Молодая выпускница Университета кино и телевидения Светлана за год работы поняла, что труд инженера не для нее. Попыталась окунуться в «вечный праздник» – пошла работать в ресторанный бизнес. Карьера складывалась, ее ценили. Но это тоже оказалось не мечтой. В 26 лет решила стать косметологом и поступила в медицинский колледж.

Отучилась 4 года, несмотря на высшее образование, собралась на работу в салон красоты, и… началась пандемия COVID-19. Теперь гламур, пилинг и лифтинг вызывают у нее лишь улыбку, а настоящая жизнь и настоящая работа – в 8-м инфекционном (бывшем торакальном) отделении Покровской больницы.

В глубину красной зоны

Светлана Колесникова решила: раз я – медсестра, почему бы не попробовать себя? И устроилась в Покровскую больницу – один из первых городских стационаров, в самом начале пандемии ставших коронавирусными. И с первых часов окунулась в самую глубину красной зоны.

Признается, что сначала была в шоке. Оказалось, что учебная практика очень отличается от реальной работы, тем более в инфекционном стационаре, в красной зоне одного из сложнейших отделений – торакального, где лежат самые тяжелые больные с осложнениями на легкие, органы грудной клетки. Как говорит Света, дальше – только реанимация.

«Я пришла сюда в июле 2020 года. В мой первый день рабочий день главная медсестра спросила: «На какое отделение хочешь?» Я хотела все! И меня тут же отправили на торакальную хирургию. Сначала на должность младшей медсестры, поскольку не было опыта, потом перевели на постовую медсестру. Первые дни – это незабываемые эмоции, шок. Думала: проработаю 3 месяца и уйду. Но я же уже устроилась, не зря же я всем говорила, что все могу! У нас оказался классный сплоченный коллектив, сюсюкаться со мной было некогда и некому. Ты просто сразу включаешься в работу и либо ее делаешь, либо сидишь в шоке. Я к стрессу отношусь спокойно и начинаю мыслить по-другому. Может быть, если бы мне дали больше времени на раскачку, у меня и не получилось бы», – говорит Светлана.

Светлана говорит, что медицина настолько интересна, что монотонно работать не получается. Признается, что первое время ходила с широко раскрытыми глазами всюду, училась, впитывала на практике то, что не узнаешь на лекциях.

«Мой первый пациент… Тогда дежурили по одному человеку на посту, очень много больных. Все самые тяжелые истории почему-то случаются, когда вечером врачи уходят. Но в тот день задержались: были процедурная сестра, врач, медсестра. Поступил молодой пациент, лет 38. Он был очень напуган, категорически отказывался от реанимации. Его все уговаривали, объясняли, что ему это жизненно необходимо. Но он написал отказ, его привезли к нам в отделение. И через несколько часов он падает в палате… Я вызвала бригаду, начали реанимацию. Но спасти его не удалось. Этот момент я очень долго переживала – когда в первый день у тебя на руках умирает пациент. Он лечился дома самостоятельно, боялся вызывать врача, в больницу поступил, когда было уже поздно. Но в такие моменты по-другому смотришь на жизнь. Понимаешь, что можно уйти всего в 38-39 лет, когда из-за паники действуешь неосознанно. Конечно, хочется помочь каждому. Но многие, кто тянут с вызовом врача, настолько измучены своей болезнью, что у них нет сил бороться. И даже если он перейдет рубеж, ты видишь – нет жизни в глазах. Поэтому твоя задача – не только вылечить, но и подбодрить. Надо работать со своим организмом в стрессовых ситуациях».

Потом были и другие пациенты, которых Света возвращала к жизни вместе с коллегами.

«Девочка 19 лет поступила из другой больницы в реанимацию, пролежала 3-4 недели. После этого долго не могла ходить, мы ее учили разговаривать, ходить, расчесывать волосы. Отметила 20-летие у нас и благополучно выписалась. Надеюсь, что у нее все хорошо», – улыбается медсестра.

На вопрос, не жалеет ли о несостоявшейся карьере косметолога, сейчас в ответ только смеется. Говорит, что это осталось как хобби: приятно нанести масочку, поправить брови.

