Премьера второго сезона сериала «Эпидемия», которую без преувеличения ждут почти во всем мире, состоится 21 апреля. После того как в 2019 году онлайн-кинотеатр Premier показал первые восемь серий, сезон выкупил Netflix, и «Эпидемия» сразу попала в топ-10 проектов видеосервиса. Затем сериал перевели на 12 языков мира. Респект проекту выразил сам король ужасов Стивен Кинг, назвав «Эпидемию» «чертовски хорошим сериалом». Исполнительница одной из главных ролей Марьяна Спивак рассказала «Петербургскому дневнику» о том, чего зрителям ждать от второго сезона.

– Первый сезон сериала вышел за несколько месяцев до начала реальной эпидемии. У вас не было ощущения, что своим проектом вы накликали эту беду?

– Конечно, то, что первый сезон вышел в аккурат перед эпидемией коронавируса, удивляет, однако книги, фильмы и сериалы про смертоносные болезни, разные зомби-апокалипсисы и фантастические войны выходили и раньше. Достаточно вспомнить произведения Станислава Лема и Стивена Кинга. Книгу «Вонгозеро», на основе которой снят первый сезон «Эпидемии», Яна Вагнер написала еще в 2011 году, съемки шли в 2018-м, так что никакого отношения к коронавирусу мы не имеем. Все это просто невероятное стечение обстоятельств.

– Второй сезон вы снимали, когда эпидемия коронавируса была в самом разгаре, это как-то повлияло на съемки?

– Главным образом тем, что работать приходилось, соблюдая многочисленные коронавирусные ограничения. Мы все носили маски, следили за дезинфекцией, но люди все равно болели по кругу, что осложняло работу. Я все думала, когда же коронавирус настигнет меня, в итоге переболела самая последняя, в марте этого года, уже после завершения съемок. Пару дней меня покошмарил «омикрон», но потом я быстро пошла на поправку. Можно сказать, отделалась легким испугом.

Если говорить об эмоциональной составляющей, то актеры никогда не должны примерять происходящее на съемочной площадке к реальной жизни, иначе можно сойти с ума. Честно говоря, у меня это не всегда получалось. Дело в том, что довольно сложные съемки во втором сезоне «Эпидемии» я совмещала с работой в еще нескольких проектах, причем в разных городах. За лето 2021 года у меня практически не было выходных, я почти не видела сына, а это для меня очень важно, он моя батарейка.

Я всегда думала, что я сильная и что могу пережить что угодно. Медицинский термин «выгорание» казался мне какой-то блажью инфантильных девочек. Но в итоге я это выгорание прочувствовала в полной мере, и в какой-то момент мой организм перестал разграничивать выдумку и реальность. У меня просто не было сил отыгрывать все драматические обстоятельства, в которые попала моя героиня, и я начала их проживать по-настоящему. В какой-то момент я поняла, что теряю себя, что так нельзя, и если так будет продолжаться, то надолго меня точно не хватит.

– Что было сложного на съемках второго сезона «Эпидемии»?

– Многое. Мы снимали и в Карелии, и в Пушкинских Горах, и под Петербургом, и в Москве. Всего у нас было больше 16 экспедиций, не знаю ни одного другого российского проекта, в котором было бы так много локаций.

Наши персонажи то тонут в горной реке, то горят в огне, то оказываются в какой-то «клаустрофобской» пещере. Так что съемки всегда шли через какое-то самопреодоление, плюс над всеми висела угроза коронавируса. Мы, конечно, традиционно много шутили, но было реально сложно.

Но лично меня больше всего волновало то, как мало времени выделяется на каждую сцену. Часто эпизоды, к которым я морально готовилась по несколько месяцев, приходилось снимать с одного дубля. Есть несколько сцен, которые, как мне кажется, я просто завалила, и, наверное, никогда с этим не смирюсь.

– На экране заболевшие персонажи «Эпидемии» выглядят весьма крипово: эти белесые глаза действительно пугают. В реальности они выглядели так же страшно?

– Даже страшнее, ведь ты видишь все это прямо перед собой, а не на экране. Это не компьютерная графика, а линзы. Многие актеры говорили, что носить их сложно – они очень плотные, сквозь них почти ничего не видно и через некоторое время начинает болеть голова.

