С момента поступления дела в суд до приговора прошло ровно девять месяцев. Защитники Соколова сделали все возможное, чтобы попытаться снизить наказание Соколову. Им противостояла прокуратура. Но немалую долю работы проделала адвокат родственников убитой Александра Бакшеева.

– В чем для вас как профессионала проявилась победа в деле Соколова?

– Мне удалось отстоять достаточно много принципиальных моментов, на которых я настаивала на протяжении всего рассмотрения дела и которые в итоге суд отразил в приговоре.

Суд отказал Соколову и его защитникам в назначении повторной психолого-психиатрической экспертизы. Суд согласился с моим доводом, что убийство было совершено умышленно, а не в состоянии аффекта, а также с тем, что доцент не собирался сдаваться правоохранительным органам. Написанный Соколовым документ под названием «Явка с повинной» не был учтен судом как смягчающее обстоятельство.

В основу приговора суд положил показания Екатерины Пржигодзкой – бывшей возлюбленной Соколова, которую он избил в 2008 году. Ее в условиях пандемии нам удалось привезти из другого государства и допросить в качестве свидетеля.

Суд согласился с моей позицией, что действия Анастасии не носили как противоправный, так и аморальный характер. Довод Соколова о наличии любовника у Анастасии был опровергнут доказательствами, представленными прокурором.

Наконец, суд признал доказательством факт, на который я указывала: доцент перед убийством заходил более 30 раз в «Гугл. Карты» со стационарного компьютера и смотрел локации, где он может избавиться от тела.

– Соколов ведь выдвигал одну версию за другой, чтобы снизить наказание?

– По моему мнению, в ходе рассмотрения дела Соколов любыми способами пытался переложить ответственность за это чудовищное убийство на кого угодно, кроме себя.

Мы последовательно могли наблюдать трансформацию версий Соколова. Сначала он пытался убедить следствие, а затем суд и общественность в том, что Анастасия бросалась на него с ножом, а он защищался. Хотя, как следует из материалов дела, на теле обвиняемого не нашли следов борьбы.

Затем, спустя продолжительный период времени, у Соколова параллельно добавилась версия о его травле академическим оппонентом Евгением Понасенковым. И это, по его мнению, также явилось причиной убийства.

А уже ближе к концу рассмотрения дела у Анастасии появился вымышленный любовник-рецидивист, находящийся в федеральном розыске, с которым она, по мнению Соколова, хотела забрать у него квартиру.

Все эти версии суд признал защитительными и обоснованно отклонил как противоречащие другим доказательствам, с чем я в полной мере согласна.

– Чем для вас стало дело Соколова?

– Лично для меня дело Соколова в первую очередь характеризовалось высокой ответственностью перед родителями Анастасии. Также имело место значительное эмоциональное вовлечение в связи с общим драматизмом ситуации и абсурдностью многих заявлений Соколова в адрес девушки, которая уже ничего не может ответить в свою защиту.

Я бы не сказала, что моя жизнь претерпела какие-то значительные изменения или я сильно изменилась, но, безусловно, это определенная тренировка волевых и профессиональных качеств. Я достаточно давно веду медийные и резонансные проекты, так что даже с учетом повышенного интереса к данному делу со стороны СМИ не было какого-либо дискомфорта.

Пару слов о людях. Я обратила внимание, что, даже несмотря на всю очевидность фактов и доказательств совершения преступления, остаются те, кто до последнего слепо верит в обратное.

А еще меня приятно порадовали незнакомые люди, которые были неравнодушны к этому делу и которые меня всячески поддерживали. Я искренне благодарна им за это.

После того, как был вынесен приговор, я испытала чувство морального удовлетворения от проделанной работы. И мои доверители искренне поблагодарили за нее.

– Общаясь с журналистами после приговора, вы подняли тему домашнего насилия в России вообще. Расскажите о вашем видении проблемы.

– Дело Соколова, безусловно, затронуло тему домашнего насилия. К сожалению, она остается актуальной в XXI веке, и не только в нашей стране. Как и любую проблему, ее нужно сначала признать, а затем думать над тем, как ее решить.

По моему мнению, эта тема остается актуальной по ряду причин. Это и отсутствие должного воспитания родителями, которые с малых лет должны привить ребенку идею о том, что любое насилие неприемлемо. Особенно по отношению к тому, кто заведомо слабее.

Не нужно пытаться молчать и мириться с домашним насилием, так как это только усугубит ситуацию в дальнейшем. Целесообразно развивать тему с созданием реабилитационных центров, куда женщины смогут обратиться, если им некуда больше пойти.

– Какие проблемы вы видите в этой сфере?

– Безусловно, необходимо двигаться по пути совершенствования действующего законодательства, направленного на защиту жертв домашнего насилия. Я полагаю, что целесообразно ужесточать наказание для лиц, которые пытаются решать вопросы кулаками.

Также много лет обсуждается тема введения в российское законодательство института «охранного ордера». Это вид судебного акта, которым суд предписывает конкретному лицу совершать определенные действия или воздерживаться от них. Мне кажется, что после принятия этот механизм со временем станет эффективно применяться и у нас в стране.

По моему мнению, правоохранительные органы также должны более эффективно реагировать на обращения граждан, а не делать формальные отписки либо вообще отказывать в принятии заявления, как это иногда делается. Периодически появляющиеся в СМИ сообщения о жертвах домашнего насилия как раз и являются теми индикаторами, которые красочно показывают, что работа ведется, но она еще требует совершенствования.

Наши граждане также должны быть более чуткими к проблемам других, ведь отсутствие равнодушия – это, возможно, чья-то сохраненная жизнь или здоровье.