он мне в горло от удара не проскочила. У меня шатались зубы, я постоянно рвал небо, но все равно продолжал. Потом у меня появилась хорошая капа с мультяшными зубами, и все стало чуть проще. И я обратил внимание, что капа весь мой образ делает немного мультяшным, ненастоящим, и у меня появился сценический образ. А этот номер стал моим выходным, то есть первым в представлении. Этой репризой я могу раскачать даже самый угрюмый зал.

– У вашего клоуна есть легенда?

– Какой-то четкой нет, но я ассоциирую себя с Питером Пеном, то есть мальчиком, который никогда не взрослеет, и с суперменом, который умеет делать нечто необычное. Мой клоун – это симбиоз этих двух персонажей.

– Работать с публикой тяжело, как вы выбираете людей?

– Опыт. Например, я хорошо понимаю, что если человек кинет мне апельсин и я его поймаю, то в глазах своих рядом сидящих детей он станет просто супергероем! У меня у самого шестилетняя дочка, и я прекрасно знаю, как это работает. Еще я обращаю внимание на активно жестикулирующих людей, они, как правило, уже «заряжены» и готовы сотрудничать. Конечно, есть и люди, к которым, очевидно, не стоит подходить, и я не подхожу.

– Выступали перед дочерью?

– Конечно, она мой любимый зритель, она встает со своего места и очень гордо кричит: «Это мой папа!»

– Помните свое первое выступление?

– Прекрасно! Это было в цирковой студии города Чайковский. По сценарию, я, 13-летний шкет-акробат, должен был руководить группой здоровенных спортсменов. Помню, вышел на арену и осознал, что на меня смотрит 1000 человек, поэтому сдал назад, но меня вытолкнули обратно. Но тут зазвучали аплодисменты, и в моей голове что-то щелкнуло, с тех пор я – «овационный наркоман», если так можно сказать.

– Вы изначально тяготели к клоунаде?

– Нет, я мастер спорта по акробатике, и сначала работал в команде: меня швыряли, я делал сальто, стоял на руках и голове. Мне нравилось. Будучи студентом, у меня, кстати, высшее экономическое образование, я общался с артистами, которые выступали в местных Домах культуры. Я сделал пару номеров, и они получились комичными, хотя я демонстрировал эквилибристику и ходил по проволоке. Тогда у меня не было в арсенале большого набора трюков, поэтому приходилось выкручиваться за счет каскадов (жонглирование – Ред.) и падений, которые со стороны выглядят комично.

Когда я начал выступать с этими номерами в более-менее профессиональном шапито, зрители начали звонить туда и спрашивать: «Зачем в программе два клоуна, если смешной только тот, кто показывает два номера?» И после этого я решил, что надо как-то развиваться в этом направлении.

– Как реагировали ваши родители и друзья, когда вы начали выступать как клоун?

– Все говорили, что я занимаюсь ерундой, советовали пойти на завод, потому что денег клоунада мне совсем не приносила. Но у меня в мозгу свербило: «Это мое, и ничем другим я заниматься не хочу». Я много работал, выступал, начал то там «светиться», то там, в итоге все как-то пошло-поехало, и этот процесс уже не остановить. Сейчас я не имею права сдаваться. Для клоуна очень важен опыт. Даже самый талантливый парень должен сначала как следует потрудиться, в одночасье ничего никому не достается.

– Клоунаду часто обвиняют в отсутствии интеллекта и дешевых попытках рассмешить толпу. Вы согласны с этими обвинениями?

– В Московском цирке Никулина на Цветном бульваре я придумал репризу «Свободная проволока», во время которой вживую пою Фрэнка Синатру и выполняю комплекс трюков: стойку на одной руке, потом – на второй и так далее. Я не знаю, что клоун должен еще сделать, чтобы выглядеть интеллектуальным. Не все певцы попадают в ноты, когда просто стоят на сцене. У меня же это получается стоя на проволоке. При этом я умудряюсь смешить людей «на тоненького», без перебора, без спущенных штанов.

Клоун – это самая сложная профессия в цирке, и одна из самых сложных вообще. Взбесить человека или раздразнить гораздо проще, чем рассмешить. Клоун должен быть и акробатом, и жонглёром, и гимнастом, иногда и эквилибристом, я даже жокеем быть пробовал.
Если взять популярных на сегодня комиков и стэндаперов, поставить на арену, то они не справятся. Например, я должен идти, запнуться и сделать сальто настолько легко, чтобы зритель подумал: «Я так же могу». Если акробат это продает как какой-то серьезный трюк, то я – как случайность.

Однако отчасти я понимаю и критиков, потому что, к сожалению, большинство моих коллег не хотят развиваться и показывают номера, придуманные 50 лет назад. Многим кажется, что клоунада – это когда ты вышел на арену, подурачился, спустил штаны, упал и все – зал уже смеется. Наверное, у кого-то из них не хватает творческого ресурса, а кто-то не видит смысла что-то менять, потому что деньги и так платят. Я чувствую, что должен держать планку, чтобы люди окончательно не потеряли веру в клоунов.

– Сколько времени вы тратите на тренировки?

– Тренируюсь два раза в день. С утра час кардио, а вечером уже отработка трюков, это занимает около трех часов. Понедельник – выходной.

– В жизни вы хотя бы вполовину такой же веселый, как на сцене?

– Я не «грустнянка» какая-то, я, скорее, философ. У меня любимая работа, и нет поводов для грусти.

– Были случаи, когда надо выходить на сцену, а на душе кошки скребут?

– Очень много раз. Было такое, что я перед самым выступлением узнал о гибели друзей. Приходилось собирать в себе все возможные внутренние ресурсы. Но мне главное – выйти на арену, дальше у меня просто какой-то внутренний тумблер срабатывает, и весь мир просто отключается. Несколько тысяч человек, которые пришли на выступление, ни в чем не виноваты, и я не имею права лишать их праздника из-за плохого настроения. Они пришли за быстрым и очень понятным искусством.

– Многие люди используют слово клоун в оскорбительном смысле, вас это задевает?

– Я лично присутствовал и слышал, как учителя непослушных детей называют клоунами. На мой взгляд, так нельзя, поэтому я даже вмешивался и говорил, что клоун – это не оскорбление. Неужели кто-то считает, что великий Юрий Владимирович Никулин вел себя как непослушный ребенок? Клоун – это профессия, это звучит гордо, а тех, кто нарушает дисциплину или странно себя ведет, лучше называть шутом гороховым или кривлякой.