Руководит ожоговым отделением Детского городского многопрофильного клинического специализированного центра высоких медицинских технологий (Первой детской, как ее чаще называют) детский хирург, травматолог, ортопед, комбустиолог, лауреат престижной медицинской премии «Призвание» Марина Бразоль. В этом году она вошла в ряд лучших врачей Санкт-Петербурга.

Лечиться хотят здесь

Марина Анатольевна – внучка первого российского гомеопата Евгения Бразоля, чей портрет и сегодня висит в гомеопатической поликлинике на Пражской улице. Медицинскую династию продолжила внучка Марина, выбрав непростую специальность – детскую хирургию.

«Все мои друзья из клуба юных биологов Дворца пионеров стали биологами, а мне было недостаточно считать лапки членистоногих, мне нужно было видеть результат моей деятельности. И я пошла в медицинский, на хирургию – она дает самый наглядный выход. Мне очень нравились косметология, конструктивная, эстетическая хирургия, но тогда эти направления только начали развиваться. Сразу после Педиатрического института я пришла сюда, на Авангардную. В этом году – 45 лет как я здесь», – рассказывает Марина Анатольевна.

Сначала дети до 3 лет с ожогами поступали на отделение травмы, а старшие – в Детскую больницу им. Раухфуса. Потом в стационар пришла профессор Нина Казанцева из НИИ травматологии и ортопедии им. Турнера, она принесла методику раннего хирургического лечения детей с ожогами. С ней пришел тогда совсем юный Алексей Баиндурашвили (академик РАН, многолетний директор НИИ Турнера). И они начали внедрять методику раннего лечения и конструктивной хирургии детей с ожогами. Так началось становление ожогового отделения. Удивительно, но до сих пор, согласно приказам Минздрава, комбустиология не выделена в самостоятельную дисциплину, все врачи считаются травматологами-ортопедами.

«После глубоких ожогов остаются рубцы. Когда рубцы растут, они формируют дефекты – нарушения движения суставов, косметические дефекты. Дети у нас наблюдаются годами, и мы их поэтапно лечим. Пациенты к нам привыкают и хотят лечиться только у нас», – рассказывает врач.

Ради Ромы, Жени, Даши

В момент нашего разговора в кабинет заходит девушка со следами страшных ожогов на голове. Это 16-летняя Даша, которую полгода назад облил соляной кислотой бывший поклонник.

«Она – умничка, очень старается, мы провели ей уже семь операций, глаза удалось сохранить, но впереди еще очень большая работа. Моя мечта – применить в ее лечении специальные силиконовые маски, помогающие рубцам рассасываться. Но пока это под вопросом», – говорит Марина Анатольевна.

Я даже представить не могу, через какие муки проходят лежащие здесь дети и как на эти тяжелейшие вмешательства идут медики. Ожоги – это не только очень больно, но и невероятно тяжело психологически, ведь нет волшебных средств, позволяющих «сделать, как было». Каждый ожог, даже самый маленький, останется отметиной на всю жизнь.

«Как я через это прохожу каждый день? Я вам покажу: вот фотография, это мой бывший пациент Роман, я его лечила с 9 лет. Он решил сварить себе сосиски, наклонился над плитой, рубашка вспыхнула. Грудь, руки, шея, лицо – это был один большой рубец, мы восстанавливали кожу по сантиметру, я его оперировала 17 раз. Он окончил медицинский институт, работает врачом, женился на однокурснице, а это – его дочка», – улыбается Марина Анатольевна, показывая фотографию парня с малышом на руках.

Девочка из Псковской области – ожог нижних конечностей пламенем, речь шла об ампутации, ее очень много раз оперировали. Сейчас она занимается фигурным катанием и художественной гимнастикой, имеет уже взрослый разряд.

В 2008 году премия «Призвание» была вручена интернациональной группе врачей, в составе которых Марина Бразоль и Алексей Баиндурашвили, за первый в истории медицины случай спасения мальчика Жасура, получившего 95-98 процентов ожогов тела.

Марина Бразоль говорит, что вот ради этого имеет смысл работать – ради Ромы, Даши, Жени, которых она с коллегами собирает буквально по лоскутку кожи, мышц, сосудов, чтобы ребенок не только выжил, но и жил.

«Мой первый пациент – Женька Ильин, 80 процентов ожогов пламенем. У него полностью сгорело лицо. Накануне 1 сентября мальчишки во дворе плеснули на него бензином и подожгли. По статистике, прогнозы при таких ожогах не самые утешительные. Но он выжил, работает, абсолютно состоятельный, хороший парень. Работает автослесарем, водит машину. Жил с девчонкой. Я уговорила его маму родить еще Марьяшку, сестренку. Вот ради этого имеет смысл сюда приходить и работать. Мы стараемся сделать хорошо, красиво, мы думаем, как они будут жить дальше», – говорит Марина Бразоль.

Дети не виноваты

Оказывается, очень трудно быть благодарным пациентом. Особенно если это родитель. Потому что 90 процентов лежащих здесь детей пострадали из-за невнимания и безответственности взрослых. И взрослым очень трудно это признать, по крайней мере вслух. Но что творится в душе – кто знает?

