Яндекс.Метрика
  • Марина Бойцова

Профессор Алексей Яковлев: «Критичность ситуации с заболеваемостью определяется загрузкой коек»

Профессор, доктор медицинских наук, завкафедрой инфекционных болезней, эпидемиологии и дерматовенерологии СПбГУ Алексей Яковлев рассказал «ПД» об опасностях, которые таит новая коронавирусная инфекция, о ее лечении и перспективах развития пандемии
Фото: Дмитрий Фуфаев/«Петербургский дневник»

Алексей Яковлев предлагает проанализировать данные официального сайта «СтопКоронавирусРФ». Согласно им, смертоносность вируса SARS-Cov-2, который вызывает заболевание COVID-19, и вируса H1N1, который вызвал пандемию испанского гриппа 1918–1920 годов, уже сейчас сопоставимы. Потому в случае если все страны не предпримут соответствующих продуманных потивоэпидемических, карантинных мер, не организуют должным образом системы здравоохранения, не определятся с реабилитацией переболевших, если вакцины будут доходить слишком долго, то после окончания пандемии человечество будет иметь весьма печальные результаты пандемии COVID-19.

– Алексей Авенирович, расскажите, в чем сходство «испанки» и COVID-19?

– Уже сейчас можно констатировать, что смертность от COVID-19 находится на одном уровне со смертностью от «испанки». Даже по предварительным данным, если проанализировать данные Росстата, за время пандемии COVID-19 с апреля по октябрь 2020 года в России умерло на 120-150 тысяч человек больше, чем в среднем за этот период за последние 5 лет. Таким образом, избыточная смертность составила 18%. По статистике Роспотребнадзора, за этот же период данные об умерших в 5 раз меньше, но у них разные методики подсчета. Следовательно, смертность в Санкт-Петербурге и Москве на 100 тысяч населения сравнима со смертностью от испанского гриппа, в этом нет никаких сомнений. В Англии на 100 тысяч населения в 1919 году умерли 89 человек, в Германии – 122. У нас – 105,6 человека (без учета внебольничных пневмоний). В пиковые периоды от испанки умирало 200-300 человек на 100 тысяч. Соответственно, мы точно идем по графику испанки.

– До сих пор многие люди считают ситуацию преувеличенной, ссылаются на то, что от гриппа или сердечно-сосудистых заболеваний умирает больше людей.


– Да, Интернет забит помоечной информацией, половина ученых несет вздор вне своей специальности. К сожалению, мало четко сформулированной позиции по тому, что происходит. Мы, как специалисты, можем опираться на данные, которые недавно привел Институт гриппа: среди всех ОРВИ. которые сейчас наблюдаются, от 4 до 16 процентов не связаны с коронавирусом – это результаты как ПЦР-диагностики, так и диагностики по антителам. Значит, 80 процентов всех остальных ОРВИ связаны именно с COVID-19, которые протекают в разной форме. Отрицать наличие пандемии – абсолютная бессмыслица. Жаль, что отрицателям пандемии не показывают, как люди хватают за руки врача и, задыхаясь, просят не переводить их в реанимацию. Психологически очень трудно работать с такими больными. К несчастью, в реанимациях погибает громадное количество людей. Реаниматологи знают, что от 80 до 90 процентов находящихся на интубации погибнут от вторичных бактериальных осложнений.

– Нет инфекций, которые дают такой же процент летальности? Скептики говорят, что от гриппа умирают не меньше — просто не ведется такой статистики. И что летальность от сердечно-сосудистых заболеваний намного больше.

– Есть, конечно, инфекции, которые дают и больше. Но никогда грипп в 21-м веке такой летальности не давал. Критичность ситуации определяется загрузкой лечебных учреждений. Вопрос: какими пациентами они загружены. Ни у одного из специалистов ответ не вызывает сомнений, что это коронавирусные пациенты. Летальность от сердечно-сосудистых заболеваний сейчас напрямую связана с повышенным тромбообразованием как осложнением коронавирусной инфекции, поэтому инфаркты, инсульты напрямую связаны с коронавирусом.

