О медицине блокадного Ленинграда написано много, но далеко не все еще страницы героического труда медработников раскрыты. Бомбежки, голод, инфекции, жуткие убийства на почве голода, пропажи людей – последствиями всего этого занимались медики, в том числе – судебно-медицинские эксперты.
Заведующий кафедрой судебной медицины Северо-Западного государственного медицинского университета имени И. И. Мечникова, главный внештатный специалист Минздрава РФ по судебно-медицинской экспертизе в СЗФО, доктор медицинских наук Евгений Мишин в 2002 году создал при кафедре судебной медицины первый в России и в мире общественный научно-просветительный Центр танатологии – важную составляющую Музея судебной медицины. Один из залов этого музея посвящен работе 2-го Ленинградского медицинского института (так тогда назывался СЗГМУ им. И. И. Мечникова) и работе судмедэкспертов во время Великой Отечественной войны и блокады Ленинграда.

Семеро судмедэкспертов

2-й Ленинградский медицинский институт был одним из немногих вузов, продолжавших работать в блокадном городе. За годы войны из стен вуза вышло более 1400 молодых врачей.

В самой больнице им. И. И. Мечникова (ныне больница имени Петра Великого) работал организованный уже в июне 1941 года сортировочно-эвакуационный госпиталь № 2222, в котором прошли лечение более 310 тысяч бойцов.

«2-й ЛМИ и больница им. И. И. Мечникова оказались самым благоприятным местом в городе для развертывания госпиталя. У института – огромная территория, отдельно стоящие корпуса, рядом – железнодорожная ветка от мест ожесточенных боев по защите Ленинграда», – рассказывает профессор Евгений Мишин.

Ленинград был одним из центров советской судебно-медицинской науки и практики и до войны, остался он таким и во время блокады. В довоенное время в 1925 году здесь было организовано первое в стране научное общество медицинской экспертизы, которое не прекращало работы и в блокадном Ленинграде. Так, в 1942 и 1943 годах было проведено 6 заседаний судебно-медицинского сектора Ленинградского общества патологов, на которых было заслушано 7 докладов.

Перед войной в ленинградской судебно-медицинской службе работали 83 человека, среди которых – 25 судебно-медицинских экспертов. К 8 сентября, когда кольцо блокады сжало город, остались всего семь экспертов – остальные были мобилизованы или эвакуированы.

«До декабря 1941 года оставшиеся судебные медики продолжали проводить экспертизы всех тел погибших и умерших – за исключением погибших при бомбежках и артобстрелах, когда причину смерти устанавливали только по наружному осмотру, – рассказывает профессор Мишин. – Однако 7 врачей на тысячи погибших при отсутствии электроснабжения, водопровода, канализации – это нереально. С 5 декабря 1941 года по приказу Ленгорздравотдела все вскрытия были прекращены. Свидетельства о смерти теперь выдавались по наружному осмотру тел, по протоколам, составленным сотрудниками милиции, руководителями предприятий и комендантами общежитий».

Судмедэксперты дежурили в уголовном розыске, ходили пешком на места происшествий для осмотра тел в случаях убийств.

Среди оставшихся в городе экспертов был единственный в ту пору профессор, заведующий кафедрой судебной медицины 2-го Ленинградского медицинского института Владимир Розанов. Он занимался не только подготовкой студентов на кафедре, но и вновь принятых на работу в экспертизу выпускников медицинских вузов, а также постоянно проводил экспертизы, в том числе и в военном трибунале, где рассматривались так называемые «особые дела», связанные с появлением каннибализма в городе. Заключение экспертов по этим делам имело особое значение для следствия, так как за каннибализм полагалось лишение свободы на длительные сроки.

Остановить инфекции

Весной 1942 года во 2-м медицинском и на кафедре судебной медицины продолжалось обучение студентов на клинических и санитарно-гигиенических кафедрах. Ленинграду нужны были специалисты всех самых востребованных медицинских специальностей, а город готовился к возможному появлению эпидемий.

«В период войны санитарное дело есть оборонное дело», – знаменитая фраза из газеты оказалась решающей в блокадном Ленинграде. Фашисты рассчитывали, что город убьет сам себя не только голодом, но и инфекциями. Медикам в невероятных, жесточайших условиях удалось не допустить в Ленинграде эпидемий холеры, тифа, дифтерии, кишечных инфекций. По линии фронта в районе Ладожского озера были выставлены эпидотряды, а на берегу были организованы санпропускники, изоляторы, инфекционные госпитали, банно-прачечные отряды, санитарно-эпидемиологические лаборатории, эвакопункты.

Самое страшное началось зимой 1941-1942 годов. Вышли из строя водоснабжение и канализация. Людей пожирали вши, а по улицам бегали крысы.
Как свидетельствуют архивные материалы санэпидслужбы (нынешнего Роспотребнадзора), приходилось использовать простейшие обмывочные установки и дезинсекторы, которые медики делали сами. Специалисты-химики разработали антипаразитарный препарат «К», предназначенный для борьбы с завшивленностью. Этим препаратом пропитывалось белье военнослужащих, подвергалась обработке одежда гражданского населения. Широко применялось также и специальное мыло «К», которое использовалось при санитарной обработке людей, а также при дезинфекционной обработке их белья, одежды и вещей.