«Все происходит по недосмотру. Ребенок сидит на коленях, чашка с горячим чаем, кашей, молоком, кипятком, в котором мама собирались развести хлопья. Никогда не забуду – месячного привезли с ожогом. Мама кричит: «А он на себя чайник с кипятком опрокинул!» Это как это на себя, он – месячный ребенок? Он потянул за провод чайника. В реанимации сейчас лежит ребенок: в районе отключили воду, мама наполнила целую ванную кипятком, чтобы комната прогрелась. Ребенок подставил скамеечку и нырнул в кипяток. 55 процентов ожогов. Кто виноват? Ребенок?» – говорит Марина Анатольевна.

Она признается, что с родителями очень тяжело. Часто они приходят и требуют «сделать, как было»: пересадить кожу, отполировать рубцы, потому что они видели такое где-то в кино. Но это невозможно. Ожоговые рубцы – это самые страшные рубцы. Потому что это не послеоперационный рубец, где стыкуется хорошая кожа с хорошей кожей. А в комбустиологии есть плоский рубец, с которым ничего не сделать, и никакие лазерные шлифовки его не берут. Врачи могут обеспечить функциональность, что-то подделать, чтобы меньше бросалось в глаза. Но это все равно рубцы. И это объяснить родителям очень сложно.

На ожоговом 30 коек. Они пустовали впервые только во время пандемии. Потому что дома всегда кто-то был и дети не оставались без присмотра.

«Это должно быть в подкорке: все розетки заткнуты. Когда ставишь ковшик на плиту, отверни ручку к стене. Не бери горячее, если рядом ребенок. Не гуляй с грудным ребенком по 12 часов на солнце – это будет ожог. Спрячь в недоступное место опасную химию. Например, много химических ожогов от «Адрилана» – средства для уборки сантехники. Достаточно его разлить на кожу – и глубокий ожог, который подлежит оперативному лечению, обеспечен. Причем часто такие лужи устраивают малыши, открывающие эти бутылки и плюхающиеся в лужу. Если ребенок постарше, займи его чем-то: танцы, спорт, компьютер – что угодно, лишь бы не болтался просто так и был под присмотром», – говорит доктор.

С подростками тоже хватает проблем, но сейчас «экспериментаторов» стало меньше. Подростки часто получают страшные ожоги от жидкости для розжига и от дачных мангалов. Бутылки с розжигом взрываются, дети падают на мангалы или упираются в них руками. Стало намного меньше пострадавших от петард и фейерверков, нет загоревшихся Снегурочек, закончились обваренные из-за прорывов труб.

«Я никогда не срывалась на родителей, даже прекрасно понимая, кто виноват. Мы всегда максимально спокойны и выдержанны, стараемся поддержать, ведь это горе на всю жизнь. Но мы не всегда можем обнадежить. Я всегда говорю родителям правду. Потому что мы делаем часть своей работы, но дальше начинается работа родителей. Чтобы минимизировать последствия ожога, надо приложить очень много стараний, и на это надо год-полтора: купить компрессионное белье, специальные гели, купить и вырезать силиконовые пластины, следить, чтобы ребенок постоянно все это использовал, как минимум по 20 дней в месяц возить его на физиотерапию. Кроме того, заживающие рубцы вызывают постоянный зуд, надо следить за этим. Многим нужны психологи или даже психиатры. И все это – работа родителей. Выполняет ее примерно половина», – говорит Марина Анатольевна.

Что делать и не делать с ожогом

Еще несколько лет назад комбустиологи и хирурги хватались за голову: многие пациенты использовали совершенно дикие, первобытные методы самолечения ожогов. Поливали их мочой, мазали зубной пастой, протирали спиртом.

«Если случилось – залить холодной водой, завернуть в тряпочку и вызвать скорую помощь, потому что необходимо оценить площадь и глубину ожога. Иногда даже маленький глубокий ожог будет, как большой поверхностный. Главное – это площадь и глубина. Даже если кажется ерундой, обратитесь к специалисту, а не к соседу или Интернету. Недавно мама 5 суток держала дома ребенка с 55 процентами ожога. Как он выжил – не понимаю. Причем семья благополучная, но вот мама решила, что и так пройдет», – говорит Марина Анатольевна.

Но не менее важно реагировать правильно на то, что случилось.

«Многое зависит от того, как родители воспринимают травму. Во многих странах распространен психологический подход – если ребенок с рубцами на ногах, то он приходит в школу в шортах. Суть в том, что если не будешь скрывать и реагировать, то другим становится не интересно. И я всех родителей уговариваю: не скрывайте, не бинтуйте, он не может всю жизнь в бинте, но вы приучаете, что надо скрывать. Да, случилось – подумаешь, пойдем дальше. И тогда будет нормально жить. Один мальчик год просидел дома, стеснялся выходить, потом поехал в деревню, а там по-другому воспринимают косметические дефекты. И мальчик вышел в мир. Нельзя позволять жалеть и страдать. Хочется – плачьте отдельно, но для ребенка это должна быть мелочь, которая произошла. А те мамы, которые будут рыдать, жалеть, винить, получат замкнутого ребенка, который будет считать, что с ним что-то не так», – убеждает Марина Бразоль.

Ожоговое отделение считается самым непростым по ряду сочетающихся факторов из всего, что бывает в больнице. Но за много лет из отделения никто не уволился, а прекрасные медсестры уже из девочек стали бабушками, но продолжают здесь работать. На самом непростом отделении с самыми тяжелыми детьми и родителями. «Что бы с нашими пациентами не было, мы все равно стараемся их «починить», вернуть в нормальную жизнь, и это получается. Ради этого имеет смысл работать», – говорит лучший врач Санкт-Петербурга Марина Бразоль.