Как следует расценивать информацию о процентах свободных и занятых коек, почему возникают очереди у больниц, через какое время после вызова должен появиться врач – на эти и другие вопросы «Петербургского дневника» отвечает первый зампредседателя Комитета по здравоохранению Андрей Сарана, курирующий стационарную помощь.

Койки не должны стоять пустыми

– Андрей Михайлович, люди остро реагируют на сообщения о том, что в Петербурге осталась, например, тысяча свободных коек. Параллельно поступают сообщения об увеличении количества заболевших, росте госпитализаций. Люди начинают волноваться. Как на самом деле следует расценивать такую информацию?

– Рост заболеваемости коронавирусной инфекцией идет уже полтора месяца. Мы в ежедневном режиме следим за динамикой эпидпроцесса, за количеством выявленных и госпитализированных больных. В зависимости от этого роста рассчитываем, какое количество коечного фонда нам нужно иметь. По требованиям Минздрава мы обязаны 20 процентов коечного фонда держать свободным, однако при этом Минздрав рекомендует также максимально эффективно управлять коечным фондом. Поэтому мы стараемся соблюсти баланс между оказанием помощи больным с COVID-19 и больными с другими патологиями. Сейчас, после перепрофилирования ряда крупных больниц, доступность плановой помощи неизбежно снизилась. При этом на данный момент дефицита коронавирусных коек нет.

Что такое свободный фонд? Например, если больница имеет 1000 коек, то подразумевается, что на них должны лежать 1000 больных. Потому что именно под это количество коек рассчитано количество врачей, среднего и младшего персонала. Но если в стационаре 80 процентов занято и 20 свободно, то за что сотрудники, которые числятся на этих 20 процентах неработающих коек, деньги получают? Это нерационально, и для больниц это убыток. Поэтому мы стараемся, чтобы все койки работали.

– А как же заявления ряда главврачей стационаров, что они живут только выпиской? То есть сколько пациентов выписывают – столько и могут взять.

– Большинство больниц всегда «жили выпиской». Например, если Боткинская больница рассчитана на 600 коек, а лежит 550 человек, то она рассчитывает все равно на 600 больных. Например, в периоды эпидемий гриппа нередко у нас свободными оставались 1-2 процента коечного фонда, и это нормально. Это и есть эффективное использование коечного фонда. Тогда никто не паниковал из-за одного свободного процента. У нас под COVID-19 работают 18 стационаров, каждый в день может выписать примерно 50 человек и соответственно столько же взять. Мы долго сомневались насчет очередного перепрофилирования Городской больницы № 2, но, принимая во внимание динамику эпидпроцесса, все же решились на перепрофилирование, и с 16 октября она работает под коронавирус. Аналогичная ситуация была с Городской больницей № 20. Ей одного дня не хватило, чтобы выйти из красной зоны, уже люди были записаны на плановую госпитализацию. Но начался подъем, и больница осталась инфекционной. Однако сотрудники успели отдохнуть, сходить в отпуска, отмыть и продезинфицировать помещения.

– А какой максимум и минимум свободных коек в коронавирусной истории у нас был?

– Минимум – 4 процента свободного фонда, это было минувшим летом, максимум – 37 процентов.

– Я правильно понимаю, что даже без учета нынешней реальности у любого стационара всегда должен быть запас коечного фонда?

– На случай любой ЧС есть определенный алгоритм действий. Например, вспомним, как в 2005 году произошло распыление неизвестного газа в одном из гипермаркетов, около 80 человек пострадали. Большинство попали в НИИ скорой помощи им. Джанелидзе, институт всегда полностью готов к подобным ЧП. При большом количестве массово госпитализированных открывается склад, оттуда вынимается белье, ставятся раскладушки и кладутся пациенты. У нас всегда есть определенный регламент работы в мирное время на такие случаи. Каждый стационар должен иметь возможность доразвернуться, достать койки и препараты. Это плюс десять процентов коечного фонда – помимо того, что есть в каждой больнице. Это нормальная ситуация. Но сейчас мы вынуждены поддерживать определенное количество свободного коечного фонда. Так как мы уже достаточно долго в пандемии, то научились прогнозировать нужное число коек, и если ошибаемся, то речь идет о нескольких десятках.

Нельзя допустить 1000 госпитализаций в день

– Как следует расценивать заявления главврача Коммунарки Дениса Проценко о том, что ситуация в России с COVID-19 близка к критической?

