– Сложно ли попасть на занятия к всемирно известному баритону?

– Кто хочет – попадает. Хотя я не преподаю на постоянной основе. За исключением, может быть, консерватории в Лодзи (в Польше), где являюсь, так сказать, визит-профессором. Но меня часто приглашают на мастер-классы и в России, и в Европе.

– Кто тот счастливчик, с которым вы занимаетесь сейчас в стенах «Санктъ-Петербургъ Опера»?

– Это молодой артист из музыкального театра в Ростове-на-Дону. Мы познакомились в феврале в Сочи, во время ежегодно проводимой Юрием Башметом Музыкальной академии. Ему предстоит исполнять две новые партии – Елецкого в «Пиковой даме» и Фигаро в «Севильском цирюльнике», – и я помогаю ему освоить их. Очень талантливый юноша. Думаю, вы скоро услышите о нем.

– Наверное, непросто работать с творческой амбициозной молодежью?

– Знаете, Георгий Александрович Товстоногов говорил, что режиссер должен проявлять по отношению к артистам уважительный диктат. Вот и я поступаю так же, никогда не допуская высокомерия. Мне важно, чтобы их вокальные данные и исполнение стали соответствовать требованиям, которые театр ставит перед артистом. Хотя принято считать, что самыми строгими судьями в театре являются артисты хора. И надо признать, что они редко ошибаются.

– А вас хор критикует?

– Не знаю, как сейчас, потому что в моем репертуаре теперь намного меньше оперной классики, но раньше – да. Особенно в начале моей карьеры, когда я после двух лет работы в Театре музкомедии пришел в Малый оперный (ныне Михайловский) театр. Мне хор мне сразу присвоил кличку – опереточный герой. И мне пришлось очень серьезно работать, чтобы доказать им, что я могу исполнять оперные партии. Хотя я считаю, что Музкомедия дала мне очень и очень многое. Без лишней скромности могу сказать, что, если верить критике, я хорошо двигаюсь, у меня четкая дикция и я хороший актер.

– Вы сказали об ожиданиях, которые предъявляет артистам театральная среда. А как же быть с мнением зрителей?

– Ну куда же мы без них. Для них, любимых, все, в конечном счете, и работаем. Хотя на восприятие артистов публикой иногда могут влиять и факторы, не относящиеся к вокальной школе. Например, существует мнение, что женский мозг особенно реагирует на высокие мужские голоса. Поэтому так популярны теноры. О том, что устраивали на концертах С. Лемешева, И. Козловского и Ю. Марусина их поклонницы, уже легенды сложены.

– А как же амплуа?

– Тут еще интереснее. Смотрите: на сцене теноры – это герои-любовники, басы – добропорядочные отцы семейств, а баритоны – как правило, злодеи, типа Макбета и Яго. Вот и делайте выводы, как распределяются симпатии. Не случайно свою книгу я назвал «Трудно быть злодеем, или Маленькие секреты большой оперы».

– А легко ли быть добрым?

– Нет, совсем нелегко. И я этому тоже много посвящаю времени на своих мастер-классах. Я объясняю ребятам, как надо себя вести в жизни, что нужно делать, чтобы избегать конфликтов, не отступая при этом от выбранного пути. И, конечно, эти знания очень важны в театре. Это ведь фабрика. Тут важно, что на выходе, а каким образом это все достигается, никого не волнует. Тем более что все певцы являются индивидуалистами, и поэтому умение обуздывать свои страсти – особенность зависть – является просто необходимым.

– Вы знаете секрет борьбы с завистью?

– Моя жена Вера рассказывала, что в детстве ей отец говорил так: «Если ты будешь всегда смотреть, что и как у других, то всегда будешь гоняться за чужим счастьем. Сделай свою жизнь, и тогда не нужно никому завидовать».

– Значит, страсти мешают творчеству?

– В искусстве, и особенно в пении, нужна трезвая холодная голова, чтобы четко понимать, что делаешь, как делаешь и что хочешь получить. А когда тебя захлестывают эмоции, то они перекрывают твою школу и твои привычки. И совершенно ошибочно распространенное суждение, что, мол, в трудную минуту сердце подскажет, как поступать. Нет – и в жизни, и на сцене спасти могут только выучка и навыки, приобретенные упорным трудом.

