Российскому этнографическому музею, основанному в 1902 году для изучения культуры и быта народов многонациональной России, исполнилось 120 лет. Каким видится будущее музея и что значит этнография для каждого из нас, рассказала его директор Юлия Купина.

– Юлия Аркадьевна, вы как-то сказали, что юбилей – повод не для торжеств, а для обновления. Что это значит?

– Обновление в музейной сфере – это прежде всего ежедневный труд, а не разовое событие. Каждый день, открывая двери музея, мы открываем новый музей. За пандемийное время, когда мы были долго закрыты, это все ощутили особенно остро. Вроде все осталось на своих местах, но мы радикально изменились, потому что изменилось наше восприятие мира, музея и самих себя. И в этом парадокс музея.

Сегодня пишут, что музеи имеют терапевтическое значение для общества. Их посещение даже прописывают в медицинских рецептах в некоторых странах. Мне казалось это перебором. Но сейчас все очевиднее становится, что музей – это действительно средство поддержания социального здоровья общества и личного психологического равновесия.

– К сожалению, знают об этом не все. Что нужно сделать, чтобы повысить популярность музея?

– Сегодня музей учится не только говорить, он учится слушать и слышать. Музей перестает быть безликим. Когда вы заходите в театр, то в фойе видите портреты артистов, режиссеров, художников. То есть театр для вас персонифицирован. Наше закулисье, как правило, скрыто. Поэтому сегодня мы выводим на первый план наших специалистов. Хотим, чтобы люди знали имена собирателей коллекций, чтобы слышали мнение наших конкретных экспертов. А в посетителях мы хотим видеть не группу экскурсантов, а отдельных людей, с которыми можно разговаривать.

Концепция развития нашего музея похожа на матрицу, в которой много слагаемых. Мы поменяли фирменный стиль, активно сотрудничаем с разными партнерами. Работаем над выездными программами, которые включают выставки, экспедиции, образовательные проекты. Главное – мы выходим за стены музея. Здание – это только его часть. РЭМ существует в информационном пространстве, в своих связях и коммуникациях, потому что именно музей производит огромное количество достоверной информации.

– Вы сказали, что музей выходит за привычные рамки. В чем это заключается?

– Например, недавно мы открыли филиал в Южно-Сахалинске. Наш музей вытянулся от Балтики до Тихого океана. И мы не хотим это пространство пролетать в коробочке салона самолета. Мы хотим его представить в лицах и в регионах, в богатстве культур. Поэтому те программы, что мы сейчас делаем, включают не две крайние точки, а все этнокультурное пространство северной Евразии.

Последние два года показали, что нужно активно обмениваться опытом и нужны личные контакты. Это та ценность, которая делает нас профессиональнее и по-человечески сильнее. Поэтому при поддержке Министерства культуры мы создали Ассоциацию этнографических музеев и секцию арктических музеев при Союзе музеев России, где РЭМ стал координатором. Для меня такие объединения – это круг единомышленников. А это всегда дает, с одной стороны, какой-то особый драйв к поискам, с другой – надежность, потому что есть на кого опираться.

– А как вы собираетесь актуализировать музей? Приблизить его к сегодняшнему посетителю?

– Отдаю себе отчет, что модернизировать все экспозиции сегодня одномоментно невозможно, да и не нужно. Это намоленные, любимые посетителями места, к которым возвращаются. Но нужна актуализация тех программ, которые здесь проходят: экскурсий, выставок, фестивалей. Важно привлекать партнеров на свою площадку – художников, ремесленников, экологов, представителей вузов. Считать, что РЭМ только про этнографию – неправильно. Он про интеллектуальную историю нашей страны, про людей, которые осваивали эти просторы. Про то, как видеть мир, ощущать себя в нем, как дружить и общаться.

Но приблизить музей к посетителю невозможно, если человек не прикладывает к этому личных усилий. Музей – это серьезный труд. К нам приходят посетители всех возрастов, и нужно уметь говорить со всеми. Сделать музей не просто физически, но и интеллектуально доступным для всех.

Когда Лейбниц объяснял Петру I, что такое музей, он сказал: «Музей – это театр». И в этом большой смысл. Не потому, что пространство здесь оформлено как декорации, а потому, что, наблюдая разные культуры и их взаимосвязь, имеешь возможность прожить разные жизни.

