– Ольга Гелиевна, расскажите, как ребята попадают к вам?

– Вполне обычно – к нам в музыкальную школу приходят ребята, обладающие музыкальным талантом и способностями, при этом у них есть проблемы со зрением. У меня много талантливых ребят, каждый в своем направлении. Кто-то пишет музыку, другие – выступают на больших сценах. При этом много ребят, которые занимаются для себя, развивая себя и свои способности, может быть, чуть более скоромные. Но это не значит, что для нас, педагогов, меньшее удовольствие, задача и гордость их обучить! Более того, когда ребенок не очень способен к музыке и имеет проблемы с физическим развитием и мы видим, как за несколько лет занятий он меняется, очень радуемся. У него улучшается координация, ребенок становится увереннее, смелее, потому что ему приходится выступать перед публикой. Это приучает держать себя в руках и настраиваться на определенное поведение. Я думаю, дети, которые учатся музыке, более продвинутые и разносторонние.

– Есть такое утверждение, что многие незрячие и слабовидящие люди наделены музыкальным талантом, особым слухом. Так ли на самом деле?

– У меня 30-летний опыт обучения детей с проблемами зрения, и я много читала по этой теме. Такой тезис бытует уже много веков, мне рассказывали об этом разные люди на интервью и конференциях. Мое мнение такое: никаких преувеличенных музыкальных способностей у них нет. Бог дал им столько же, сколько и остальным. А вот бытовой слух у незрячих ребят действительно развит лучше, потому что слух – это их глаза. Они по шагам отличают человека, по шороху шин машины отличают их марку, модель. Их слух обострен и дифференцирован, в отличие от нашего, я заметила это на практике. Но что касается музыкальных способностей: из 85 наших учеников лишь около 10 ребят, на мой взгляд, природа особо отметила музыкальными способностями и это может стать их профессией. Остальные обладают средними музыкальными способностями, при этом у них нет зрения. Если бы то, о чем вы говорите, было правдой, каждый слепой был бы гениальным музыкантом.

– В чем заключается ваша методика обучения?

– Это телесно ориентированная методика. Если зрячему ученику педагог может сесть и показать руками, а ученик считывает это глазами и в какой-то степени копирует, процесс идет легче и быстрее. Незрячий человек не знает ни тонкости кистевых поворотов, ни всего того, что зрячий ученик может увидеть. Им свойственна зажатость и природная скованность за фортепиано. Мы стараемся увести их в какой-то степени от этой природы, ломаем представление о том, что надо быть сдержанным, скованным. Я кладу руку ученика на свою, становлюсь или сажусь рядом и своей рукой рисую движение и даю словесные комментарии. Иногда ребенок может взять ноту на слух.

– Как обстоят дела с нотами по Брайлю?

– Их очень мало, и это огромная проблема, о которой докладывали даже президенту. В советское время выпускалось очень много нот, были издательства с точечно-рельефным шрифтом, а после 1991 года, когда все перешло на рыночную экономику, издательствам стало неприбыльно делать ноты по брайлевской системе. Только сейчас заговорили о возрождении этой темы.

Гордость наших музыкальных классов заключается в том, что еще 30 лет назад, когда мы только начали работать, мы поставили цель – наши ученики ничем не должны отличаться от зрячих, и они будут играть по нотам. Я делаю на этом акцент, потому что не в каждой музыкальной школе, где обучают незрячих людей, учат по нотам – учат с рук, по слуху. Заканчивается это тем, что после школы у ребят нет самостоятельности зрячих музыкантов, и это в целом непрофессиональный подход. За эти годы около 15 наших выпускников стали профессиональными музыкантами. Они в основном ушли в педагогическую деятельность, работают в детских садах, самодеятельности.

– Что самое сложное в такой методике обучения?

– Это долгая и кропотливая работа, особенно в первых классах, когда дети еще маленькие. Усидчивость нужна невероятная – некоторые из-за этого не хотят продолжать обучение, потому что им кажется, что это непреодолимо. Еще одна особенность: ноты похожи на буквы, некоторые совпадают. Тем не менее наша Вика прекрасно знает нотного Брайля. Если нот не хватает, а я хочу ей дать другое произведение, мы диктуем ей. Мы стараемся быть свободными от огорчений: есть специальная программа и принтер. А раньше такой техники не было и дети кололи ноты грифелем вручную – настоящий каменный век! Однако выдержали все эти годы и не отказались от нотного Брайля.

– Каким вы видите музыкальное будущее Вики?

– Мне кажется, она станет серьезным композитором. Вика тяготеет к разным жанрам: около года назад она написала пьесу для скрипки и фортепиано, которая была исполнена на концерте. А теперь задумала квартет для струнного состава! Вика большая умница не только как музыкант, но и как личность.