– Как изменились технологии лечения, насколько они адекватны?

– Что касается лечения, разворачивания новых госпиталей, то я считаю, что инфекционные койки должны разворачиваться только на готовую инфраструктуру – с кислородной подводкой, аптекой, пищеблоком. Кислород – это номер 1 для лечения. Последние, 9-е, временные рекомендации Минздрава очень грамотные. Но надо научиться ими пользоваться.

Если в больнице профессиональные начмед, главврач, то рисков будет меньше. Надо выбирать из того, что перечислено, чтобы найти нормальную технологию лечения. Каждый препарат требует точного времени назначения. Если он назначается не так, он только ухудшает течение. Например, фавипиравир – не стопроцентный препарат, довольно тяжелый по побочным эффектам, но у нас сложилось представление, что в ряде случае он эффективен. Ремсидивир очень хорош в сочетании с моноклональными антителами. Лучше этих двух пока ничего нет. Использование плазмы переболевших, к сожалению, по мировым данным, не показало эффективность. Можно было попытаться получить высокотиражный иммуноглобулин из этой плазмы. Инъекционные иммуноглобулины показывали свою эффективность только при раннем введении в самом начале заболевания. Придумают и специфический препарат когда-нибудь. Но около 12 лет занимает цикл разработки препарата.

Фото: Дмитрий Фуфаев/«Петербургский дневник»

– Почему люди заражаются и болеют по-разному? Почему в одной семье живущие вместе люди – кто-то заболевает и болеет тяжело, а кто-то даже не замечает?

– Этого никто пока не объяснит. Мы заметили только, что очень тяжело болеют этнические выходцы с Кавказа: дагестанцы, грузины, армяне, азербайджанцы, а еще евреи. На сегодня много разных версий. Общее правило простое: тяжесть заболевания зависит от инфицирующей дозы возбудителя, который попал в организм. Есть понятие «минимальная инфицирующая доза». Получил ее человек или не получил. Проветрил в этот момент комнату – риски сразу падают. Ведь это аэрозольный путь передачи инфекции! Другие пути передачи достоверно нигде в мире не доказаны.

Второй момент – тропность рецепторов к вирусу, она у всех разная. Специалисты пытаются найти более глубинные обоснования. Но пока нет доказательств, что есть какой-то конкретный ген, как при чуме, который бы позволял выживать.

– То есть все мы все равно переболеем?

– Все или не все, и в какой форме, никто не скажет.

– Что вы можете сказать о вакцинах?

– На днях я беседовал с эпидемиологом, которая сама дважды болела. И я лично вел несколько пациентов, которые болели дважды. Это говорит о том, что эта инфекция может стать цикличной. Отсюда наши опасения: если естественное течение заболевания не вызывает стойкого иммунитета, то нет уверенности, что и вакцина будет вызывать стойкий иммунитет. Но! Вакцина всегда снижает вероятность гибели. Ни один из моих пациентов, привитых от гриппа, не умер начиная с 2009 года. Может быть, придется изменять вакцины каждый год, как это делается с вакцинами от гриппа. Пока мы должны дождаться результатов по исследованиям новых вакцин, после этого группы риска должны прививаться, поскольку чаще всего погибают лица пожилого и старческого возраста. А поголовная вакцинация бессмысленна.

– Что нас ждет весной? Как поведет себя коронавирус, если придет грипп?

– Никто не знает. Потому что вирус гриппа мутирует, и пока мы не знаем, как будет мутировать SARS-Cov-2, слишком мало времени для наблюдений. Мы раньше полагали, что эпидемический подъем ОРВИ занимает около 13 недель. Если мы считаем, что с сентября был новый подъем заболеваемости, то 13 недель прикинем, и получается, что где-то к январю есть шанс, что наметится устойчивая тенденция к снижению. Но не забывайте, географически Россия – громадная страна, везде эпидемия протекает по-разному. У нас нет единого алгоритма для страны. А вот будет ли весенний подъем гриппа – очень интересный вопрос. Мы встречали эпидемии гриппа и в сентябре, и в конце декабря. Самое любопытное – вытеснил ли COVID-19 грипп. Пока гриппа практически нет. НИИ гриппа провел исследования, и по тысячам исследований в 60 городах России грипп выявлен всего у одного пациента! То есть пока COVID-19 вытеснил грипп, но мы не знаем, что будет к январю. Если до 13-15 января грипп не появится, то будем считать, что COVID-19 его вытеснил. Вирусы между собой часто не дружат, один другого подавляет, каждый борется за свое поле деятельности.