Певец должен быть очень интересной харизматичной личностью (уже не говоря о том, что он должен быть здоровым физически и ментально): много читать, много смотреть, и вообще ему необходимо интересоваться вещами, которые не относятся к вокалу. Иными словами, артист обязан свою жизнь конструировать. А вот быть чем-то вроде личинки угря, плывущей по течению в Саргассово море, певец не имеет права категорически.

– В юности вы играли в джаз-бэнде и впервые попробовали петь. То, что вы сегодня являетесь знаменитостью мировой оперной сцены, – это Его Величество Случай или как раз пример конструирования своей жизни?

– Свидетельство упорного труда. Я вообще заметил, что чем тщательнее планирую свои дела, тем мне легче жить. Я покупаю такие, знаете, календари, рассчитанные на 5 лет, и в них «вбиваю» всю свою жизнь: где у меня выступления, когда и куда мне надо лететь. А самое главное, что у меня перед глазами не только мое будущее, но и прошлое. Я всегда могу сказать, где был, допустим, в этот день два года назад. Мой английский импресарио в шутку называл эти календари «книгами оптимиста».

– Сергей Петрович, а отъезд в Англию в 1989 году тоже был запланирован?

– У меня в то время был постоянный контракт с Ковент-Гарден и стоял вопрос, связанный с удобством передвижения, с получением виз. Жена, кстати, была против переезда. Она говорила: «Чего нам не хватает? Мы ни в чем не нуждаемся, кроме того, у нас здесь потрясающий круг общения и ты работаешь в Кировском театре, что еще нужно?»

У моего тестя была фраза «Лучшее – враг хорошего», и мы всегда следовали этому принципу. Но в 1989 году мы, возвращаясь домой, пересекли границу на машине, причем я вез крупную сумму в валюте за свои выступления, которую по советским законам был обязан сдать в Госконцерт. Разумеется, я все это задекларировал. И буквально через несколько дней в мою квартиру явились вооруженные люди, потребовав валюту. Это ограбление и стало последней каплей.

– Вы не собираетесь вернуться?

– А мы где сейчас находимся с вами? (Смеется.) Петербург по-прежнему мой родной город, здесь мой родной дом. Здесь я здесь родился, вырос, женился. Кстати, мой сын, защитив в Англии докторскую диссертацию, вернулся в Россию. Вся наша семья так или иначе связана с Мариинским театром. Надеюсь, что наша внучка продолжит семейную традицию. А что касается паспорта… По-настоящему я себя чувствую дома – в Питере.

– В связи с последними событиями перед вами за границей не ставили вопрос, с кем вы: с Западом или с Россией?

– Ко мне с таким вопросом никто не обращался. Что же касается притеснений за границей русских артистов, то я считаю это истерией и надеюсь, это скоро пройдет.

– А как вы относитесь к «осовремененным» оперным постановкам?

– У Бомарше один из героев говорит: «Вы дайте мне деньги, и я вам все устрою». Так вот деньги теперь в театре – и у нас, и за рубежом – определяют многое. Тем более что в опере теперь правят бал не дирижеры, а режиссеры, которым намного легче придумать свой спектакль по классическому либретто, чем разбираться, что хотел сказать композитор. Довелось, например, петь «Пиковую даму», где Лиза бросается на витрину магазина «Новая жена», чтобы осколками вскрыть себе вены. Для меня это очень странно!

– Вам приходилось участвовать в таких «шоу»?

– Пласидо Доминго однажды сказал мне: «После подписания контракта ты становишься рабом постановочной бригады и дирекции театра, вне зависимости от своего статуса». Так что всякое бывало. Однажды я пел в Лионе в «Отелло». Ставил молодой режиссер, который придумал, что лицо главного героя должно быть синего цвета. После убийства Дездемоны он умывается и смывает краску с лица. А в этот момент сзади него из люка поднимался Яго (это я), у которого тоже синее лицо.

Говорю режиссеру: «Давай договоримся так: я на все готов, только объясни, зачем мне нужно мазаться синей краской?» Он не смог ничего сказать и отменил синий грим на моем лице. Так что, не нарушив контракт, я нашел выход из ситуации. (Смеется.) Проявлять смекалку, кстати, артист тоже должен уметь.

– Как вы относитесь к тому, что сегодня стали всемерно популяризировать оперу?

– Отношусь к этому весьма положительно. Чем больше мы популяризируем классическое искусство, литературу, оперу, балет, тем выше будет культурный уровень, в том числе и нашей молодежи. Но обучать молодых певцов надо в Консерватории и в театре.