Во втором сезоне грим еще более сложный. Нашим гримерам приходилось нелегко, но интересно. В моем случае была дополнительная сложность: дело в том, что в «Эпидемии» я брюнетка, а в стороннем проекте – блондинка. В итоге перед каждым съемочным днем мои волосы затемняли смываемой краской. Мало того, что это просто смерть волосам, так еще стоило мне попасть под снег или легкий дождик – краска сразу текла, и грим приходилось постоянно поправлять.

– Одна из наиболее тяжелых и эмоциональных сцен первого сезона, это когда ваша героиня ищет своего ребенка в груде трупов. Вам тяжело было это играть? Во втором сезоне будут столь же страшные сцены?

– Когда мы снимали ту сцену, мы тоже торопились: уходил свет, была сложная подготовка – художники долго готовили локацию, ведь в роли трупов там были и манекены, и живые люди. Начали с общего плана, в котором я собственно и выложилась на полную, к крупным планам я уже была «в кондиции».

Еще сложнее мне далась сцена, когда моя героиня все же находит своего сына. После команды «стоп мотор» я могла только сказать: «А у нас на площадке есть валокордин?» Это был первый серьезный звоночек к тому, что нельзя все принимать близко к сердцу. Особенно если дело касается детей.

– Многих фанатов «Эпидемии» волнует, что второй сезон снимался не по продолжению «Вонгозеро» – книге «Живые люди» Яна Вагнер, а по оригинальному сценарию. Сериал изменится?

– Безусловно, зрители увидят абсолютно другое кино. Если первый сезон – это психологическая драма с элементами триллера, то второй – скорее экшен или блокбастер. Мы до последнего не видели сценарий целиком, он дописывался и менялся по ходу съемок. Впрочем, я второй сезон пока не видела, поэтому могу только предполагать. Финальный результат во многом зависит от монтажа. Мы сняли очень много материала, гораздо больше, чем требовал хронометраж.

– В России очень мало качественных проектов в жанре триллера или ужасов. Скажите, когда вы прочитали сценарий «Эпидемии», сразу поняли, что проект стоящий?

– Нет, это никогда непонятно. Иногда, прочитав сценарий, кажется, что это будет бомба, а по итогу выходит пшик, а иногда наоборот: вроде на бумаге ничего особенного, а проект – бах и выстрелил. Это лотерея. Мне кажется, отчасти популярности нашего проекта способствовала реальная пандемия коронавируса. Возможно, в другое время внимания было бы меньше. К сожалению, многие стоящие проекты проходят незамеченными.

– В вашей творческой биографии, помимо «Эпидемии», есть другие триллеры и ужасы. Вам нравится этот жанр?

– В целом да. Мне бы очень хотелось сыграть какую-нибудь Бабу-Ягу, нечисть, вампиршу, чтобы прямо с перевоплощением. Играть персонажа, который боится всех этих ужасов, гораздо менее интересно, если честно. Так побоялась, сяк побоялась. Палитра страхов небольшая, и для меня она исчерпана.

Как зрителю ужастики мне не нравятся, потому что я начинаю верить в предлагаемые обстоятельства и бояться по-настоящему. Видимо, это все-таки моя проблема – принимать все слишком близко к сердцу. При этом если я, случайно щелкая каналы, наткнусь на фильм ужасов по телевизору, то обязательно его досмотрю. Мне надо знать, что все закончилось хорошо, потому что иначе я, простите, до туалета в темноте не смогу дойти от страха. Телевизор я включаю нечасто.

– Вы почувствовали гордость, когда «Эпидемия» попала в топ-10 проектов на Netflix или когда работу похвалил Стивен Кинг?

– Если честно, то ничего особенного я не почувствовала. Круто, конечно, но…респектнул и респектнул, сериал получился хорошим, почему бы и не похвалить. Возможно, кто-то заподозрит меня в лукавстве, но какого-то ощущения «вау» у меня действительно не было. Возможно, потому что у меня уже был фильм «Нелюбовь», который успешно прокатился по всему миру, номинировался на «Оскар», получил французскую премию «Сезар» и много других наград.

– Сейчас из-за сложной геополитической ситуации сериал смогут посмотреть гораздо меньше зрителей. Вас это расстраивает?

– Да, потому что многие иностранцы ждали второй сезон. Вообще, «Эпидемия» – один из немногих российских проектов, который зашел в первую очередь иностранцам. После премьеры в Рунете какого-то особенного отклика я не помню, а вот после того как сериал попал на Netflix, мне начали писать в социальных сетях люди из Канады, Бразилии, Турции, Индии и многих других стран. Только после этого сериал показали на российском телевидении, и тогда уже его оценили наши зрители.