Почему особенно важно приводить сюда детей? Посмотрите на классы в школах, они многонациональны. И этот тренд будет только нарастать. Поэтому для них сегодня очень важна культура выстраивания отношений с самыми разными людьми.

– Наверное, это важно для каждого из нас.

– А для этнографа особенно. Потому что, где бы он ни работал – в поле или на выставке, главное – это люди. Для меня огромным открытием были музейные сотрудники в Таджикистане, где я работала несколько лет. Там я познакомилась с людьми, которые сохранили музеи во время гражданской войны. Это простые женщины, красивые, трудолюбивые, которые относились к музею, как к своему ребенку. Одна из них мне рассказывала, что во время гражданской войны в музее не было посетителей. А она приходила туда каждый день и вытирала пыль.

Она мне напомнила другую женщину, которую я встретила недалеко от Каргополя, в почти заброшенной деревне, где сохранился храм. Эта пожилая женщина ухаживала за этим храмом. Она ежедневно приходила, ставила свечки и цветы, подметала.

То есть всегда находится человек, который все это сохраняет, потому что это его долг, его жизнь. Казалось бы, где Каргополь и где Куляб? Но эти женщины меня держат. Когда я думаю о каких-то своих сложностях, всегда вспоминаю их. И мои проблемы сразу становятся не такими большими.

Этнографы не ищут золото. Мы исследуем повседневность и быт. Это стремительно меняющаяся фактура. И то, что ее не фиксируют и что она не всегда понимается как ценность, очень обидно. Потому что на самом деле это и есть самая настоящая ценность, то, из чего состоит наша жизнь.

Например, на Севере поначалу для меня было открытием все: что хороших охотничьих собак эвенки кормят мукой, разведенной в воде. Что нельзя согревать щенков, потому что это собаки. Что разговор, чтобы тебя уважали или что-то рассказали, нужно строить по-особому. Более того, что общаться можно не только через слова. Это проникновение во внутренний мир, когда ты должен стать своим, – серьезный, не разовый труд. За один полевой сезон это сложно сделать, поэтому мои коллеги десятилетиями ездят в одни и те же места и выстраивают отношения.

– 2022 год – юбилейный для музея. А еще это Год культурного наследия народов России, год 100-летия образования СССР. Какие проекты музей готовит к этим датам?

– Мы делаем очень необычный для нас проект, который называется «Новый человек: между утопией и традицией». На материале этнографических коллекций, которые формировались в XX веке, мы расскажем, что такое старый и новый быт. С чем хотели порвать и как мечтали построить новый мир. Все это этнографы фиксировали, материалы исследований сохранились и представляют реальную картину дел.

Кроме того, мы готовим большие выставки, которые будут ездить по стране. Например, это выставка, посвященная 1100-летию принятия ислама Волжской Булгарией. Или выставка о культуре русского народа, локальные группы которого настолько разные, что иногда северных и южных русских считали просто разными народами.

Все наши юбилейные торжества – это прежде всего конференция, фестиваль «Созвездие культур» – намечены на осень. Важно также, что некоторые регионы на наших площадках представят сами себя. Например, Якутия, которая празднует 100-летие, будет представлена у нас Кочевым музеем и несколькими мероприятиями.

Одно из важных событий – создание Центра ремесленных традиций, куда мы приглашаем мастеров, модные дома, творческие индустрии. И вместе с ними делаем образовательные и лекционные программы для посетителей, проводим различные мастер-классы.

– Петр I не будет обижен?

– Ни в коем случае! Просто, если все рассказывают о том, что сделал Петр, то мы будем говорить о людях и территории будущего Санкт-Петербурга до прихода сюда первого российского императора. Он – зачинатель музейного дела. Этот его проект оказался одним из самых мощных национальных проектов России. Да и сам факт существования музеев в нашем городе – сам по себе уже петровский проект.

– Что для вас значит этнография, как вы ее ощущаете?

– На самом деле я не понимаю, как живут люди, которые не интересуются этнографией. Потому что наша наука, этнография, делает мир объемным и восприятие его богаче. Она учит сопоставлять, сравнивать и задавать необычные вопросы.

Очень хочется, чтобы люди поняли, что культурные традиции – это современно, это наше сегодняшнее достояние. А этнография – это то, что есть сейчас. Уверена, что Российский этнографический музей может стать местом открытий для многих, кто интересуется не столько прошлым, сколько будущим.