В музее медицинского университета имени И. П. Павлова на Льва Толстого открылась выставка рисунков врача Андрея Кузнецова, героями работ которого стали обычные пассажиры петербургской подземки. В интервью «ПД» он рассказал, почему рисует незаметно от людей и как коронавирус помог ему создать галерею профилей.

На стенах небольшого помещения, больше напоминающего коридор, нет пустого места – картины повсюду. Андрей Кузнецов известен многим как профессор кафедры функциональной диагностики в Первом Санкт-Петербургском государственном медицинском университете имени академика И.П. Павлова. Занимается он делами «сердечными» – эхокардиографией в кардиохирургической клинике. А тут представлены его порывы души.
Врач скромно замечает, что экспозиция – труд нескольких людей. Здесь работы его коллег и даже их детей и внуков.

«Года полтора назад выяснилось, что некоторые врачи из отделения функциональной диагностики, женщины, стали заниматься живописью, и это им очень понравилось. А потом они узнали, что я немного рисую. Я занимаюсь эхокардиографией, но из-за коронавируса наши отделения временно объединили. В результате появилась идея сделать совместную выставку, – рассказывает Кузнецов. – Первая биеннале состоялась в декабре 2019 года, это была выставка взрослых. Но когда мы вместе «пожили», решили пригласить и детей, и даже внуков. Здесь еще рисунки моей дочки есть в возрасте пяти лет, работы внука и внучки».

На первый взгляд может показаться маловероятным, что практикующий врач с сорокалетним стажем работы находит время для рисования. И делает это мастерски. Но творческие люди в медицине – совсем не редкость. Михаил Булгаков, Антон Чехов, Артур Конан Дойль… Андрей Кузнецов уверен, что медицина и живопись имеют много общего. Например, нужно уметь наблюдать и быть очень внимательным к человеку.

«У меня нет художественного образования, но рисовал я всегда, с самого детства. Вообще, я уверен, что каждому человеку дан какой-то талант. Вопрос в том, подхватит он его или нет. Конечно, совмещать непросто. Но иногда наука отнимает чуть меньше энергии, и тогда появляется время на творчество, – замечает Андрей Александрович. – Вообще, мне важен визуальный образ. Фотография, живопись, рисунок. Мне с детства давали, например, детскую энциклопедию, и я с удовольствием рассматривал там картинки. Кстати, сейчас я занимаюсь тем же самым – рассматриваю картинки. Только это ультразвук, тело человека. Мне абсолютно необходимо творческое начало. Я нашел профессию, где я что-то открываю. В кардиохирургии занимаюсь исследованием сердца. От моих заключений зависит судьба пациентов».

Люди в метро – источник вдохновения. Андрей Кузнецов видит их каждый день, добираясь на работу. Проезжая одну станцию за другой, он незаметно для других делает наброски лиц, в которых его привлекает не «красивость», а характер.

«Люди не должны видеть, как я их рисую, иначе все будет разрушено», – уточняет наш собеседник. – Рисовать просто красивое лицо мне сложно, потому что это небыстрая работа. А вот какие-то характерные лица, носатые, с подбородками, – они меня привлекают. Конечно, люди на моих картинах шаржированные, утрированные. Мне очень понравилось высказывание Энгра (Жан Огюст Энгр – французский художник. – Ред.). Он сказал, что всякий хороший портрет очень похож на шарж. На карикатуру. Имеется в виду, что какие-то характерные черты утрируются. Понял, что интереснее становится, если я подчеркиваю отдельные детали».

Во время общения мы всё время отвлекаемся на рисунки. Андрей Кузнецов показывает нам картины своих коллег, их детей, своих детей и внуков. Да-да, здесь представлены работы трех поколений художников. Самые маленькие рисуют мам, бабушек, динозавров и корабли. Его дочь в возрасте пяти лет много рисовала, портреты её работы Андрей Александрович сохранил и вручил ей на сорокалетие. «Это был настоящий праздник для нее», – вспоминает мужчина.

Когда Кузнецов рассказывает о юных художниках, то тихо улыбается. Также осторожно призывает относиться и к детским увлечениям.

«Творческий всплеск у моей дочки был лет в пять, когда мы жили в Венгрии, я был военным врачом, – вспоминает Кузнецов. – Она фломастером хорошо рисовала. Все это продолжалось, пока ее мама как-то не сказала: «Слушай, Лена, вот посмотри, сколько пальцев на руке? – Пять. – А у тебя сколько – давай посчитаем?» Посчитали, оказалось на рисунке их восемнадцать… Этот рисунок стал для нее последним. Больше она не рисовала, – вздыхает собеседник. – Потому что детское творчество очень хрупкая вещь. Я понял, что эти работы очень временны. Мы уникальны не только каждый сам по себе, но ещё в определенный момент времени».

Прогуливаясь от картины к картине, случайно замечаем небольшой столик с миниатюрными изображениями истуканов: точно таких, только гораздо большего размера, вырубали на острове Пасха местные жители в средние века. Это ещё один мир автора. И с их появлением в коллекции связана своя история.

«Всё началось в детстве с книги Хейердала «Аку-аку», в 2008 состоялось знакомство с Ириной Федоровой, которая перевела знаменитые таблички ронго-ронго (деревянные дощечки с письменами жителей острова Пасхи. – Ред.) и ее дочерью, которая считается лучшим специалистом по Пасхе. Мне захотелось там побывать, и в 2009 году я съездил туда и привез фотографии этих истуканов. Как я их делаю? Вначале леплю из пластилина. А потом мне помогают их отлить в бронзе. Я очень неравнодушен к острову, – признаётся Кузнецов. – Там произошли процессы, которые всех нас затрагивают. Представляете, люди, изолированные от всего человечества, совершили творческий подвиг – создали вот этих истуканов, их тысячи, высотой до 20 метров. Но потом гражданская война и вторжение рабовладельцев всё разрушили. Инфекции, оспа в том числе. Во второй половине XIX века там осталось всего 110 жителей. Сейчас, конечно, там всё по-другому. Американцы аэродром построили, теперь там самолеты летают», – почему-то грустно вздыхает Андрей Александрович.

Выставка картин работников отделения функциональной диагностики №3 «Не только врачи» продлится до 15 марта. Вход свободный.