– Виктор Михайлович, у вас такая дата, а тут пандемия. Не обидно? 

– А я в ответ скажу, что у нас в Петербурге есть люди, которые, несмотря на все ужасы коронавируса, готовы ходить в театр. И, может быть, он для них сейчас едва ли не единственная отдушина, искусство, которое, особенно в это тяжелое время, способно врачевать. Хотя бы на два-три часа оторвать от того безумия, которое творится в мире.

– Сейчас многие вспоминают тяжелые девяностые годы. А когда было труднее: тогда или сейчас? 

– Если сравнивать, какие годы тяжелее, могу сказать абсолютно точно: это нынешнее время. Тогда при всех сложностях зрители могли пойти в театр. А в 2020-м мы полгода были закрыты и не играли спектакли. Такого не было никогда. Это катастрофа! 

Да и сейчас ситуация непростая. Например, в Москве разрешили заполнять залы только на 25 процентов. Это вообще кажется мне архистранным, учитывая, что люди пользуются общественным транспортом, ездят в поездах и летают на самолетах. Мне совершенно ясно, что рассадник инфекции не в театрах, которые соблюдают строжайшие меры безопасности, тратят на это огромные средства. 

Я полностью поддерживаю Владимира Урина (генеральный директор Большого театра. – Ред.), который сказал, что лучше уж вовсе закрыть театры. Потому что как отделить одних людей, которые купили билеты, от других, которые тоже их приобрели? Кого пускать, а кого не пускать? 

Но наш театр во время полугодового локдауна понес огромные потери. Каждый месяц «Приют комедианта» зарабатывал 6-7 миллионов рублей, умножьте это на 6, и получится цифра в районе 40 миллионов. Представляете, сколько всего на эти деньги можно сделать? Тем более в таком небольшом театре, как наш.

– А тот факт, что в вашем театре нет постоянной труппы, не облегчает ситуацию? 

– Да, у нас театр контрактный. Но мы постоянно сталкиваемся с заболевшими артистами из других театров. Среди штатных сотрудников ситуация легче: за все время пандемии у нас заболели всего два человека. 

Чтобы вы разобрались, приведу пример: в афише октября стояло 24 спектакля, по факту было десять замен и четыре отмены. И это катастрофа, потому что мы отваживаем от театра зрителей, которые купили билеты на конкретный спектакль или на конкретного артиста. Люди приходят, видят отмененный или замененный спектакль. Спасибо зрителям, что никто не ругается, но билеты-то сдают и в следующий раз уже серьезно думают: а стоит ли вообще идти в театр? 

В такой ситуации я не уверен, целесообразно ли играть спектакли с половиной зрителей в зале. Нам это невыгодно, ведь гонорары артистам мы платим самостоятельно.

– Можно ли считать лучом света «Золотую маску», недавно полученную театром за спектакль «Преступление и наказание» в постановке Константина Богомолова? 

 – «Преступление и наказание» стало победителем в номинации «Лучший спектакль малой формы». И эта «Золотая маска» – всему коллективу: режиссеру, художнику, артистам и тем бойцам невидимого фронта, которые не выходят на сцену. 

Это очень классная работа, и, поверьте, она далась нам легко. В начале Константин долго думал над кастингом, тщательно отбирал артистов. И большое ему спасибо за эту команду мечты. Что ни артист – то бриллиант. 

Он репетировал полтора месяца. Ежедневно, с 11 утра до 9 вечера. Это было организованно, спокойно и очень творчески. Могу сказать, что это был один из самых легких выпусков в театре «Приют комедианта».

– У вас есть с чем сравнивать. Ведь театр вы возглавляете уже 25 лет. А когда вы пришли в уже существующий театр Юрия Томошевского, как проходила передача власти? 

– Когда я пришел в «Приют комедианта», мне было всего 24 года. Театр в то время находился еще в подвале на улице Гоголя, ныне Малой Морской. Им руководил замечательный актер Юрий Томошевский, который, к сожалению, ушел от нас два года назад. Никакой конкретной передачи власти не было, потому что Юрий был художественным руководителем, а я – директором. И каждый из нас занимался тем, чем и должен был. И я ему очень благодарен за те пять лет, что мы работали вместе.