– А от гриппа надо сейчас прививаться?

– Я привился, считаю, что прививки от него нужны. Тем более, когда настолько тревожна и неясна ситуация.

– На что обращать внимание, если чувствуешь недомогание, чтобы и в панику не впасть, и не пропустить момент начала адекватной терапии?

– На сатурацию (уровень насыщения крови кислородом), на частоту дыхания, лихорадку. У абсолютного большинства тяжелых больных есть лихорадка, и именно она запускает цитокиновый шторм. Главное – не доводить до реанимации. Лечить так, чтобы пациент не попадал туда. В реанимации спасти пациента намного сложнее.

– Какие необычные симптомы течения заболевания вы замечаете сейчас? Насколько влияют страх, паника на состояние больного?

– Страх очень влияет. В реанимацию попал один доктор, известный, вполне адекватный. Но уже лежа в реанимации на кислороде, он категорически отказывался ложиться в прон-позицию (то есть на живот) и собрался умирать. Еле-еле удалось его убедить принять нужную позицию. Врачи старались сделать все возможное, чтобы только не интубировать. Получилось, он выжил.

Мы видим суициды, агрессию, истерики. Это тоже проявления заболевания, я сам сталкивался с этим. У кого-то – агрессивность, кто-то вдруг начинает переставлять мебель в палате, у кого-то слезы, кто-то заживо начинает хоронить себя. Встречались и суициды от страха. Надо убедить человека, что ты лечишь так, что он выживет. И такие реакции – особенность заболевания. До конца непонятно, как вирус влияет на мозг, но то, что поведение меняется и появляется чувство беспокойства, – это однозначно. Кроме того, и в период реконвалесценции сохраняются все риски тромбообразования. Надо продолжать специальную терапию как минимум месяц именно от тромбообразования, особенно тем, кому за 40 лет.

– Вы за свою многолетнюю практику встречались с чем-то подобным SARS-Cov-2?

– Пожалуй, в 2009 году, когда пришел «свиной» грипп. Тогда мы сначала тоже разводили руками и не знали что делать. Я никогда не забуду консилиум, когда мы приняли решение давать тамифлю через зонд реанимационным больным, которых мы один за одним теряли в реанимации. И как-то сдвинули ситуацию! В пятницу был консилиум, а в понедельник ВОЗ выдал такую рекомендацию. Была похожая ситуация, но не в таких гигантских в масштабах, как сейчас.

– Все же, как вы считаете: новый коронавирус – животного или природного происхождения?

– Нет еще таких технологий так модифицировать вирус, и чтобы он при этом сохранял стабильность и шел по всему земному шару. То есть нет еще такого уровня биологических технологий.

– Что же нам всем сейчас делать?

– Сейчас все данные говорят о том, что люди заражаются, в основном, на работе, в офисах, где есть скученность. Ограничительные мероприятия должны быть разумны, они должны быть соотнесены с действительностью. Полный локдаун – не выход, он может только ухудшать ситуацию. Речь – о разумном регулировании тех или иных мер. Еще раз подчеркну – разумных и адекватных противоэпидемических мероприятиях. Пока с 19-го века никто в мире ничего лучше не придумал для защиты от эпидемий респираторных инфекций. Это защита дыхательных путей, глаз, соблюдение правил личной гигиены, разобщение. Бахилы, перчатки порой неуместны. Бежать впереди паровоза не надо. Пока по возможности работать на удаленке. Только осознанные действия помогут.

Закрыть