Неоценимый вклад внесла крупнейшая в городе инфекционная больница имени С. П. Боткина (тогда ею руководила Галина Львовна Ерусалимчик).
Серьезной задачей была борьба с крысами. Работникам противочумных учреждений города принадлежит заслуга расшифровки тяжелых заболеваний, которые не регистрировались до войны и проявились в Ленинграде в 1942 году. Например, лептоспироз, связанный с нашествием грызунов.

Но самой страшной перспективой эпидемий оставались горы мертвых тел, которые с началом тепла могли привести к ужасным последствиям.

Рыть траншеи

Лютые морозы первой блокадной зимы помогли не допустить разложения. Исполком, управление и трест «Похоронное дело» понимали, что предотвратить возникновение эпидемических заболеваний в результате допущенных санитарных нарушений при захоронении зимой можно было только проведением больших и срочных работ на кладбищах города и в самом городе.

С началом таяния снега на всех кладбищах (Волковском, Большеохтинском, Серафимовском и им. Жертв 9-го января) было обнаружено много вытаявших из-под снега гробов с незахороненными телами. Их нужно было до наступления тепла и разложения убрать, кремировать или захоронить в имевшиеся траншеи.

За 2 дня все работники треста, работники кладбищ – всего около тысячи человек, включая мобилизованных рабочих и работниц фабрик и заводов, – собрали 12900 тел. Они вынимали их из гробов, грузили на автомашины и направляли в крематорий, а если он не мог принять – на Пискаревское кладбище для захоронения в имевшиеся там подготовленные траншеи.

И тут снова было не обойтись без судмедэкспертов. Если в конце декабря 1941 года, в те тяжелые дни, исполком допустил возможность захоронения тел из больниц и госпиталей по спискам с последующим оформлением смертей в органах ЗАГСа, чего больницы и госпитали не делали, то с 15 апреля управлением было тресту и кладбищам категорически запрещено принимать тела к захоронению без свидетельств о смерти, это внесло порядок в дело учета смертности.

«Санитарная очистка города продолжалась до 15 апреля. За 20 дней город был очищен от мусора, нечистот и от трупов», – рассказывает Евгений Мишин.

Хлеб Васютки

Но не только жуткими нечеловеческими историями полна экспозиция музея судебной медицины.

Профессор Мишин показывает три крохотных кусочка намертво засохшего хлеба выпечки 20 ноября 1941 года – в этот день была установлена норма хлеба 125 грамм. И эти три кусочка отдал своей бабушке – врачу Евгении Андреевой-Галаниной, отправлявшейся вместе с Военно-медицинской академией в эвакуацию – 4-летний Васютка, оставшийся в блокадном Ленинграде.

«Евгения Цезаревна Андреева-Галанина после войны заведовала кафедрой гигиены труда в нашем вузе. Семья на начало войны состояла из родной сестры-двойняшки Евгении Цезаревны, дочери Нины, внука Васютки и матери. Первый муж Евгении Цезаревны, выдающийся инженер-турбостроитель, профессор Василий Андреев был расстрелян в 1938 году, – рассказывает Евгений Мишин. – Второй муж Евгении Цезаревны, крупный ученый в области радиационной гигиены Николай Галанин работал в ВМА. Эвакуация все откладывалась, наконец был назначен день – 21 ноября».

Затем все годы эвакуации, где в Самарканде Военно-медицинская академия готовила будущих врачей вплоть до 1944 года, бабушка Евгения Андреева-Галанина хранила этот драгоценный дар внука. По возвращении в Ленинград она застала в живых только дочь и внука.

После войны Евгения Андреева-Галанина всю жизнь хранила дома эти кусочки хлеба в ящике письменного стола. Потом их хранила ее дочь, потом Васютка – Василий Минишки, ставший инженером, кандидатом наук. Сейчас в музее лежит лист серой оберточной бумаги, в которой был завернут хлеб, со словами Евгении Цезаревны: «Хлеб дал Васютка на дорогу 21 ноября 1941 года».

В музее хранится еще один удивительный экспонат – первое издание Большой советской энциклопедии, спасшей жизнь инженеру Д. А. Добрейцину.
Профессор Мишин рассказывает: «В доме 57 по улице Декабристов жила семья Добрейциных. В ночь с 4 на 5 апреля 1942 года в дом попала бомба. Жена была на работе в ночную смену, муж спал дома. Когда женщина вернулась с работы, увидела только развалины. Соседи сказали, что все жильцы погибли. Убитая горем, она пошла к матери на улицу Халтурина, а туда через 2 часа является муж – он оказался единственным выжившим. Дело в том, что их квартира была на 4 этаже. Он спал на кровати под стеллажом, на котором стояли тома Большой советской энциклопедии, и при взрыве и обрушении потолка стеллаж сложился, как палатка, в которой оказался спавший Добрейцин. Супруги взяли санки и побежали на развалинах спасать энциклопедию, которая спасла жизнь. И спасли, за всю блокаду не сожгли ни тома. И через много лет их выросшая дочь и внук передали в дар музею эти драгоценные книги».

Описать словами все экспонаты уникального музея жизни и смерти невозможно. Евгений Мишин трепетно и скрупулезно, как и положено судмедэксперту, собирает каждый образец, каждое вещественное доказательство тяжелейших и великих лет истории нашего города и нашей медицины.