– Столетиями мы воспринимали Запад как идеальную модель мира, на которую нужно ориентироваться. Введенная против нас «культура отмены» изменит эту ситуацию?

– Хотелось бы. Но эта надежда упирается в долгую историю наших взаимоотношений с Западом. Что бы мы ни говорили сами про себя, мы – люди европейской культуры. Взять, к примеру, Владивосток. Самая дальняя часть русской цивилизации. Разве там знают корейскую или японскую литературу, кино или музыку? А вот французскую и британскую знают прекрасно.

Не верьте, что «культура отмены» надолго. Как только закончится конфликт на Украине, связи с западным миром восстановятся. Минус в том, что мы опять начнем воспринимать его в качестве арбитра – в искусстве, в культуре, во всем. Хотя у нас был гигантский шанс создать совершенно другую форму культурного взаимодействия: минуя «золотой миллиард», взяв в оборот Китай, Индию, Латинскую Америку, Африку. Мы вместе должны были написать правила игры, стать для всего мира точкой отсчета. Боюсь, этого не произойдет. Слишком велика тысячелетняя инерция.

– Недавно премьер-министр Польши пан Моравецкий призвал уничтожить «русский мир». Это же желание декларируют грузинские наемники, приезжающие на Украину. Чем их так раздражает этот мир?

– Данные высказывания нужно помещать в контекст наших сложных отношений с этими странами. Вспомните хотя бы разделы Польши. Мы считаем их справедливыми, а они, конечно, нет. Грузия сейчас претендует на высокую долю суверенности, которую она понимает как независимость от России, зависимость от США и возвращение контроля над Южной Осетией и Абхазией. Последнее Россия сделать не дает. Мы не всегда учитываем пожелания соседей. При этом, на мой взгляд, мы ведем себя достаточно тактично. Насколько это возможно для огромной страны, обладающей ядерным оружием.

«Русский мир», расширяясь, дошел на Западе до своих естественных границ, где жили славяне. Попутно «захлестнув» прибалтийские народы. Сражался со Швецией за территории Финляндии. Выбивал пути к морю на Юге, терял их, снова возвращал – кто бы ни стоял на пути. Впрочем, наша империя была более органичной, чем те же Британская, Французская или Испанская. Они колесили по миру и захватывали народы, которые к ним не имели никакого отношения. У нас же, как правило, имели место давние соседские отношения и наблюдалось стремление к добрососедству. Однако человечество помнит, что Россия – серьезный сосед, который может настаивать на своих интересах и воевать за них. И мы имеем на это право.

– Нам нужно хотя бы на уровне человеческого общения объяснять людям на Западе, в чем причины спецоперации?

– Ситуацию это не изменит. Там совершенно выдрессированная машина СМИ, и все наши попытки проломить эту стену ни к чему не приведут. Но есть Бог и есть истина. Правда всегда возвращает сама себя – через месяц, год. Так случилось после конфликта в Южной Осетии, где мы выступили миротворцами. Так было во время войны на Северном Кавказе и операции в Сирии. Со временем, так или иначе, они смирились с нашей правотой, приняли её. Другой вопрос, что западные медиа стараются это нивелировать, молчать на эти темы. Здесь будет то же самое. Рано или поздно эта тема в СМИ будет закрыта, люди из разных источников начнут получать информацию, у них выстроится совершенно иная картина. И Украина уже не будет им казаться такой важной, и Зеленский таким героем. Если они вообще вспомнят через пять лет, кто это такой. Это произойдет, потому что реальность другая, она сама себя навяжет.

– Что спецоперация рассказала нам о мире и о самих себе?

– Надеюсь, нашему обществу стало понятно, что нет такой вещи, как европейская демократия. Нет такой вещи, как европейский либерализм. Нет таких вещей, как европейская суверенность и политическая независимость. Европа – не субъектна. Это выстроенная США жесткая и прочная система, которая выполняет то, что ей скажут. Лишь ряд стран в лице Венгрии, Сербии и иногда Греции пытаются из последних сил хоть как-то этому противостоять. В целом вся разумная и вменяемая Россия должна была эти вещи понять.

Как должна была понять, что российская интеллигенция является рабом этой несуверенной Европы. Наша интеллигенция – тоже не субъектна. Она подвластна европейским трендам и не связывает свои судьбы с Россией, не сопереживает нашей армии. Она давно нацелена только на Европу и по своей сути является не русской, а именно европейской. Надеюсь, люди в нашей стране это осознали.

– События последних месяцев показали, что российским людям мнение так называемых «лидеров мнений» в целом безразлично.

– Согласен лишь отчасти. Да, в хорошем смысле слова психологическая непробиваемость наших людей оказалась очень высока. Они сказали: «Нам все равно, что там думают Ургант и Галкин». Этим они дали возможность армии и президенту делать свои великие государственные дела. Но тут нужно иметь в виду: очень часто будущее государства определяют не 70 процентов населения, а вот эти 5-10-15 процентов так называемого «креативного класса». Эти люди являются летописцами и проводниками государственных и культурных процессов.

Игнорирование их в данный момент – благо. Но напомню ситуацию после Крымской весны. Тогда радикально и резко выступили те же самые персоны, что и сегодня. Многие люди были возмущены, требовали выдворить из страны Венедиктова (признан в РФ иноагентом), Быкова, Невзорова (признан в РФ иноагентом). Прошел год. Условный «Макаревич» вернулся в условный «Голубой огонек». Писатели, которые говорили, что в Донбассе воюют террористы и бандиты, остались в школьных программах. Телеведущие – в телевизоре. Ничего не произошло.

