– 12 июня 1991 года жители города на Неве голосовали не только за Ельцина как президента, не только за Собчака как мэра, но и за Петербург вместо Ленинграда. Вы помните настроения, которые тогда царили?

– Советское время научило нас, что попасть в Москву – предел карьеры и мечтаний. А вот Анатолий Собчак сделал кульбит. На пике своей популярности, будучи членом Верховного совета страны, он принял решение вернуться в родной город. И в период предвыборной кампании часто говорил: «Мэром Ленинграда я быть не хочу, а мэром Петербурга я буду». Таким образом он связал свою личную карьеру с тем решением, которое примут граждане. И тогда началась самая ожесточенная борьба, в том числе конкретно с Собчаком, потому что имя Владимира Ленина в начале девяностых оставалось своего рода иконой, которую нельзя было трогать, которая была незыблема. К тому же это были очень трудные времена, потому что в Смольном еще действовал обком Коммунистической партии Советского Союза и вся пропагандистская мощь была направлена на то, чтобы сохранить имя Ленина в названии нашего города.

– Что же тогда удалось им противопоставить?

– У Анатолия Александровича благодаря его личным контактам была очень мощная поддержка в лице тогдашнего патриарха Алексия Второго (патриарх Московский и всея Руси с июня 1990 по декабрь 2008 года. – Ред.), который до этого был митрополитом Ленинградским и Ладожским. Кстати, я бы сказала, что это был своего рода первый приход ленинградцев на высшие должности в Москве. И я прекрасно помню, как во многих городских соборах говорилось, что имя города должно быть таким, какое ему дано в крещенской купели. А наш город, разумеется, родился с именем Санкт-Петербург. Причем в ту пору многие люди ошибочно думали, что Петербург назван в честь Петра Первого, а не Святого Петра. И на этом спекулировали коммунисты, уверяя, что Ленин гораздо важнее императора… В свою очередь, патриарх активно просвещал прихожан, рассказывая, что отрекаться от имени своего покровителя – тяжкий грех. И, более того, может быть, величайшее испытание для нашего города – блокада Ленинграда – связано именно с отречением от первородного имени. Вот такие откровения патриарха очень действовали на умы и сознание думающих людей.

– Именно блокада была важным аргументом для тех, кто хотел сохранить прежнее имя города.

– Более того, накануне голосования, видя, что мнения о переименовании в городе балансируют 50 на 50, я вместе со своим коллегой, тоже историком, Александром Марголисом написала статью. Опубликовать ее тогда решилась на первой полосе только газета «Вечерний Ленинград» под названием «Великий город под именем?..». В том материале я привела пример, который, как мне потом писали, очень на многих подействовал. Представьте. Середина блокады, и вдруг жители города – истощенные, без всякой надежды, но великие духом – обратились с инициативой к властям вернуть улицам и площадям Ленинграда исторические названия. И в 1944 году Невский проспект, который назывался до этого Проспектом 25 Октября, стал снова Невским, площадь Урицкого снова стала Дворцовой. Марсово поле вернуло свое имя, хотя называлось до этого некоторое время Площадью Жертв Революции.

Получалось, что в самый разгар блокады горожанам понадобилось вернуться к историческим корням, и, как ни странно, власть согласилась. А это, в свою очередь, дало городу новое дыхание, люди обрели надежду, что все будет, как раньше, то есть мирно и спокойно.

Вот эти аргументы были изложены в той статье, и если мне есть, чем гордиться в жизни, то этим. Потому что, как мне потом говорили социологи, статья переменила соотношение на чаше весов, хоть всего и на несколько пунктов.

– Прокоммунистический электорат потом еще долго припоминал переименование Анатолию Собчаку.

– Около нашего дома стоял круглосуточный пикет из старых большевиков, они держали плакаты, на гармошках играли «Вихри враждебные», а потом переходили на какие-то малоприличные частушки. В ту пору они часто упрекали Собчака, что он хуже Гитлера, что хочет предать забвению блокаду Ленинграда. Хотя именно Собчак первый выступил с тем, чтобы блокадников приравнять к участникам Великой Отечественной войны. И надо сказать, что в конечном итоге это удалось. Ну и к тому же сегодня, когда вы прилетаете в наш город, пилот всегда объявляет: «Самолет совершил посадку в Санкт-Петербурге, городе-герое Ленинграде». Так что 900-дневный подвиг никто действительно не забыл.

– Получается, можно сказать, что имя города влияет на судьбу горожан?