Другое дело – дети. Я несколько лет назад создал в Петербурге детский конкурс «Мы поем оперу», в котором участвовали мальчишки и девчонки от восьми до восемнадцати лет. Для них это была прекрасная возможность не только попробовать себя на сцене, но и по-настоящему оценить и полюбить классическую музыку. Но, к сожалению, провести этот конкурс нам удалось только пять раз по не зависящим от меня причинам. Если бы появилась возможность, я бы с удовольствием возродил конкурс.

– Вы следите за судьбой ваших победителей?

– Да, я поддерживаю отношения практически со всеми моими лауреатами. Одна из них, Евдокия Малевская, сегодня студентка Консерватории и с большим успехом поет в Театре мюзикла. Другая моя лауреатка – колоратурное меццо Василиса Бержанская. Сейчас ее приглашают все ведущие театры мира. Не могу не упомянуть здесь также двух замечательных баритонов – Михаила Гаврилова и Николая Землянских.

– Вы сказали, что в вашем репертуаре стало меньше оперной классики...

– Да, примерно половину теперь занимают романсы. Таким образом я пытаюсь восстановить статус-кво, который должен быть в классической музыке. Ведь сейчас, к сожалению, резко уменьшилось количество камерных концертов. И все потому, что в первую очередь педагоги не учат студентов, как надо правильно исполнять романсы.

– Почему?

– Смотрите, как теперь часто бывает. Человек научился ни шатко ни валко петь. Он приходит в театр, начинает работать. Но у него не хватает школы и с течением времени он начинает все хуже и хуже петь, и его увольняют. Куда он идет? Правильно – преподавать. И делает это он так, как его самого учили. Вернее, недоучили. И это замкнутый круг. В советское время был такой знаменитый оперный певец Нодар Андгуладзе. Он написал книгу, где есть фраза, которую бы я вышил болгарским крестиком и повесил бы в спальне каждого педагога: «Преподавать имеет право только тот, кто сам прожил долгую и здоровую жизнь на сцене».

Плюс к этому катастрофа с ремонтом здания нашей Консерватории. Мы потеряли два поколения певцов, потому что у студентов нет даже концертного зала, где они могли бы петь. Но самое печальное, что от нас ушло старое поколение педагогов, таких как, например, Галина Ковалева, Николай Охотников, Ирина Богачева. Последняя, между прочим, была завкафедрой в нашей Консерватории и очень много уделяла внимания камерному пению.

– Я знаю, что вы являетесь одним из инициаторов установки мемориальной доски Ирине Петровне.

– И не только ей. Мне кажется, что пришло время отменить закон, который предполагает установку памятных знаков только через 30 лет после смерти знаменитых и прославивших свой город и страну людей. Кстати, Ирина Богачева была почетным жителем Петербурга! Какие еще нужны подтверждения ее заслуг?

Снова расскажу очередную историю. Однажды Юрий Темирканов, в те времена, когда он возглавлял Кировский театр, поручил мне встретиться с Григорием Романовым, чтобы уладить ситуацию с одним нашим артистом, который попался на границе с валютой. Я приехал в Смольный, он меня сразу принял, и мы этот вопрос уладили. И после этого он сказал мне: «Какие у вас в театре артисты! Вы цены им не знаете!» Он имел в виду в том числе и Ирину Богачеву, и Галину Ковалеву, и Николая Охотникова, и Бориса Штоколова.

Мемориальные доски просто необходимы, если мы хотим, чтобы наши дети знали историю своей страны и своего города и гордились ею. Чувство гордости за свою страну рождает чувство патриотизма, которое сейчас так необходимо. Иначе вскоре будут считать, что Юрий Гагарин – это дедушка Полины Гагариной. Жена меня часто спрашивает: «Тебе что, больше всех надо?!» Да, наверное…

Между прочим, на 7 июня в Петербургской капелле запланирован концерт памяти Ирины Богачевой. Там не только я буду участвовать – нас будет большая команда. А в фойе Капеллы хотим устроить небольшую выставку, посвященную Ирине Петровне. По крайней мере уже есть договоренности с Музеем театрального и музыкального искусства о предоставлении некоторых экспонатов. Например, концертных платьев Богачевой. И все это благодаря директору Капеллы Ольге Сергеевне Хомовой, которая явилась инициатором создания серии подобных вечеров.