Яндекс.Метрика
  • Марина Бойцова

Реанимация красной зоны: ни одного пациента с прививкой

Городская Покровская больница – многопрофильный стационар-тысячник с полуторавековой историей. С первого дня пандемии и по сей день – одна сплошная красная зона, в которой не прекращаются высокотехнологичные операции
Фото: Роман Пименов/ «Петербургский дневник»

За время пандемии здесь пролечены 26 523 пациента, проведено больше 2200 операций. Наш сегодняшний проводник по красной зоне – замглавврача по хирургии Геннадий Накопия. Куда может первым делом повести хирург? Конечно, в операционную.

Операционная

На столе – 65-летний мужчина. За столом – три торакальных хирурга, две операционные сестры, анестезиолог и анестезистка. Пациенту проводят сложную операцию, к которой готовились несколько недель: остеомиелит грудины после операции на сердце.

«Дефект очень большой. Длится операция около двух часов, сейчас коллеги делают пластику грудной клетки, очищенную и подготовленную глубокую грудную рану будут заполнять прямой мышцей живота. Наше торакальное отделение – единственное в городе, которое этим занимается», – тихо комментирует Геннадий Гонелиевич, стоя у окна операционного блока.

У пациента COVID-19 – других, впрочем, сейчас здесь и нет. Прошло уже 14 дней с момента госпитализации, в плане инфекционного заболевания пациент достаточно стабилен для того, чтобы его можно было прооперировать. Хотя от коварной инфекции можно ждать всего что угодно.

«COVID-19 однозначно влияет на исход любой операции, любого заболевания. Он поражает легкие, а часто больных приходится интубировать по жизненным показаниям, и сам момент снятия с «трубы» крайне ответственный. Кроме того, всегда есть риск тромбозов. Поэтому абсолютно все пациенты с первого дня получают профилактику тромбоэмболических осложнений», – продолжает Геннадий Накопия.

Шесть медиков склонились над человеком. Сейчас в операционной почти прохладно, тихо и светло. А летом, когда за окнами было плюс 35, хирурги в своих СИЗах работали, как внутри резинового матраса, – потом воду из костюмов просто выливали. Даже очки заполнялись влагой, набухали перчатки, не выдерживали кондиционеры. Но люди выдержали.

Реанимация

В реанимации бывшего хирургического отделения (сейчас специализации нет, все отделения – инфекционные) девять коек. Все заняты. Пациенты самых разных возрастов. Но все – тяжелые. И все – не привитые, как и в двух других реанимационных блоках. Пациентов вакцинированных поступает не более 10 процентов. Врачи считают, что это те люди, которые без прививки должны были бы переносить инфекцию в очень тяжелом состоянии, но благодаря прививке они хорошо отвечают на терапию и быстрее поправляются.

Старшая сестра отделения реанимации Юлия с говорящей фамилией Сердцева рассказывает: «Очень беспокоит, что много не привитых – привитые до нас не доходят, лечатся на отделениях и выписываются домой. Из наших девяти больных – ни одного привитого. Все тяжелые, все с пневмонией. Я с COVID-19 работаю с первого дня. Могу сравнивать: сейчас пациенты стали тяжелее, по-другому развивается заболевание. Смертность не уменьшается. Так что, господа антипрививочники, кто хочет попасть в реанимацию, упорствуйте дальше», – неожиданно эмоционально заканчивает Юлия Сердцева.

Мы смотрим, как молодого мужчину готовят к установке трахеостомы. Манипуляция не из приятных.

«Неужели антиваксерам не страшно тут оказаться?» – говорю вслух.

«Страх приходит потом, в реанимации. Каждый думает, что его это не коснется», – философски отвечает Юлия.

В мирное время в отделении реанимации занимались хирургией, выхаживали плановых послеоперационных и экстренных пациентов, поступивших после травм и политравм.

«Хочется уже вернуться к обычной жизни. Там эффект был виден. Пациент прооперирован, вылечился, выписался и ушел своими ногами. А здесь – мы не знаем, как человек будет жить дальше, позволит ли ему его иммунная система выжить. От этого нам психологически очень тяжело, происходит эмоциональное выгорание», – говорит старшая медсестра реанимации.

Весь персонал этого сложнейшего отделения работает без выходных и праздников, круглосуточно в душных СИЗах, переворачивая пациентов в прон-позицию, вытирая высохшие губы больных, проверяя «вентиляторы» – ИВЛ. Встречая, провожая, прощаясь.