– Конечно! И в том самом 1991 году, когда еще по карточкам покупали продукты, был дефицит одежды, стояли дикие очереди, переименование все же дало новый импульс развитию города. С новым именем Петербург относительно спокойно пережил страшную зиму 1991/92 года: а ведь только рухнул Советский Союз, обрушились все экономические связи, город был фактически на грани новой блокады. Например, я прекрасно помню, как Анатолий Собчак приходил домой, обхватывал голову руками и говорил, что муки на хлебозаводах осталось на два дня... И, пользуясь своим личным авторитетом, мэр звонил по телефону канцлеру Германии Колю, президенту Франции Миттерану, и в Кронштадт ночью приходили военные корабли с гуманитарной помощью: мукой, тушенкой, сгущенкой, консервами. Этого почти никто не знал: в ту пору об этом не говорилось по телевидению, чтобы не сеять в городе панику.

И, естественно, вечером Анатолий Александрович приходил с благодарностью в консульство той страны, которая привезла эту помощь, – Франции, Германии, Голландии, а там его снимали репортеры. И по их телевизионной картинке – Собчак в смокинге на приеме в консульстве, когда в городе нет продуктов – у горожан не складывалось впечатления, что именно он обеспечил приток продовольствия.

– То есть мэр Анатолий Собчак не был готов целенаправленно выстраивать свой имидж?

– Это была его позиция. Он считал: главное, чтобы Петербург пережил зиму и был обеспечен продуктами, а пиар вовсе не нужен. Но это, конечно, сыграло потом тяжелую роль в его судьбе, потому что в головы горожан скандальные «600 секунд» Невзорова (Александр Невзоров – российский журналист, получил известность в конце 1980-х годов как автор и ведущий телепрограммы «600 секунд». – Ред.) постоянно вселяли такую мысль: мэр присутствует только на торжественных приемах, а не работает на благо горожан.

Но вот что важно: Собчаку и в голову не приходило закрыть телепрограмму, которая поливала его грязью незаслуженно, необъективно и, как у Александра Блока, «каждый вечер в час назначенный».

– Анатолий Собчак – первый и последний мэр города. После него руководители города стали губернаторами.

– Я не понимаю этого, и, на мой взгляд, это абсолютно не по-русски: губернатор без губернии. Думаю, что губернатор города – это неправильно.

– Собчак был против такого звучания должности?

– Конечно. Вот в Москве же пост мэра остался. Или вот пример: я недавно была в старинном русском городе Саратове. И вы знаете, как там официально назван руководитель города? Сити-менеджер… Ну мы ведь в России живем, а это древний город на Волге, так почему же тогда сити-менеджер?

– Правда ли, что Анатолий Собчак хотел воссоздать имперский дух в нашем городе и со временем перенести столицу из Москвы обратно в Петербург?

– Нет, это легенда. Таких амбиций у него не было, и слава богу. Напротив, он говорил, что, если сюда понаедут все федеральные чиновники, то в нашем городе, не приспособленном даже по транспортной инфраструктуре для этого, случится коллапс. И это, конечно, правильно. Петербург – это Петербург, и он не нуждается в столичном статусе, он и так первый.

– Давайте тогда поговорим еще про одну городскую легенду. В 1995 году был некий прием в гостинице «Северная корона»...

– На Карповке?

– Да, на Карповке, рядом с Иоанновским монастырем...

– Да, ту гостиницу очень долго возводили строители из Югославии, а потом началась война в их стране. Из-за этого они, кажется, не смогли договориться, и она очень долгое время стояла заброшенной. И теперь ее в итоге просто сносят... Хотя она и открывалась.

И я помню презентацию этого отеля, на которую был приглашен тогдашний митрополит Иоанн. Вы знаете, в тот вечер он умер практически у меня на руках. А дело было так: митрополит пришел на освящение гостиницы. И так как мы с ним были хорошо знакомы, то, естественно, я к нему подошла, дала ему руки для благословения, он меня благословил, и мы стали говорить о городских делах. Как раз в то время Анатолий Собчак поставил вопрос о захоронении останков Николая II и его семьи в Петропавловском соборе, но, как ни странно, противились этому именно представители Русской православной церкви.

И вот, разговаривая с митрополитом Иоанном, я спросила: «Почему же вы, иерарх православной церкви, выступаете против захоронения согласно историческим традициям помазанника божьего?» И в этот момент он побледнел, его руки стали ледяными и он упал на колени. Стали вызывать скорую помощь, но было уже поздно – митрополит умер.

– Городской фольклор говорит, что после этого и не задалась история с гостиницей...

– В истории Петербурга много мистики. Ну представьте, идет Северная война со шведами и вдруг Петр I заявляет: «Построю тут столицу». На болотах, в жутком климате, поблизости с воюющей страной... Такого в истории никогда не было – столица же всегда удалена от границ. А тут – практически прямо на линии фронта строится главный город страны. Мистика? Конечно.

– И вы склонны верить в такую сверхъестественность?

