Речь идет об уникальнейшей рукописной карте, хранящейся в архиве Санкт-Петербургского института истории РАН. Она датируется 1717 годом и никогда еще не выставлялась на всеобщее обозрение. На ней подьячий Губернской канцелярии Иван Гордеев (его подпись красуется в углу документа) «набросал» с помощью пера и чернил реальную на тот год застройку Петербургского и Аптекарского островов – там, где река Карповка соединяется с Большой Невкой.

Мечты императора

Почему при этом употребляются слова «уникальнейшая» и «реальная застройка»? Ведь в открытом доступе уже давно есть карты Петербурга, созданные еще при жизни его основателя. Да. Вот только на них зачастую отражена не реальность, а представления Петра I относительно того, каким должно быть его любимое детище. И лучший пример тому – хорошо известная карта Иоанна Батиста Хоманна, на которой указана застройка города по состоянию на конец 1716-1717 год.

Предыстория появления этого документа следующая. Прусский король Фридрих Вильгельм I попросил русского царя прислать ему картографическое изображение новой столицы, которую тот возводил с нуля в ускоренном темпе. В Западной Европе эта история вообще крайне интересовала всех коронованных особ, и поэтому западные дипломаты беспрестанно слали с берегов Невы кипы донесений о происходящем. Немало при этом добавляя от себя: именно с их легкой руки до сих пор гуляет «достоверная» информация о сотнях тысяч погибших при строительстве Петербурга.

Петр I поспешил исполнить просьбу своего «коллеги» и через Александра Меншикова приказал изготовить такую карту (которая послужила прообразом для Хоманна), но с учетом стратегических и политических соображений. Так, к примеру, Васильевский остров оказался полностью – от стрелки до гавани – покрытым регулярной застройкой, разбитой четкой сеткой проложенных линий. Причем ни Смоленского кладбища, ни самой реки Смоленки там нет. Зато на их месте красуется парк. Зеленая зона находится и на месте соединения Карповки с Большой Невкой. А между тем...

Подполковнику никто не пишет

А между тем там кипела своя жизнь. И за сведения о том, какой она была, мы теперь должны благодарить подполковника Алексея Киселева, чей дом находился на берегу Карповки, и который возжелал расширить свои владения, подав соответствующее прошение в Губернскую канцелярию. А чтобы выяснить, не покушается ли он при этом на чью-нибудь землю, и была создана эта карта. На ней, кстати, видно, что в этом уголке Петербургского острова уже тогда располагалось целых пять улиц. Правда, приведено название только одной из них – Оружейная. Указаны и солдатские казармы, ремесленная слободка, а также непременная «австерия», т.е. трактир (это здание обозначено почему-то крупнее всех прочих строений на плане). Между прочим, где-то здесь жил и сам составитель этой карты – подьячий Иван Гордеев, сведения о котором отыскались в архиве. Возможно, поэтому он все так подробно и зарисовал.

Отметил он и знатных соседей Киселева: сибирского царевича Василия Алексеевича, Т.Н. Стрешнева, князей Таракановых и полковника Чемесова. Благодаря последнему, кстати, удалось точно установить дату создания этой карты.

«Он был комендантом Петербургской крепости, – рассказывает Татьяна Базарова, заведующая научно-историческим архивом СПб Института истории РАН, – поскольку мы выяснили, что Чемесов скончался в декабре 1717 года, а на карте указан принадлежащий именно ему участок, то, соответственно, и сама она была сделана не позднее этого времени».

Любопытно, что и на другом берегу Карповки территория тоже была освоена. Например, помимо аптекарского огорода там указаны общественная баня и небольшое кладбище (не православное, судя, по подписи на немецком языке).

Но самое интересное то, что в архиве Института истории нашлись другие документы, имеющие прямое отношение к этой карте. Это билеты на постой солдат в доме, расположенном на Оружейной улице, который принадлежал некоему Ивану Винюкову.

«Предоставление своих жилищ под постой – самая серьезная повинность жителей Петербурга того времени, – отмечает Татьяна Базарова. – И такие билеты владельцы домов потом обязаны были сдавать в Полицмейстерскую канцелярию. Иначе, как указано в этих же документах, «…оный постой зачтен не будет, и поставлено будет вдвое». Таких билетов сохранилось крайне мало, поэтому их тоже можно сегодня считать огромной ценностью».

Секреты языка

Эти уникальные документы, возможно, в скором времени станут доступными (пусть и в оцифрованном виде) для, как говорится, широкой общественности, поскольку они стали участниками глобального и важного проекта, получившего поддержку Минобрнауки, – «История письма европейской цивилизации». В основе замысла – попытка понять, как изменялась письменная культура в русском государстве и насколько на этот процесс влияла западная письменность. При этом материалам Петровской поры отведена особая и важная роль, поскольку именно в это время в государственном документообороте стал осуществляться переход от рукописных текстов к печатным, что тоже наложило свой отпечаток на развитие русского языка.

«Это очень важная работа. Возможно, мы поймем закономерности в изменениях, связанных с нашей культурой и наукой, – отмечает Татьяна Базарова. – Ведь связующее звено – это как раз тексты. И с этой точки зрения рукописная карта будет очень важным кирпичиком в создании здания новых знаний о самих себе».

Работа над проектом идет полным ходом (ее завершение запланировано на конец 2022 года), и сотрудники Санкт-Петербургского Института истории РАН не исключают, что на этом пути возможны интереснейшие открытия. Ведь в его архиве находятся более 300 фондов и коллекций, содержащих ценнейшие документы по истории России.