Сейчас я наблюдаю за ситуацией и тоже вижу, что ничего не происходит: ни в театре, ни в кино, ни в литературных иерархиях. Это же ненормально, это нездоровая ситуация. Мы должны создавать другую элиту. Вся проблема в том, что система складывалась последние лет тридцать, а то и дольше. Она крепкая, устойчивая и аффиллирована с Западом. Боюсь, она перезагрузится немножко, станет к стране другим бочком, но в корне не изменится.

А в перспективе эти персоны могут «отыграть» свое. Они воздействуют на такой сегмент, как молодежь. Настанет очередной 1985 год, перестройка, и выяснится, что воспитанная Собчак, Дудем (признан в РФ иноагентом) и Оксимироном молодежь сидит у нас на всех ключевых постах. У них же миллионы подписчиков! Они многократно переигрывают параллельную патриотическую вселенную. Они работают с молодежью больше, жестче, лучше, уверенней воздействуют на аудиторию.

– Поколение 90-х годов справедливо называли «потерянным». Прошли годы, и это поколение сейчас воюет за свою страну.

– Какая-то часть молодежи, конечно, сохраняет здравомыслие. Так было и в 1995 году, когда элита сидела в клубах и принимала наркотики, а дети простых работяг воевали в Чечне. Они совершали подвиги, победили гидру терроризма. Только вот музыку поколения и литературу поколения написала та, другая часть. А еще раньше? Честные мужики воевали в Афганистане, но власть в стране захватили те, кто кричал: «Проклятый совок! Советские солдаты – убийцы!»

У нас есть рэп-музыканты или рокеры, которые вынесли свой жизненный опыт из Чечни или Южной Осетии? Нет. Всегда существуют две части поколения. Одна работает, тащит на себе все трудности. Но выиграть и стать лицом поколения может другая – активная и негодная. Часто говорят: «Молодежь ругали еще при Хаммурапи!» Верно, но где сейчас государство Хаммурапи? Оно умерло, исчезло. Значит, не зря там ругали молодежь. Сотни государств и целые цивилизации были разрушены, потому что там вырождалась часть общества.

– Как это предотвратить?

– Нужны сложные культурные технологии. Присутствие государства в сфере культуры. Оно самоустранилось, потому что культура однажды сказала: «Я хочу быть свободна, расти без твоего присмотра! Уходи, государство, ты мне надоело! Ты мешаешь мне петь, плясать и быть артистом». Государство взяло и ушло. А сфера культуры, вместо того чтобы стать свободной, превратилась в большой публичный дом. Они же мигрируют с корпоратива на корпоратив: одни – по концертам наших крупных компаний, другие – по европейским фестивалям и премиям. Суть одна. Культура не приобрела никакой свободы, она развратилась и привыкла торговать собой.

Государство должно определять, какие песни, фильмы и книги нужны для воспитания молодежи. Это совершено нормально. Здесь мы можем и поучиться у Америки. Американскому рэперу не в тягость разместить на обложке альбома флаг страны. У нас это представить невозможно. Сразу заклюют свои же.

– При этом в обществе огромный запрос: людям нужны новые герои, символы, песни.

– Все эти 8 лет на радио должны были звучать песни Алексея «Джанго» Поддубного, Юлии Чичериной и группы «Зверобой». Но звучали другие. Герои Донбасса уже 8 лет должны были быть героями всей страны. Только сейчас начали переименовывать улицы в их честь, создавать муралы и баннеры с их портретами.

Наш кинематограф и театр смотрит на это с ужасом. Нужно что-то снять, поставить, а нет ни одной пьесы, ни одного сценария. И артисты боятся играть. У меня есть надежда, что будут формироваться низовые структуры, найдутся два-три режиссера, которые на свои деньги снимут фильмы. Потом их вдруг увидит президент и скажет: «Нормальные ребята. Помогите им». Тогда дело сдвинется с места. А пока наши творцы сидят испуганные, залезли под корягу и ждут, когда все закончится.

– Захар, почему Крым вернулся в Россию бескровно, а Донбассу приходится так дорого платить за этот путь?

– В Крыму была возможность быстро выдавить украинскую армию и быстро провести референдум. Запад это проглотил. Там поняли, что, сменив власть в Киеве, они сами заигрались, и мы поставили их на место. А Донбасс – это уже история гражданского сопротивления, низовая стихия, хаос. В итоге столкнулись две системы: российская, с тремя тысячами санкций, и коллективный Запад. Мы были не готовы к такому противостоянию, мы бы его не потянули. У нас многие патриоты это мнение не разделяют. Но Александр Владимирович Захарченко, помню, тоже был уверен – Россия оказалась тогда объективно не готова к противостоянию со всем миром.

Тридцать лет Россия пыталась стать частью «цивилизованного мира», только ее там никто не ждал. Дорога иллюзий привела к тому, что в нужный момент мы не смогли принять народ Донбасса. Но президент, очевидно, сделал выводы. Мы перезагрузились, пересобрали ОДКБ, не дали провести в Казахстане оранжевую революцию и взорвать Нагорный Карабах.

В этом одна из загадок русской истории. Несмотря на неповоротливость системы и вопреки желанию части элит, изменения происходят. Прошло восемь лет, и выяснилось, что Россия – глубоко независимая страна, которая вполне может исключить себя из мира и оставаться суверенной. А мир исключить из себя Россию уже не может.