– Владимир Николаевич, продолжаются дискуссии об отмене Болонской системы в России. Действительно ли это может произойти и что делать сегодняшним студентам, если такое решение будет принято?

– Болонская система была проектом, направленным на сближение разных систем образования – европейской и англосаксонской, и предназначалась для того, чтобы обеспечить академическую мобильность студентов, чтобы они могли учиться в разных университетах. Было необходимо конвертировать учебную нагрузку, ввести единые стандарты оценки академического прогресса и за счет этого создать для студентов возможность повысить внутреннюю мобильность. Соответственно, было введено деление на бакалавриат и магистратуру. Для нас это означало, что добавился целый год к обучению вместо пяти лет.

Во многих странах Европы, не только в России, переход к Болонской системе был сопряжен с целым рядом трудностей. Например, в Германии раздавались голоса против. Это было связано с тем, что приходилось менять отработанные десятилетиями методики. Конечно, требования менялись. Для континентальной Европы и особенно магистратуры это, например, означало, что кафедры стали играть меньшую роль, большую роль отдавали образовательным программам.

С каким процессом мы сталкиваемся сейчас? Очевидно, что нам придется адаптироваться к международной ситуации, складывающейся после февраля текущего года. Далеко не все проекты и программы, которые мы реализовали, прежде всего с европейскими партнерами, сохранятся или будут работать в том виде, в каком это было до текущего года. Очевидно, что оставлять полный пакет требований, обеспечивающих соответствие Болонской системе, не то чтобы нет смысла, просто не стоит считать, что система раз и навсегда законсервирована. Минобрнауки России выступает за сохранение программ бакалавриата и магистратуры, но при этом высока вероятность расширения подготовки в рамках специалитета. Очевидно, что сохранится академическая мобильность. Но в целом система ВПО будет меняться. Мы видим несколько важных процессов, протекающих сейчас в высшем образовании России, и Петербурга в частности.

– Какие это процессы?

– Первое: у нас растет количество направлений подготовки, меняются сами специальности. Реалии таковы, что люди переучиваются раз в 10 лет. Это, собственно говоря, требует от нас обучения в течение всей жизни человека. Второе, с чем мы имеем дело, – увеличивается количество уровней образования даже внутри вузов и в системе высшей школы. В Болонской системе это четыре года (бакалавриат) плюс два года (магистратура). В некоторых странах бакалавриат и магистратура – это три плюс два или четыре плюс один, однако вариативность выше, чем это бинарное разделение. У медиков есть интернатура, ординатура, в некоторых странах выпускники университетов и колледжей идут в профессиональные школы. Но наши университеты помимо бакалавров, магистров, специалистов готовят специалистов среднего звена (техников и технологов).

Сейчас мы получили «Профессионалитет» (экспериментальная программа Министерства просвещения России, предполагающая введение нового уровня образования – профессионалитет, оптимизацию сроков обучения до двух лет для рабочих профессий и специальностей, до трех лет для более технологичных. – Ред.). Санкт-Петербургский университет промышленных технологий и дизайна первым из петербургских вузов вошел в программу в прошлом году. В прошлом и этом году ряд наших колледжей подали заявки на конкурс на открытие новых направлений подготовки в рамках «Профессионалитета».

Сегодня колледжи есть в составе 31 вуза, и, хотя выпускник получает диплом соответствующего университета, он проходит подготовку именно как специалист среднего звена. Теперь, когда вузы вошли в программу «Профессионалитет», ребята в большей степени получат практические навыки, их будут готовить не по стандартам специалиста среднего звена, а ближе к стандартам квалифицированных рабочих. Таким образом, есть профессионалитет, подготовка специалистов среднего звена, бакалавриат, магистратура, специалитет. В медицинских вузах еще больший перечень систем подготовки. Реагируя на растущее разнообразие подготовки кадров, помимо базовых степеней в дипломах студентов вводится так называемая система микростепеней, когда отдельные навыки работы в узкой зоне подтверждаются специальным сертификатом.

В-третьих, мы видим, что само высшее образование находится под давлением других рыночных игроков, не столь формализованных. Мы знаем «Яндекс. Практикум», у нас есть много образовательных платформ, ведущих подготовку желающих уже сейчас. Это не только IT-направления. Мы видим, как формируются более гибкие пути получения образования и профессиональной подготовки. Они собраны не по классическому канону и находятся либо в зоне дополнительного образования, либо в зоне повышения квалификации. Например, так работают московские университеты, которые выросли на базе Британской школы дизайна. Вузы и колледжи в этом отношении перестали быть монополистами на рынке профессионального образования.

– В реальности диплом вуза для работодателя сейчас очень важен или такие образовательные платформы могут его заменить?

– Я отвечу как человек, имеющий отношение к сфере системы госуправления, и как родитель. Понимаете, высшее образование решает не только задачи по передаче квалификации, в действительности образование формирует мировоззрение профессионально занятого в определенной сфере человека. Объясняет, как устроен мир и как выглядит его технологическая часть. Это мировоззрение требует усилия, времени на постановку профессионального мышления. Специалисту нужно иметь не только трудовые навыки, но и универсальное комплексное мнение об обществе. Поставить данное мышление вне академических стен очень трудно. Плюс вузовский диплом выполняет важнейшую функцию подтверждения профессиональной квалификации. Это огромный вклад в развитие карьеры человека.

