Как и дневник Тани Савичевой, это одно из важнейших свидетельств блокады: о Юре Рябинкине часто рассказывают в школе ученикам – ровесникам Юры. А в 2018 году артисты спектакля «Гекатомба. Блокадный дневник» предложили назвать в честь Юры один из городских скверов.

Последняя запись дневника от 6 января 1942 года: «О господи, что со мной происходит? И сейчас я, я, я…» На этом повествование обрывается. Известно, что в январе 1942-го Юрина семья собиралась эвакуироваться. Семья на тот момент состояла из Юриной матери – Антонины, самого Юры и сестры Иринки. Отец Юрия ушел из семьи задолго до войны. В день эвакуации, 8 января, Юра был настолько слаб, что его уже не могли довести до вокзала, поэтому оставили дома, зная, что он обречен. Такова была официальная версия, но исследователи долго не хотели верить в смерть мальчика. Страшные записи (Юра честно рассказывал, как обкрадывал собственную семью) мальчик наверняка делал втайне от родных. Да и сама Ирина признавалась, что не знала о дневнике, пока его страницы не напечатала в 1970 году газета «Смена». Дневник тем не менее оказался в Вологде, основной «перевалочной» точке всех, кто эвакуировался по Дороге жизни. Авторы «Блокадной книги» Алесь Адамович и Даниил Гранин предполагали, что Юрий мог продержаться до эвакуации и попал в детприемник Лежского района на Вологодчине.

В 35-томной книге памяти «Блокада», изданной в 1998–2006 годах, среди имен погибших Юры Рябинкина нет. Не было официальных доказательств его гибели. Про мать Юры было известно больше: со слов Ирины, она умерла прямо на вокзале сразу после эвакуации, так что в живых из семьи осталась одна Ира. Но и Антонина в мартирологе не значится. Анатолий Разумов, руководитель Центра «Возвращенные имена» при Российской национальной библиотеке, рассказал «ПД», что таких, безвестно погибших ленинградцев, осталось еще несколько тысяч. Часто бывает, что поиск вести некому: все родственники умерли. А если кто-то пытается установить судьбу оставшегося в Ленинграде брата, отца и т. п., то иногда просто не знает, в какие двери стучаться.

«Лучше всех работает архив Информационного центра ГУВД. Я отправил запрос туда, и они отлично ответили, – говорит Анатолий Разумов. – Адрес Юры был известен: Садовая, 34, квартира 2. Тогда она называлась улица 3-го июля. В ответе нам прислали копию с листка убытия, где было написано: умер. Не эвакуировался. Листок был датирован 2 марта 1942 года. Если бы эвакуировался, на листке бы об этом написали. Значит, погиб в Ленинграде, а дату смерти, к сожалению, мы не узнаем никогда. Как и место захоронения. С этим вообще – самые большие сложности: если не хоронили родственники, то место уже не установить».

Сестра Юры Рябинкина жива. После войны ее забрала к себе тетя. Тетрадка с дневником теперь хранится у Ирины. А имена Антонины и Юрия Рябинкиных теперь внесены в книгу памяти «Блокада».
Директор Музея обороны и блокады Ленинграда Елена Лезик рассказала, что фонды продолжают пополняться дневниками и сейчас. Их передают в музей семьи блокадников, которые по разным причинам не хотели обнародовать записи при жизни родственников.

«Мемуары и дневники – источник очень субъективный, и когда мы их читаем, то стараемся сопоставлять с дневниковыми записями других людей, чтобы получить более четкую картину, – говорит Елена Лезик. – Поэтому каждый такой материал очень ценен. Всего в фонде около ста дневников. Самый большой – школьника Игоря Никитина – состоит из 17 тетрадей».