НА ЗАПАД! 

На Украине мы пробыли весь 1944 год и начало 1945-го. А уже в начале 1945-го нас отправили на запад. Весна, цветы – красота!

В Германию с Украины мы двигались сначала на поезде, там, где можно было проехать. А когда доехали до Польши, дорогу дальше ещё не восстановили. Шли пешком, колонной, но свободно, не строем. С вещмешками, оружием, со скаткой через плечо. Иногда проезжали на машинах.
В одном месте, наверное, винзавод разбомбили, вино прямо по улице текло, запах на километр.

В другом городке увидели монашек на улице. У них были длинные чёрные платья, большие белые воротники, высокие головные уборы. Мы, советские девчонки, впервые видели монашек, смотрели на них во все глаза.

Ещё в одном месте встретился завод, где сахар делали. Мы с вёдрами пошли за патокой, очень сладкого хотелось. Патока густая и похожа на тёмный сахар, мы ели её ложками. Объелись, а потом изжога у всех!

В другой раз встретили несколько фургонов, которые везли сахарный песок к нам на родину. В кузове брезент расстелен, и прямо туда сахар насыпан. А я веду роту, мы идём пешком. Мне командир сказал: «Строй своих комсомолочек, давайте ваши котелки, насыплем вам сахарного песка!»

Запомнилась очень красивая дорога Варшава – Берлин.Шоссейная, двусторонняя, по четыре ряда машин с одной стороны и четыре – с другой, такая ширина! Посередине цветочки растут, а вдоль дороги по обочинам – черешня. К тому времени она уже отцвела – и ягоды. Красота! Спелая, вкусная. Мы в России таких дорог ещё никогда не видели.

В Польше третья рота осталась: это было место их дислокации, а нас повезли дальше, в Германию.

Первым городом, который нам встретился в Германии, был Опель. Там дома были бетонные, серые, как у нас в Петербурге на Ивановской улице. Разрушений было мало, а жителей вообще не было видно. В одном здании, похожем на столовую или кафе, мы увидели открытое окно, а за окном – комнату, в которой стоял стол, накрытый всякими яствами и вином. Всё нетронуто, как будто люди собрались что-то отметить и не успели, убежали. Конечно, мы догадались, что это ловушка для нас. Мы набросимся на эти яства – а они отравлены, нам капут. Мы были готовы к тому, что в любом немецком городе нас могли любым способом уничтожить.

С этого стола, полного прекрасной еды, к которой было смертельно опасно притрагиваться, и началась наша служба в Германии. Вечером мы вошли в город, а утром надо было отправляться по назначенным постам. В доме напротив того, в котором мы расположились, мы увидели мигающие огоньки на чердаке и сигналы рации. Значит, там укрылись или фашисты, или осталось местное население, чтобы показать им, где остановились войска. Утром мы ушли, а вещи оставили в машине во дворе. Днём фашистский самолёт разбомбил этот двор, и машину, и наши вещи.

Пока шли бои, немецкое население пряталось в лесу или в укрытии, а потом они стали возвращаться в свои дома. Они везли свой скарб на тележках. А старички везли своих старушек на колясках. На нас они даже не смотрели, как будто бы нас не было, – ненавидели.

Немцы очень трудолюбивы. Когда они возвращались домой, наводили порядок не только в домах, но и во дворах, на клумбах с цветами. Немки очень аккуратные и бережливые, на хозяйственные работы они надевали деревянные башмаки. А когда в разбитых домах мы с девчонками нашли коробки с женскими чулками, они оказались заштопаны так искусно, как будто на машинке.

Нашу роту привезли в город Олау. По пути проезжали Одер. Это большая река в Германии, в ходе освободительных боёв наши войска форсировали эту реку. Когда мы приехали туда, на берегу ещё оставалось много немецких трупов. Наши-то своих подобрали. Апрель, очень тепло, и лица уже раздутые. Смотреть неприятно, а всё равно думаю: «Сами виноваты, заслужили». Немецкое население заставляли убирать и хоронить своих.

В Олау нас остановили, и временно с нами в одном доме остался штаб батальона, потом они переехали. Мимо нас шла дорога на фронт. Слышались выстрелы, а по большому шоссе в одну сторону шли и шли войска и машины, а в другую тягачи везли на буксире подбитые танки на ремонт.

***
В Германии мы находились почти четыре месяца, до конца августа 1945 года. Война уже закончилась, люди остались живы. В первое время население с нами не общалось, ну и мы не общались с ними. Зачем мы будем лишний раз людям надоедать? Мы для них враги всё равно, хоть мы и не враги.

Постепенно мы стали знакомиться с местными жителями.

Однажды мне поручили проверить, освободили ли дом, куда должен был приехать штаб батальона. Во дворе дома стояли хозяева, машина была уже загружена их вещами, и они сказали: «Можете заезжать». И вдруг этот черноволосый мужчина говорит мне по-русски: «Вы думаете, я еврей? Нет, я русский, из Подмосковья, и я сам предложил вашему командованию временно занять свой дом». Как оказалось, он был очень богатый человек. Жизнь сложилась так, что ему пришлось остаться в Германии после Первой мировой войны. Дом, который он предоставил нам, был большой и красивый, а свои вещи он перевозил в здание своих мастерских.