– Проценко оценивает ситуацию во всей стране, я не готов говорить в таких масштабах. В Петербург дельта-вариант вируса пришел летом, а регионы массово столкнулись с ним только сейчас. Я вспоминаю ситуацию мая-июня 2020 года, когда Москва и Санкт-Петербург реально полыхали, а в регионах слушали нас на селекторах Минздрава с удивленными глазами – у них было относительно спокойно. Сейчас мы видим, что волна катится по стране с задержкой в 1-2 месяца, то есть многие регионы живут в той ситуации, что у нас была летом. Поэтому, думаю, Проценко говорит об этом.

– А как же сообщения об очередном максимуме заболевших?

– Эти данные даются по результатам тестирования, их оценивает Управление Роспотребнадзора. Комздрав оценивает не только эти сведения, но и массу других, в том числе госпитализацию, еженедельную динамику числа заболевших, данные, вносимые медицинскими работниками в федеральный регистр. Мы не можем допустить ситуации, когда будем госпитализировать по 1000 человек в сутки. Именно на то, чтобы точнее управлять ситуацией, и направлены вводимые правительством города ограничительные меры, в том числе и QR-коды. Летом мы дошли до развертывания почти 12 тысяч коек, а сейчас развернуты уже 9488. Хотелось бы на этом остановиться и не лишать больных плановой помощи, которую многие давно ждали.

– Почему такая разница в показателях летальности у нас и, например, в Израиле?

– За счет доли привитых. Если сравнивать с российскими показателями, то летальность отличается в 15 раз. Потому что все остальное – лекарства, кислород, врачи – примерно одинаково. Мы не отличаемся принципиально чем-то, кроме приверженности населения мерам профилактики. В Израиле более законопослушный народ, там люди носят маски, соблюдают дистанцию. И, конечно, вакцинируются.

– Как вы встретили введение новых ограничений? Последнее время люди сильно расслабились. В метро в масках в лучшем случае был один человек из трех.

– Это безответственность наша. Мегаполисы нуждаются в более строгих мерах контроля, чем регионы с меньшей плотностью населения. Комитет по здравоохранению поддерживает все меры, которые способны снизить нагрузку на наших медработников и не допустить сворачивания плановой помощи. Сейчас для нас важно максимальное количество людей увидеть на углубленной диспансеризации. И мы не можем допустить ее прекращения. Поэтому так много внимания уделяем вакцинации населения.

Но маски – это тоже наша вечная «головная боль». Люди должны понимать, что самые большие риски заразиться там, где есть большая скученность. Один чихает, вирус разносится в радиусе 8 метров, а дальше результаты известны: если носитель вируса не в маске, то вероятность заразить другого «безмасочника» 90 процентов, если один из них в маске – примерно 50 процентов, если оба в маске, то меньше 10 процентов. Я недавно общался с одним профессором, он рассказал, что накануне своего заболевания общался примерно с 50 коллегами, но сам при этом был в маске, и они тоже. Так вот, среди этих 50 никто не заболел!

Помимо этого, мы постоянно призываем население: если вы чувствуете что-то, похожее на инфекцию, – не надо геройствовать, не идите на улицу, на работу. Оставайтесь дома. Те, кто может работать из дома, тоже сидите дома. Но нет – даже в период пандемии мы видим, как это правило нарушается. Каждый считает, что у него-то точно не ковид, а банальное ОРВИ.

– Какой ваш прогноз развития ситуации?

– Мы видим графики и по опыту прошлых волн рассчитываем, что подъем продолжается примерно 2,5-3 месяца. Если нынешний подъем начался в конце августа-начале сентября, то, по нашим прикидкам, к ноябрю мы выйдем на плато. И если за этот период успеем максимально привиться, то ситуацию удержим и в декабре. На это и направлены новые ограничения: все хотят встретить Новый год дома у елки, а не на больничной койке или в переполненных госпиталях.

Сколько ждать врача

– Снимки очередей из машин скорой помощи – очередная иллюстрация очередного подъема. Можно ли эти очереди расценивать как индикатор работы системы здравоохранения?

– Очереди из скорых, как это ни удивительно, хорошо отражают наш российский менталитет. Обычная ситуация: человек заболевает, например, в воскресенье, но надеется, что ничего страшного, еще поправится и врача не вызывает. И в понедельник утром он надеется отлежаться – вдруг пронесет. Но часам к пяти вечера понимает, что стало реально плохо, и звонит в неотложку.

Любая больница госпитализирует примерно 50-70 человек в день. Мощности приемного покоя рассчитаны на то, что при равномерной госпитализации каждый час должно приезжать 3 больных, на каждого – 20 минут в приемном покое: сбор анамнеза, осмотр, оформление. Через 20 минут – следующая машина. Это равномерная работа в мирное время. Но на практике люди именно в 16-17 часов начинают набирать 03. Мы же видим, когда очереди скорых образуются – с 18 часов и до полуночи. И выходит, что эти 70 пациентов привозят не за 24 часа, а за 6 часов. Получается 11 человек в час. И это уже пиковая нагрузка. Поэтому главврачи стационаров и скорой сетуют: ну почему все звонят в скорую после 16 часов, и, как правило, в понедельник?! Посмотрите сами: днем и в другие дни очередей нет.

