Часовой мастер Эрмитажа рассказал о тонкостях своей работы

Николай Зинатуллин работает в часовой мастерской Эрмитажа. Здесь же трудится его отец Олег Зинатуллин.
«Самая большая ценность в нашем деле – это кадры», – говорит Николай Зинатуллин, упоминая при этом, что экспонаты цены и вовсе не имеют. До лаборатории
часовщик работал там же, в Эрмитаже, но в пожарной части. И все ждал, когда освободится место.
В ПУБЛИЧКЕ И В ЗИМНЕМ
Также Николай три раза в неделю приезжает в главное здание Российской национальной библиотеки на Садовой улице и заводит знаменитые часы, которые видны в окно бельэтажа и по которым в течение полутора веков горожане сверяли собственные часы: карманные, наручные, встроенные в телефон…
«Часы на главном здании Публичной библиотеки всегда были знаковыми для нашего города. При этом они до сих пор остаются одними из самых точных часов в Петербурге» - говорит Валентин Сидорин, заместитель генерального директора Российской национальной библиотеки.
Когда-то это были самые точные часы в городе, поскольку были связаны посредством телеграфа с Пулковской обсерваторией. Маятник часов был соединен с обсерваторией с помощью подземного кабеля. Он отсылал свои сигналы точного времени, а астрономы его корректировали.
«Но сейчас каждый петербуржец имеет в кармане собственные спутниковые часы: во всяком случае, у меня на смартфоне включен обмен данными со спутником, поэтому мои часы все время корректируются, – говорит Николай Зинатуллин. – Так что часы в Публичке мы уважаем не за точность, а за возраст».

Кроме того, под присмотром собеседника «Петербургского дневника» находятся часы на башне Зимнего дворца и знаменитый «Павлин». Впрочем, заводить «Павлина» чаще доводится заведующему лабораторией научной реставрации часов и музыкальных механизмов Михаилу Гурьеву.
Добраться до механизма башенных часов в Зимнем дворце несложно: надо просто встать на стремянку. Ключ для поворота механизма (размером в половину ладони) надо принести с собой. Для ключей в лаборатории отведен целый стенд.
Специального образования для мастеров не требуется. Важны знание азов механики (одной книжки «Городок в табакерке» будет мало, предупреждает часовщик!) и психологические качества: усидчивость и пространственное мышление. Увидев лишь фрагмент детали, мастер должен сразу понять, как выглядит ее невидимая
часть и как она взаимодействует с другими фрагментами механизма: снизу, сверху и сбоку.
Часы, музыкальные шкатулки и прочие механические игрушки на аукционных домах в Европе продаются за десятки миллионов евро. В эрмитажной лаборатории
научной реставрации часов и музыкальных механизмов существуют еще и механические дрожки, способные отсчитывать пройденные версты и развлекать путешественника механическим органом. Сработанные в XVIII веке, они могли бы стать первым в мире таксометром – если бы тогда уже были упорядочены извозчики. А уникальная механическая модель Солнечной системы вряд ли принесет пользу нынешним школьникам, зато подкупает своим почтенным возрастом.
ШЕСТЬ-ВОСЕМЬ МЕЛОДИЙ
Лаборатория появилась в Эрмитаже в 1990-е годы. Сейчас трудно поверить, что когда-то ее не было вовсе: все-таки в эрмитажных хранилищах содержится две-три
тысячи часовых аппаратов, самые старые из которых изготовлены в XVI веке.
При этом в постоянной экспозиции Эрмитажа – около 50 механических часов, если, конечно, не устраиваются специализированные выставки.
Корреспондент «ПД» поинтересовался, существует ли коллекция произведений, которые исполняют эрмитажные часы и шкатулки.
Но оказалось, что там давно решили, что такое искусство не будет пользоваться спросом. Поэтому механическую музыку – а хорошие часы и шкатулки способны проигрывать по шесть-восемь мелодий – никто не записывает. Так, механическое бюро с оркестром (трещотка, барабан и колокольчики) исполняет шесть мелодий в определенной последовательности, и перед полькой и вальсом придется послушать «Боже, царя храни».
Впрочем, никому не пришло бы в голову использовать шарманку или музыкальную шкатулку для организации полноценной танцевальной вечеринки. Куда лучше
настоящие музыканты.
А самым современным экспонатом в лаборатории оказалась шкатулка, изготовленная год назад к 75-летию генерального директора Эрмитажа Михаила Пиотровского. Частные лица к мастерам не обращаются (в лаборатории им все равно откажут), хотя получить музыкальный ящичек в подарок многие, как рассказывает часовщик, мечтают. Но приходится покупать китайские шарманки.

ТОЧНОСТЬ ЗАВИСИТ ОТ ПОГОДЫ
Работа мастеров то и дело перебивается часовым звоном и гудением компрессора (с его помощью сушат промытые в воде детали). Нельзя сказать, что часы бьют
одновременно, хотя время показывают примерно одинаковое.
Кстати, любой экспонат перед отправкой на экспозицию выдерживает в лаборатории двухнедельный «карантин». В течение четырнадцати дней за ним наблюдают, чтобы удостовериться: часы работают без сбоев, далеко вперед не убегут, достаточно будет, как обычно, подводить их раз в два дня.
Любопытно, что все часы находятся в помещениях, где к тому же внимательно следят за температурой, потому что точный ход зависит в том числе и от этого параметра. Чем холоднее вокруг, тем короче становится металлический маятник и, соответственно, быстрее идут часы. Ведь люди тоже стараются в холод двигаться
с максимальной скоростью.
В жару маятник, соответственно, удлиняется, и время замедляет свой бег.
Впрочем, на относительно новых часах (тех, которым менее 200 лет) существует специальный рычажок для корректировки, да и маятник изготавливают из дерева.