«Я изначально не боялась коронавируса, у меня не было страха, я просто делала свою работу. Когда закрыли отделение, здесь лежали 14 человек. Бояться было некогда. Надо было организовать все, кормить, наполнять аптеку. Когда вошли в режим, стали привыкать: одеваемся, соблюдаем все меры защиты и, в принципе, этого хватает. У меня много сотрудников, которые не болели вообще. Сейчас все вакцинированы. Мы же видим, как тяжело болеют не привитые», – рассказывает Юлия Сердцева.

Фото: Роман Пименов/ «Петербургский дневник»

Приемный покой

Официально он называется не покоем, конечно, а приемным отделением. Покоя тут никогда нет. Но в последние дни стало чуть полегче – за сутки поступают 40-45 человек. Врачи благодарят за это нерабочие дни, прервавшие цепочки заражения, и более жесткие установки на вакцинацию.

Мы пробыли тут минут 15, и ни одной скорой помощи. А потом вдруг – одна за одной пять машин с интервалом в 5 минут. Пациентов доставляют на каталках или пересаживают на кресла, развозят по боксам.

«За почти два года наши познания о COVID-19 очень сильно изменились. Мы теперь понимаем, как протекает заболевание, научились лечить, сейчас более-менее стал понятен патогенез, есть лекарства, мы знаем, как поражаются легкие. Но все невозможно познать. Один может уколоться иголкой и умереть, а другого трактор переедет и все нипочем. Мы пока не понимаем, почему у одного пациента поражение легких 15-20 процентов, а у другого – 90. Почему порой выживает тот, у кого 90, а не первый. Считают, что это якобы зависит от концентрации вируса. Возможно, и так», – рассказывает Геннадий Накопия и ведет нас на КТ.

Врач-рентгенолог Ульяна Калавриос показывает начмеду снимки легких пациентов: у 62-летнего Б. 95 процентов поражения, у некой С. – не столь много, но очень сильная дыхательная зависимость, без кислорода не тянет. А у 37-летнего Н. на ИВЛ поднялась сатурация до 97, аппарат дает ему 65 процентов кислорода, остальное вытягивает сам. Но Геннадий Гонелиевич говорит, что у этого пациента положительная динамика, они надеются его вытянуть.

«Мы вцепились в него, может, снимем с «трубы», – предполагает доктор.

Рассказывает, что вытягивали пациентов и с 95 процентами поражения, и после цитокинового шторма, и после тяжелейших операций.

«Нам это удавалось и удается до сих пор. Хотя хочется вернуться уже к мирной жизни, конечно. Сколько праздников я пропустил? Если длинные выходные, нам не приходится на это рассчитывать: мы все равно день отдыхаем – через 2 дня выходим. У нас никогда не получается отдыхать, как все. День рождения был на работе – нормальное явление. Жена – врач, она все понимает», – улыбается доктор-оптимист.

Фото: Роман Пименов/ «Петербургский дневник»

Бывшее хирургическое

Это его отделение – бывшая хирургия, сейчас – обычное инфекционное. Мы заходим в палату, на койках – две женщины.

Ирине 50 лет, она долго пыталась справиться с болезнью сама, похудела до 45 килограммов на температуре 39. Заразилась от мужа. Зимой от коронавирусной инфекции у нее умер отец и еле выжила мама. Но Ирина так и не сделала прививку – даже после такой трагедии.

«Рассчитывала на свой организм. Я ни разу не делала прививки ни от гриппа, ни от пневмонии. За всю жизнь болячки были раза два-три, за 25 лет стажа ни разу не была на больничном. Занималась спортом два раза в неделю. Не думала, что так обернется», – еле выговаривает слова Ирина. Она на кислороде, и ей очень плохо и очень страшно.

Ее соседке Наде 24 года. У нее по КТ двусторонняя пневмония и жидкость в легком. Ее привезли на скорой в больницу, потому что COVID-19 никак не оставлял молодую сильную женщину. Температура вроде бы падала – потом опять поднималась до 39. Она в декрете, ее дочке 1,5 года, и она тоже заболела. Как и муж. Температура под 39, поражение легких, положительные мазки. Но Надя тоже не прививалась. И тоже думала, что ее и семью это точно не коснется. Жаль, что COVID-19 не читает мысли пациентов.

Фото: Роман Пименов/ «Петербургский дневник»