В другой раз мы с младшим лейтенантом ехали куда-то по делам. Когда проезжали мимо одного небольшого городка, он вдруг предложил: «Давай заедем в этот городок, может быть, найдём яйца?» Мы уже давно не ели куриных яиц, а очень хотелось! К тому времени мы, сержанты, уже получали в качестве зарплаты марки.

Чтобы не ходить по домам, мы решили зайти прямо к бургомистру и спросить, где можно найти яиц. Нашли бургомистра, познакомились. Он пригласил нас в дом. Переводчик нам был не нужен, потому что младший лейтенант был еврей, а идиш и немецкий язык очень сходные, и он свободно разговаривал с местными жителями.

В доме было очень уютно. В большой комнате висели две фотографии, на которых были изображены два красивых молодых человека. Бургомистр со слезами на глазах сказал нам: «Это два моих сына, которые погибли на этой проклятой войне. Мы с женой остались одни. Каково нам пережить это? Зачем нам была нужна эта война? Сыновья даже не похоронены на родине. Один лежит в земле во Франции, а другой – в Великобритании. Я и сам воевал в Первую мировую войну, попал в плен в России и работал там». Так что и не всем нужна была эта война. Ради чего он воевал в Первую мировую, в плену был столько лет, если его дети погибли?

Поскольку я в школе шесть лет учила немецкий язык, я тоже немного понимала их речь. Я спросила его, где он был в плену. Он ответил: «Самара». А ведь это очень близко от того места, где я родилась!

Яйца мы тогда так и не купили. Он сказал, что едва ли сейчас их можно где-нибудь найти.

В другом городке мы увидели у дома корову и предположили, что там можно купить молока. Позвали хозяина. К нам вышел мужчина средних лет, пригласил в дом. Дом был небольшой, но внутри было очень красиво. Он предложил нам присесть, а жена принесла кувшин с водой, эмалированный тазик, мыло, полотенце и предложила нам вымыть руки.

Нас посадили за стол, принесли молоко и чашки. Потом хозяин позвал нас за дом. Там мы увидели здание типа ангара, вошли туда и ахнули – на вешалках там висело огромное количество копчёных и полукопчёных колбас. Хозяин рассказал, что это его дело, которым он занимается. И предложил нам выбрать любую из этих колбас.

Младший лейтенант положил на стол марки, чтобы расплатиться. Деньги у нас были: я, например, получала 250 марок, а он, офицер, вообще всю зарплату марками получал. Но хозяин не взял с нас денег, сказал, что угощает нас.

– Никаких денег я с вас не возьму, я очень рад такому приятному знакомству, – сказал он. – Будете ещё в наших краях – заходите! Вы – мои первые знакомые из СССР. Мне очень приятно с вами познакомиться!

***
Население возвращалось домой. В самих городках и посёлках уже было неопасно. Мы уже могли обращаться к бургомистрам, решать какие-то вопросы.

Как только закончилась война, в Германии сразу открылись фотоателье. Потому что немцы понимали, что в незнакомом месте мы будем фотографироваться и расплачиваться марками.

Также и парикмахерские. Когда мы приехали на новое место около Карпат на границе с Чехией, парикмахерские уже работали. Мы пришли туда с двумя офицерами. Мужской зал был на первом этаже, а женский – на втором. Встречали нас очень любезно, вежливо, а в некоторых помещениях были даже развешены фотографии Сталина. Не знаю, хозяин нас боялся или для рекламы. Моим сослуживцам нужно было постричься и побриться.

Я постригаться не собиралась, но мужчины мне сказали: «Уже давно закончилась война, девушкам пора делать красивые причёски, нам, мужчинам, это очень нравится!» Они настояли на том, чтобы я сделала себе завивку и красивую причёску, и чуть ли не насильно привели меня во второй зал. Я выбрала себе такую причёску, чтобы было удобно носить пилотку. Мне сделала прекрасную причёску, а мои спутники, джентльмены, расплатились за меня. Вот такие были офицеры на фронте! Мы платили марками. У них был прейскурант, и сколько стоило – столько мы и платили. Мало того, что один рассчитался в кассе, второй ещё и положил ей в кармашек чаевые марками.

75 лет назад люди в разных странах хотели жить мирно, иметь семьи, быть красивыми, растить детей и заниматься любимыми делами.

СПРАВКА

Автобиографическая повесть, над которой бабушка Зина и ее команда трудились почти полгода, рассказывает о нелегкой судьбе Зинаиды Антоновны Корневой и ее поколения. В книгу также вошли документальные свидетельства войны, хроника сбора средств в этом году и 17 историй врачей, рассказанных родственниками и собранных из открытых источников.