– И все было гладко? Зачастую между двумя руководителями случаются трения. 

– Трения у нас были в последние два года. Юрий решил, что хочет ставить спектакли, а не играть на сцене. Но, на мой взгляд, он прежде всего был блистательным артистом. Артистом моноспектаклей. Он прекрасно читал стихи поэтов Серебряного века, обэриутов. 

А его постановки, к сожалению, не были востребованным художественным продуктом. С этого и начался наш конфликт. 

В чем задача директора? Находить деньги и обеспечивать всем необходимым постановки, которые задумал художественный руководитель. После двух-трех премьер с минусовой критикой и низкой посещаемостью я решил, что это неперспективно.

Я предлагал ему замечательных режиссеров, у которых он мог бы играть. И, если бы это случилось, уверен, что Юрий как артист большого дарования был бы настоящей мегазвездой. Но, как мы знаем из истории театра, хороший артист не всегда хороший режиссер, а хороший режиссер не всегда  хороший руководитель. Практика показала, что каждый должен заниматься своим делом.

– Сейчас у вас два дела сразу именно потому, чтобы избежать возможного конфликта? И синдром Джекила и Хайда (раздвоение личности) вам не знаком? 

– Такого комплекса у меня нет. Мне легко с самим собой: художественный руководитель всегда может договориться с директором, а директор – с худруком. Но во мне, как правило, побеждает художественный руководитель. 

Я по образованию режиссер, и мне безумно интересно беседовать с классными постановщиками, что-то придумывать, обсуждать, фантазировать. Ведь что такое «Приют комедианта» в последние годы? Кроме пространства для талантливых людей, которые только здесь могут воплотить свои мечты? Наш театр – это еще и четкая творческая политика. 

Согласитесь, когда вы идете в Молодежный театр на Фонтанке или БДТ, то примерно представляете, что увидите, зная стиль Семена Спивака или Андрея Могучего.

Когда вы идете в «Приют комедианта», то не знаете, что вас ждет. Потому что любой материал мы стремимся препарировать как-то нестандартно, необычно. Стараемся дать возможность режиссерам, которых я приглашаю, собрать классную команду артистов и сделать что-то неожиданное. И не важно, о каком произведении идет речь – классическом или современном.

Я мечтаю создать культурный центр наподобие того, что в Москве у Кирилла Серебренникова. Это должно быть пространство, в котором проходили бы не только спектакли, а еще выставки, модные дефиле, читки… Надеюсь, это будет. Во всяком случае хочется в это верить.

– Вам легко договариваться с самим собой. А как быть в тех случаях, если в театре, по сути, два руководителя – художественный руководитель и директор?

– Я давно говорю о том, что театром руководит личность. И дело не в том, кто это будет – артист, режиссер, театровед или менеджер. Все индивидуально. 

Но мое твердое убеждение (хотя это тоже тема для обсуждения), что должна быть контрактная система. Ни у кого не должно быть пожизненной вотчины на руководство театром. Вот Министерство культуры заключает договоры на пять лет. Если все исполняешь – получаешь награды, выполняешь экономические показатели, – с тобой контракт продлевают. Но, когда эти условия не выполняются, логично сменить руководителя. 

Возможно, это странно слышать от человека, который 25 лет руководит театром. Но, с другой стороны, если бы «Приют комедианта» не был тем, что он есть сейчас – театром, который на слуху, который постоянно номинируется на всевозможные награды, часто ездит на гастроли и фестивали за границу и при этом выполняет все экономические показатели, – то, наверное, и меня уже давно бы здесь не было. Дело не в сроках. 

Если театр востребован, значит, им хорошо руководят. Если он не востребован, значит, пора менять руководство. Вот и все. Ведь мы делаем спектакли для зрителей. И это, наверное, главный критерий.