– Я не могу верить или не верить, я опираюсь на факты. Я вижу, что события мистические. Как с блокадой, как с изменением имени города. Как с тем, что в разгар блокады Невский проспект снова стал называться Невским. Мистика ли это? Конечно, да!

– В студенческие годы вы подрабатывали экскурсоводом. Куда бы вы повели сегодня экскурсию?

– Кстати сказать, мне эти знания очень помогли, когда в город приезжали президенты, премьер-министры других стран. Ведь, когда жена мэра проводит для них по Петербургу экскурсию на английском, это производит впечатление.

А сегодня повела бы, наверное, прежде всего в Петропавловскую крепость – показать, где родился наш город. Но я могла бы рассказать и про многие другие места, которые сохранили дух Петербурга, но не так заезжены туристами.

– Например?

– Разъезжая… Места, где жили герои Достоевского. Такой Петербург не все понимают, не все знают, но ведь это тоже наш город.

– А любимые места Анатолия Собчака в Петербурге?

– Тоже Петропавловская крепость. Мы очень много гуляли с ним по бастионам, когда крепость была еще не так отреставрирована. И, конечно, Васильевский остров.

– Как раз на Васильевском острове, недалеко от ДК имени Кирова, ровно 15 лет назад, в июне 2006 года, появился памятник Собчаку.

– Тогда вышел указ президента об увековечении памяти Анатолия Александровича Собчака. Васильевский остров выбрали потому, что там прошла вся его жизнь как ученого в университете, оттуда он впервые избирался народным депутатом по Василеостровскому – 47-му округу. Собчак изображен на этом памятнике в профессорской мантии, потому что самое значительное дело, которое больше всего ему нравилось, – это быть профессором.

– Даже не мэром города?

– Нет. Ведь он понимал, что политика – это бренное и проходящее, в отличие от преподавательской работы, которую он и считал главной.

– На том памятнике выбиты строки из «Стансов» Бродского...

– Дело вот в чем. Мы встречались с Иосифом Бродским в Нью-Йорке – он пригласил нас на завтрак, но ушли мы только после ужина, потому что практически весь день беседовали. И тогда Анатолий Собчак практически уговорил Иосифа Александровича вернуться в родной город. Помню, как он сказал, что Бродского выгнали из Ленинграда, а вернуться ему предстоит уже в Петербург. Иосиф Александрович пообещал, сказав: «Да, если я приеду, то приеду в белые ночи». И мы договорились, что в июне 1996 года он прилетит. Но за несколько месяцев до этого он умер…

В момент той встречи в Америке Собчак был еще молод – 50 с лишним лет, и я никогда не слышала, чтобы он говорил о смерти. Но вдруг во время разговора с поэтом он сказал: «Иосиф Александрович, вы знаете, у вас есть строчки, я бы очень хотел, когда умру, чтобы они были у меня на памятнике. Можно мне их взять?» И тотчас прочитал: «Ни страны, ни погоста не хочу выбирать, на Васильевский остров я приду умирать». Бродский удивился, но сказал: «Берите, конечно, но живите долго, Анатолий Александрович. Вы нам нужны»…

– А правда, что к тому не случившемуся приезду Бродского шла активная подготовительная работа и даже было выбрано место, где он мог бы жить?

– Это вновь из области легенд, которые гласят, что ему какие-то особняки на Каменном острове готовили. Говоря о возможном приезде, Иосиф Бродский заметил, что хочет жить в своей квартире на углу Литейного и Пестеля, в известных «полутора комнатах», что у него есть деньги и он готов выкупить остальные комнаты у соседей по коммунальной квартире.

– Кроме Васильевского острова, когда мы говорим о Собчаке, всегда вспоминаем еще один адрес – дом на набережной Мойки.

– Он никогда не был секретным. И это правда, что не раз летом во время водных прогулок на теплоходах я слышала экскурсовода, который говорил: «Вот – Мойка, 12, здесь закатилось солнце русской поэзии, а напротив – здание, где закатилось солнце русской демократии». Конечно, мне горько от этого.

– В Петербурге есть мемориальные доски Анатолию Александровичу, есть площадь его имени, есть памятники. Чего-то еще не хватает для увековечения его памяти в нашем городе?

– Я думаю, что всего достаточно. Не количеством памятников определяется вклад человека в историю. Я об этом как историк хорошо знаю.

– Вам самой часто сейчас удается бывать в Петербурге?

– Часто, раз в месяц точно.

– А вы уже показывали Петербург вашему внуку Платону?

– Да. Я его возила на карете по Дворцовой площади. Он тогда еще был маленьким, но до сих пор вспоминает, что «Петербург – это тот город, где я катался на карете». И он хорошо понимает, что на карете можно прокатиться только в Петербурге.