Татьяна Устинова познакомилась в творчеством Довлатова в молодости и сразу влюбилась в его произведения.

«Мне было, наверное, лет 20. Его тогда только начали печатать. При этом мало и плохо, в самиздате, а официально вообще не печатали. А когда стали, я начала читать все подряд: и рассказы, и повести, например, «Заповедник». Он произвел на меня совершенно ошеломляющее впечатление: я никогда не предполагала, что так можно писать. Мне показалось, что это совершенно новая литература», – рассказала Татьяна Устинова «Петербургскому дневнику».

Повзрослев, автор детективов изменила и отношение к довлатовской прозе.

«Довлатов – немного подростковый писатель, но это не говорит о том, что он плохой. Он не примитивный писатель, а очень понятный и простой. Он предназначен для молодых людей. В моем возрасте его читать смешно. Чтобы читать Довлатова, нужна молодость, нужно желание перевернуть мир, сделать его таким, каким ты его видишь. А когда ты взрослеешь, понимаешь, что мир такой, какой есть, его не изменить. Но в молодости это просто прекрасно, и я бы даже сказала, нужно читать. Мой старший сын прочитал Довлатова лет в 20 и тоже был в полном восторге, а сейчас он Довлатова не читает, ему уже скучно. Кстати, перечитывала я Довлатова лет семь назад. И с удовольствием, поскольку вспоминала свои собственные эмоции, которые вызывали у меня его книги, когда я читала их в первый раз», – рассказывает Устинова.

Довлатова нередко называют писателем, «бежавшим в конце двадцатки». «И это чистая правда! – соглашается Татьяна Устинова. – Впереди него были все, кто тогда писал. Он и родиться опоздал. В этом нет его вины. Но «оттепель», которая дала тому же Аксенову возможность что-то напечатать, Довлатову ничего не дала – он был слишком маленький. А потом Довлатову было уже не пробиться, потому что «оттепель» закончилась».

Также, по ее мнению, Довлатов далеко не единственный в галерее русских писателей, фиксирующих абсурд повседневности. «Тот же Аксенов тоже иногда писал совершенно немыслимые для советского времени вещи, новаторские. Мне кажется, что Довлатов – не один из многих, а просто сам по себе, один. У него нет литературных предшественников и последователей, по крайней мере, я назвать их не могу. Мне кажется, это отдельно стоящая литература на советском небосклоне».

Отказ в публикации в родной стране, эмиграция в США, жизнь в «советской колонии» в Нью-Йорке, злоупотребление спиртным – по словам Устиновой, жилось Довлатову, как минимум, непросто.

Ему очень трудно жилось, он прожил действительно трудную жизнь. Благодаря молодым читателям он все-таки получил то, что пришло к нему только после смерти – известность. «Понятно, что никто не читал его в Америке, а здесь его не печатали. А потом его стали печатать и все неожиданно обнаружили, что он хороший писатель. Я очень ему сочувствую, это ужасно. Всю жизнь хотеть быть Хемингуэем и не стать им при жизни – это обидно», – отмечает собеседница «ПД».

«Видите ли, российская действительность поменялась, и так, как писал Довлатов, и то, о чем он писал, сейчас решительно никому не интересно… А кто на него похож? Геласимов, Быков? Я думаю, нет. Довлатов писал не о фактах, а об ощущениях, которые сейчас никому не интересны. Все живут уже другими представлениями о жизни», – заключила Татьяна Устинова.