– И все-таки – будущее Болонской системы в России: что ждет студентов?

– Решение о новом облике системы ВПО принимает Министерство науки и высшего образования. Предметом дискуссии не является отказ от Болонской системы или ее признание. Предмет дискуссии – то, как должно быть устроено высшее образование в России. Большинство ректоров отмечают, что решение должно быть обоснованным. Это решение не может быть спонтанным и эмоциональным. Оно должно учитывать интересы тех, кто уже сейчас учится, давать им возможность уточнить свой выбор профессии, обеспечивать расширение академической мобильности.

Ведь были претензии со стороны критиков Болоньи не столько к самой системе, а к тому, что у нас многие работают не по специальности. В целом число таких людей в последнее десятилетие все-таки было значительным. Но для сравнения: это не катастрофа 1990-х, когда началась структурная перестройка экономики, которая привела к тому, что большая часть людей работали не по тем специальностям, которые были указаны в дипломах.

Вообще, все эти разговоры про отказ или соблюдение Болонской системы переходят в плоскость того, как у нас должно быть устроено высшее образование. В любом случае принимаемые решения не должны сужать возможности учащихся, нужно искать баланс интересов с государством, финансирующим высшую школу.

– Часть зарубежных студентов прервали свое обучение в вузах Петербурга в связи с февральскими событиями. Какой объем иностранных студентов ожидается в этом учебном году?

– Пандемия коронавируса не привела к существенному снижению набора иностранных студентов. Февральские события – чуть более жесткая ситуация, связанная не только с ограничениями по академическому взаимодействию прежде всего со странами Запада, но и с транспортной доступностью страны. С европейцами и с Америкой находимся в более сложных и политических, и административных, и, главное, логистических отношениях. Конечно, будут и потери, и они уже есть в преподавательском составе: часть педагогов-иностранцев вернулись на родину или остаются в ситуации некоторой неопределенности.

Однако большая часть иностранных студентов Петербурга все равно были из стран СНГ, африканских и азиатских стран. С ними отношения нормальные. После адаптации нашей транспортной системы к новым условиям работы, которая проходит сейчас на наших глазах, эта часть потока восстановится. Вы знаете, что у нас очень хорошие отношения с Казахстаном, Китаем, Узбекистаном, и там есть планы развития филиалов петербургских вузов.

Отношения на корпоративном уровне со многими иностранными вузами сохраняются. Мы рассчитываем, что научные и образовательные связи будут постепенно восстанавливаться, но какой-то период времени нам придется жить с понятными ограничениями.

– Количество студентов из Азии в Петербурге в последние годы было действительно большим. Негласное правило: в России учат лучше. Поэтому отправлялись за образованием к нам?

– Самый простой ответ на этот вопрос: да, наше образование лучшее. Знаете, оно и правда хорошее. Если вы посмотрите по международным рейтингам, российские университеты, в том числе и петербургские вузы, двигаются вверх и вполне конкурентоспособны в мире.

Но многими студентами двигала прагматика. Был период, когда учиться иностранцам в России было финансово выгодно. Курс рубля позволял им получать качественное образование за очень приемлемую плату. Теперь, когда курс рубля изменился, посмотрим, как на это отреагируют зарубежные абитуриенты.

Кстати, есть и российский индекс доступности высшего образования. Санкт-Петербург выигрывает внутри страны у других крупных образовательных центров, прежде всего у Москвы. В целом у нас лидерские позиции в физике, клинической медицине, инженерии. Быстро восстанавливается и будет развиваться все, что связано с математикой. У нас всегда были лучшие математики! А к этому примыкает все, что связанно с искусственным интеллектом и машинным обучением, моделированием сложных технологических объектов.

– Количество бюджетных мест в петербургских вузах увеличится?

– В последние годы увеличивается. Правительство реагирует на то, что мы живем демографическими волнами. Сейчас у нас некоторый подъем, и мы должны предоставлять возможность молодежи получить высшее образование. Не все хотят, кстати! У нас конкуренция колледжей и вузов. Примерно треть школьников продолжают обучение в вузах. Некоторые школьники хотят быстрее уйти из школы и стать взрослыми. Они уже требуют к себе отношения, как к самостоятельным людям. Часть семей настроены на то, чтобы их молодежь быстрее выходила на рынок труда.

– Каким вы видите научный Петербург через 10 лет?

– Я оптимистичен: что бы мы ни придумывали, жизнь развивается и, скорее всего, многие задумки будут реализованы. Если брать сухую статистику, то это сильный рост в медицине, причем связанной с геномными исследованиями. Мы видим, как удешевляются и становятся доступными геномные исследования. Это радикальным образом меняет фармацевтику и медицину. Количество занятых в скрининге, подборе персональных лекарств будет расти. Есть большой потенциал в роботизации процессов, растет количество исследователей в биотехе. Что касается математиков – это связка с искусственным интеллектом и машинным обучением, она будет проявляться в моделировании процессов. Огромный запрос со стороны общества ожидается на инженеров нового поколения.