Весной произошли два события, важных для архитектуры: одно – глобальное, другое – локальное. Главную профессиональную премию мира – Pritzker Prize – присудили французскому бюро Lacaton & Vassal, а в Петербурге были подведены итоги открытого архитектурно-градостроительного конкурса «Ресурс периферии», организованного КГА.

Можно ли сопоставить два мероприятия, столь далеких по своему значению и различных по формату? Да: при всех отличиях тут есть и кое-что общее. Общее здесь, прежде всего – архитектурная тема или жанр. Начнем с глобального. Французское бюро, удостоенное приглашения на современный «архитектурный олимп», известно работами в области реконструкции городской ткани и сооружений, в том числе объектов модернизма. Lacaton & Vassal трансформировали панельные здания 1960-х годов в Бордо, расширив тесные жилые ячейки лоджиями и придав образу строений более регулярный – подчеркнуто горизонтальный – характер. Другой хрестоматийный пример их деятельности – реконструкция корабельных ангаров в Дюнкерке под выставочные залы современного искусства. Художественный прием, примененный авторами, заключался в дублировании объема старого здания подобным же новым, но «более прозрачным» (читай «современным»), так что возник эффект «продолжения рода».

Описанный метод в целом может быть причислен к тому направлению, которое мы называем «модернизацией модернизма», то есть к формальной и концептуальной актуализации наследия ХХ века. Применительно к французскому контексту мы видим несомненную преемственность в деятельности архитекторов и их предшественников – собственно модернистов, прежде всего Ле Корбюзье.

Петербургский конкурс «Ресурс периферии» также коснулся устаревания среды модернистской застройки. Если взглянуть на победивший проект, то мы увидим ту же тенденцию актуализации современного движения, с той разницей, что, в отличие от западных коллег, наши молодые архитекторы – Евгений Новосадюк, Евгений Зайцев и Анна Кузнецова – предлагают ориентироваться скорее на скандинавскую линию модернизма (обилие дерева, характер малых архитектурных форм, напоминающих шведские амбары), чем на французскую. Между тем микрорайоны Ржевки-Пороховых, которые было необходимо преобразовать, застроены в основном серией 1ЛГ600, несущей на себе как раз печать корбюзианства.

Итак, и глобальное, и локальное события отражают тему «модернизации модернизма»: стремление возвратиться к формальному универсализму в архитектуре и к социальной направленности проектирования. Но если мировое признание внутренне логичной деятельности французов подтверждает общеевропейскую ставку на «устойчивое развитие (модернизации)», то победа «скандинавского» предложения на петербургском конкурсе скорее свидетельствует о неоконченном поиске идентичности Петербурга: образы регионального происхождения, быть может даже воспоминания о северном модерне, служат декорациями, разнообразящими среду панельных микрорайонов. Возможно, здесь в очередной раз проявляется эклектическая природа Северной столицы, где нет преобладания некоего одного направления в архитектуре, но собираются «все стили», как когда-то «все флаги».