– Тем не менее, сколько может простоять машина скорой у стационара?

– Машина не может стоять у приемного больше 2 часов, Комитет по здравоохранению довел это указание до всех главврачей. Каждые два часа ответственный дежурный Городской станции скорой помощи анализирует ситуацию со свободным коечным фондом, и если видит очередь у какого-то стационара, то может часть машин перебросить к другой больнице.

Теперь что касается самого стационара. Мы дали указание руководителям наших учреждений начать учитывать массовое поступление пациентов по вечерам. В мирной жизни основной поток пациентов идет, в основном, с 9 до 18. Сейчас это не работает. Поэтому к вечеру увеличивается количество бригад в приемном покое и количество точек, где можно осмотреть больного и начать оказывать первую помощь. Это тоже позволило высвободить машины.

От уличных палаток для сортировки больных мы отказались – они стояли только в Центре Алмазова и в 10-м роддоме. Ставить их нецелесообразно. Дело в том, что в каждую палатку необходимо выделить по отдельному сотруднику, а в многоместных палатках не провести полноценный осмотр. Да и холодно уже. Как эти палатки отапливать, как дезинфицировать? В некоторых стационарах еще в процессе сортировки поступающих врач приемного покоя идет по машинам, прямо там делает тесты, самых тяжелых забирает в первую очередь. Следует также понимать, что машина сразу не уезжает – она должна пройти санитарную обработку, а это еще 10-15 минут нахождения у стационара.

Также мы проводим работу с участковыми врачами, просим не откладывать на вечер госпитализацию, если пациент в ней нуждается. Так что все, что можно, городом для ликвидации очередей было сделано, сейчас мы их практически не видим. Один-два раза по 5-8 машин по понедельникам – это не критично.

– Что еще сделано для ускорения процесса оказания помощи?

– Мы доработали с учетом пожеланий петербуржцев колл-центр 122. Разработаны новые алгоритмы для робота Виктории. Сотрудники колл-центра подкорректировали и сократили сбор анамнеза после жалоб населения. Выстроена система работы журнала отложенной записи. Теперь не может быть, чтобы были задержки с приходом врача более чем на сутки.

– Андрей Михайлович, а как вы оцениваете ситуацию с вакцинацией?

– Мы четко видим, что люди устремляются на вакцинацию после того, как кто-то из близких заболел или умер. По статистике из вакцинированных болеют 2-3 процента, невакцинированные люди болеют в 15-20 раз чаще. Мы четко видим, что привитые болеют в подавляющем большинстве случаев легко. А непривитые, к сожалению, болеют тяжело и часто погибают. Вопрос прививки для меня не стоит, я ее сделал еще в октябре 2020 года, а потом ревакцинировался.

– Появляется информация о погибших вакцинированных…

– Они есть, но их очень мало по сравнению с числом умерших пациентов, не прошедших вакцинацию. При этом все случаи гибели разбираются крайне внимательно, оценивается состояние человека в момент прививки, сопутствующие заболевания, а также причина смерти. Не забывайте, что вакцинированным человека можно считать через 42 дня, если он проходил вакцинацию двухкомпонентной вакциной. А если сделал прививку, а через 7 дней заболел COVID-19 и умер, – в чем тут вакцину можно обвинять? При этом отмечу, что у нас в городе нет ни одного случая, когда гибель пациента была обусловлена непосредственно вакцинацией.

– Рады, что в центрах вакцинации снова выстраиваются очереди?

– Безусловно. Мы привили почти 2 миллиона человек первым компонентом, но могли к осени добиться большего и сейчас не пожинать плоды нашей безответственности. В ближайшее время надеемся наверстать упущенное. Все необходимые условия для вакцинации городом созданы. Конечно, очень обидно, что многие наши сограждане упустили возможность привиться с минимальными временными затратами в конце лета и начале осени. Поэтому теперь многим придется ждать своей очереди на вакцинацию. Но для нас важно, что люди наконец-то просыпаются.

Сегодня от каждого из нас зависит, каким будет знакомство с вирусом. Придет он к тебе вакцинированному – тогда есть шансы эту встречу даже не заметить. Придет к непривитому – и тогда можно получить «по полной» все то, о чем нам каждый день рассказывают по телевизору. Больница – реанимация – и, не дай Бог, смерть. Многие из тех, кто верил, что он устойчив к СOVID-19, уже осознали, что ошибались.