О «гламуризации» науки

«О науке должны рассказывать молодые и харизматичные ученые, чтобы вдохновлять множество людей изучать ее», – уверена кандидат химических наук, директор центра инфохимии Университета ИТМО, приглашенный профессор в Гарварде и групп-лидер в Институте Макса Планка Екатерина Скорб. Талантливая и обаятельная, женщина терпеливо отвечает на вопросы журналиста «Петербургского дневника», в том числе не совсем научные. Например, о том, почему лекции ученых не пользуются большой популярностью в Интернете.

«Меня это совсем не смущает. Кроме количества важно еще и качество тех людей, которые меня слышат и слушают. Вот, например, на лекцию в «Новую Голландию» про создание искусственной клетки пришли люди, знакомые с моими исследованиями. А видео о химическом происхождении жизни на земле на канале Дмитрия Пучкова набрало несколько десятков тысяч просмотров. Или, скажем, Юрий Дудь сделал программу про Силиконовую долину – там миллионная аудитория», – рассказала Екатерина, объяснив, что в мире сформировался тренд по «гламуризации» науки. Ее делают понятной и интересной массовому слушателю.

Чем занимается группа Екатерины Скорб

Екатерина Скорб родилась и выросла в Беларуси в семье врачей. Получив образование в Минске, девушка продолжила карьеру в Институте Макса Планка, где занималась разработкой умных биоматериалов. А затем в Гарварде успела поработать в составе группы самого цитируемого химика мира Джорджа Уайтсайдса. Сейчас Екатерина является профессором Университета ИТМО и руководит собственной лабораторией. В составе ее группы – студенты, аспиранты и магистранты.

Область научных интересов ученого – от создания искусственной клетки до систем программирования бактериальных биопленок и цифровизации персонализированной медицины и питания. С помощью электрохимических тестов, созданных на базе центра, можно, например, определять антитела и антигены новой коронавирусной инфекции.

«Во время пандемии мы, химики, как и все ученые в мире, начали размышлять, как фундаментальные знания могут помочь людям. Наш центр задумался над созданием системы на антитела, антиген и их комплекс. Такого нигде нет. Принцип действия – как в глюкометре. Человек самостоятельно берет кровь, наносит на тест-полоску, которую затем обрабатывает электрохимическое устройство – потенциостат. В результате анализ вам покажет: человек только что заболел, переболел коронавирусом или заканчивает болеть. Точность нашей системы – более 90 процентов», – рассказала Екатерина Скорб, объяснив, что электрохимическое устройство покажет не только, присутствуют или нет антитела в крови человека, но и их количество.

К слову, в лаборатории под руководством Екатерины разрабатывают тест-системы для распознавания широкого круга инфекций. Открытия и изобретения применяют не только в медицине, но и в сельском хозяйстве. Совместно с известным переработчиком молока ученые ИТМО задумались, как подтвердить уникальность напитка. Это важно не только для самого потребителя, но и для вывода продукции на внешние рынки. Особенно для небольших хозяйств, которые создают чистое, органическое молоко, но испытывают высокую конкуренцию со стороны крупных производителей.

«Такие проекты существуют. К примеру, есть база данных производителей винных напитков. Конечно, маленькому продавцу, который поставляет вино известным ресторанам, как правило, ничего доказывать не надо – его и так все знают. Но если большой крупный производитель хочет экспортировать свою продукцию, скажем, в Китай, там могут не поверить, что это «Бордо». С молоком ситуация аналогичная. К счастью, все органические фермы имеют привязку к месту – они сертифицируются. Там уникальный состав почвы, корм – на их основе можно составить базу данных, чтобы экспортировать продукт».

Уже в конце года ученые ИТМО завершат работу над созданием системы, которая натренирована на распознавание четырех классов антибиотиков в молоке.

Про мобильность ученых

«Хорошо там, где мы есть», – говорит Екатерина Скорб. И поясняет, что мобильность для современного ученого – совершенно нормальная составляющая работы. Инфохимия – новая область экспериментальной науки, для развития которой нужны не только химики, но и талантливые математики, и даже программисты.

«Проблем возникает много везде, но это часть работы. Главное, что для развития инфохимии и привлечения молодых ученых в России созданы очень хорошие условия».

Про работу и оперу

«Я работаю 24 часа семь дней в неделю, – улыбаясь, признается Екатерина Скорб. – Сплю по четыре часа, и мне этого вполне хватает: просто работать интереснее, чем спать. Ну, а кроме моей лаборатории люблю Мариинский театр, оперу. Я не очень музыку понимаю, но думать о науке под нее хорошо. Однажды меня пригласил в Венскую оперу знакомый профессор. Взяли билеты, сидим, слушаем. Когда поняла, что вдохновение не пришло, предложила уйти. Мой знакомый тогда очень удивился. Он сказал: «Ты так хорошо понимаешь музыку. Я ведь тебе не сказал, но сегодня другой состав приехал». С того момента я считаю так: если мне хорошо думается о науке под оперу, значит, хорошая опера. Вот в Мариинском театре всегда хорошо думается о науке».

Про Нобелевскую премию

Как любой талантливый и амбициозный исследователь, Екатерина мечтает получить Нобелевскую премию, но над этим еще предстоит поработать.

«Любой ученый хочет сделать гениальное открытие. Ну, а дальше это должны оценить и применить. Премию дадут первым троим, кто занялся новой областью. В инфохимии, например, мы третьи. Ну, а первой стала группа Джорджа Уайтсайдса, под руководством которого я начинала работать. Кстати, с ним мы много обсуждали, какие есть опасности в моей области, что может пойти не так, есть ли альтернативные подходы».

Екатерина Скорб поделилась мнением, кто и почему получает Нобелевские премии и за что могут вручить ее в этом году.

«Этого никто никогда не знает. Мы можем только делать все по максимуму на своем месте. В прошлом году Нобелевскую премию по химии присудили французскому ученому Эммануэлю Шарпантье и американке Дженнифер Дудна, которые совместно разработали метод редактирования генома. В этом тандеме фундаментальные знания легли в основу технологий. А вот, например, литий-ионными батарейками занимались четыре человека, а премию дали только первым троим: надо сделать что-то гениальное, дальше это должно внедриться, а потом надо долго жить, – смеется Екатерина. – Премию получили трое – Джон Гуденаф, Стэнли Уиттингем и Акира Йосино. Гуденаф, которому на момент получения награды было 97 лет, стал самым пожилым лауреатом в истории Нобелевской премии», – рассказала ученый, добавив, что за развитие технологий, которые позволила апробировать пандемия, могут дать премию уже в этом году.