«Здесь, в больнице, ты спасаешь жизнь, заново учишь ходить и говорить, ты лечишь, ты нужен людям. Это дает возможность посмотреть на жизнь с другой стороны и понять, где твое призвание. Пока медицина – в моем сердце», – говорит Света Колесникова.

В глубину моря

Светлана Колесникова выросла на море, в Новороссийске. Имеет звание мастера по спортивной ходьбе. С детства плавала, конечно. Но вот серьезно заниматься дайвингом начала в 2014 году, когда впервые оказалась в Египте. Сначала просто записалась на экскурсию по дайвингу, а через 2-3 месяца вернулась на море и уже начала обучаться серьезно. Сначала на открытой воде – ее учили, как перебороть момент страха, который может стать критичным. Признается, что было жестко: например, инструктор резко срывал маску, и надо быть научиться не паниковать. Потом «наныряла» до курса Advanced Open Water Diver с разрешенной глубиной до 40 метров, начала погружаться на затонувшие объекты.

«Как космос – только на дне», – говорит Светлана.

Конечно, у юной рисковой девушки не обошлось без серьезных ляпов.

«Первая подводная паника: погружались на затонувший объект в Египте, на корабль времен войны. Плыли группой, фонарик – только у ведущего, я плыла замыкающей, ориентируюсь по ластам предыдущего. Плыву и понимаю, что меня что-то схватило на месте, что я стою. Подумала: это гигантская рыба, она меня съест. А ласты – все дальше, полная темнота, и я думаю, что меня никто не найдет. Но сказала себе: «Стоп. Ты жива. Рыба тебя еще не съела». Успокоилась и поняла, что зацепилась баллоном. Еле отцепилась, выплыла. И это такое счастье, кода увидела свет! Мне потом подарили фонарик», – смеется Светлана.

Но экстрим под водой на этом не закончился.

«На Шри-Ланке с подругой пошли в горы, поднялись на высоту 3,5 тысячи метров, а потом – в море. Этого категорически нельзя делать, а мы инструкторов не предупредили, что были в горах. Погружаюсь: компьютер пищит. Начинаю голову поворачивать – а там кораллы разноцветные, красота какая-то… Почти галлюцинации уже пошли. А рядом – никого. Группы нет, бади-партнера нет, а мы – на глубине. К тому же мы погружались не со своим снаряжением, и с собой не было обязательного баллончика, чтобы постучать тем, кто наверху. Хорошо, что он был у инструктора, и я по звуку сориентировалась, куда двигаться. Дико страшно было, заканчивался кислород. Но мы вышли. Здорово нас отругали на берегу», – признается девушка.

Но пандемия на время отлучила от любимого увлечения. В Черном море погружаться ей не нравится – видимость плохая. В прошлом году друзья предложили погружаться на Ладоге, в сухом костюме. Но Света не любит холод – тоже не понравилось. Да и не видно ничего. Но важнее красот южных морей в ее экстремальном увлечении – психологический момент: научиться не паниковать, держать себя в руках, быстро принимать правильное решение.

«Мой аналог красной зоны, – смеется Света. – Это помогает в общении с пациентами. Начинаю отвлекать, рассказываю, как дышать, как избежать паники. Я занимаюсь для себя дыхательными практиками, что-то передаю пациентам».

Помимо мечты скорее окунуться в теплые моря она мечтает еще открыть фонд помощи онкобольным. Такой, чтобы человек, столкнувшийся с этой бедой, сразу получил всю помощь – и консультативную, и медицинскую, и психологическую – сразу и без беготни по инстанциям. Еще мечтает поехать в Таиланд в буддийский храм – медитировать, заниматься своими практиками. Если с Таиландом не получится, готова и на Ленинградскую область – говорит, что там есть любимое место при буддийском дацане, где можно отдохнуть душой и телом. И подготовиться к очередной задаче: она собирается заняться фридайвингом – погружениями на глубину на собственном дыхании. Сейчас занимается, как она говорит, проработкой своих страхов перед такими погружениями. И у нее, без сомнения, это получится.

Хрупкая, но такая сильная Света Колесникова меняет белый халат на белый СИЗ и возвращается в красную зону. У нее очередное суточное дежурство.