Александр родился в 1984 году в Ленинграде. Окончил с серебряной медалью знаменитую школу № 210 на Невском – ту, где табличка о наиболее опасной стороне улицы. Окончил в 14 лет, перепрыгнув классы дважды – из 1-го в 3-й, из 4-го – сразу в 6-й. И поступил в Северо-Западный медицинский университет им. Мечникова, реализовав мечту мамы Нато и свои детские стремления.

«Когда поступил, гуляла вся Грузия»

«Я был лучшим проектом мамы», – смеется Александр.

Он рассказывает, что его замечательная грузинская мама (как и папа, несколько лет назад погибший в ДТП) приехала в Ленинград из маленькой грузинской деревни в пригороде города Хоби. Мама – отличница, активистка, пионерка и комсомолка, поощренная за успехи даже «Артеком», – мечтала стать врачом. Но даже с ее способностями поступить на самую престижную в Грузии специальность тогда было невозможно без блата. Тогда она поехала в Ленинград, за ней папа – боялся, что красавицу-невесту отобьют. Но у мамы и здесь с медициной не сложилось. Окончила ЛИАП с красным дипломом, потом родители Саши поженились, и все свои стремления и мечты она воплотила в сыне.

«Я родился в Ленинграде, за что безумно благодарен своим родителям. Не только потому, что называюсь ленинградцем и петербуржцем, но и за то, что они подарили такой прекрасный город, без которого себя не представляю и который часть меня», – говорит Александр.

Он рассказывает, что мама, имея два высших образования, ни дня не работала – всю себя посвятила сыну.

«Мной занимались днем и ночью. Мне давали книжки – и я их читал, мне было все интересно. И я бы не сказал, что у меня пропало детство. Правда, у меня не было выпускного в школе, потому что я ее окончил в декабре и побежал по репетиторам готовиться к поступлению в Мечникова. В пятницу делал домашнее задание, чтобы в субботу мультики посмотреть. По сути все, что мои одноклассники попробовали в 9-11-х классах, я ощутил только на 1-2-м курсах вуза. Не могу сказать, что это плохо. У меня было прекрасное юношество и студенчество», – говорит наш собеседник.

Любимые игрушки детства – фонендоскопы и другие медицинские атрибуты. Александр утверждает, что с малых лет не может вспомнить ни дня, когда сомневался, что станет врачом. Причем не просто врачом – только хирургом, «царем», как говорит Ломия.

«В нашем маленьком грузинском обществе в Ленинграде, которое отец образовал, он был бетоном, цементом. Везде дети, и самый старший я. И все мечтали, чтобы их дети стали врачами. Но там девочки, и поэтому все переживали за меня. И когда Саша сам поступил, гуляла вся наша маленькая Грузия. А мне всего 16 лет исполнилось на 1-м курсе», – вспоминает Александр Бадриевич.

Ужасно брезгливый хирург

«Хирург – это царь, просто царь. Область приложения моей профессии очень широкая, но я люблю заниматься органами брюшной полости, бариатрической хирургией, пластикой желудка. И все, чем я занимаюсь, мне безумно интересно», – рассказывает Александр в холле больницы Святого Георгия, куда он только что вышел, отработав в красной зоне с пациентами с COVID-19.

Как это сочетается, ведь Александр говорит, что по жизни очень брезгливый человек: «У меня все спрашивают, как я работаю? Но здесь это не воспринимается. У меня было пару случаев, когда я весь в крови в больницу шел, чтобы переодеться, – пришлось на улице помощь оказывать. И на операциях все нормально воспринимаю, никогда ничем не брезгую. А вот вне больницы – да. Есть вещи, которые никогда в руки даже не возьму. А вот красная зона как раз с моей брезгливостью очень сочетается. У нас все соблюдается, есть средства индивидуальной защиты, маски – все есть. А врачи заражаются, если что-то не соблюдают – у меня нет другого объяснения. Есть же человеческий фактор: пошел в туалет или водички попить».

Хирург говорит, что в первые дни привыкнуть к работе в средствах индивидуальной защиты было очень тяжело. Но каждый из медиков выработал свой алгоритм, как вести себя в «скафандре».

У порога больницы музыка затихает

Об Александре Ломии пишут статьи, снимают передачи. Он теперь – любимец миллионов зрителей украинского аналога «Голоса» – программы «Х-фактор». Там его песни собственного сочинения просто подняли на ноги весь зал и заставили восхищаться Константина Меладзе.

Но вот музыке, в отличие от медицины, Александр Ломия не учился специально. Научился сам – благодаря терпению, трудолюбию и невероятному интересу.

«Странный момент в жизни был в 9 или 10 лет. Все в детстве любили кого-то слушать, как-то творчески самовыражаться. Я тоже слушал музыку, но не фанатично увлекался. В какой-то момент осознал, что сам могу быть творцом, и больше всего до сих пор пленит в творчестве факт того, что я – создатель, творец. Но после того как произведение полностью создано, оно моментально теряет для меня интерес. Как только записано и готово, я его перестаю слушать», – рассказывает доктор. 

Он уверяет, что ни голоса, ни слуха у него никогда не было. А над тем фактом, что грузины поют все и всегда, смеется: «Да, грузины все поют, но не все правильно поют». 

«Когда первые песни начал писать, я даже нот не знал. У меня в голове что-то играло, и я просто писал тексты. Когда скопились целые папки текстов, я попросил купить мне гитару. Довольно интересное у меня знакомство с музыкальным инструментом получилось, потому что я смог воспроизводить то, что у меня в голове. По струнам начал находить. Где-то через полгода я узнал, что есть такое понятие, как аккорды, что можно зажать несколько струн, и получается многозвучие. Для меня было ужасом понять, что и две, и четыре ноты могут звучать! Но я не стал в это углубляться, потому что на это не было времени. Продолжал бренькать и сочинять», – улыбается Александр. 

Первый «концерт» на 2-м курсе института не пошел – его попросили помолчать. Но он продолжил сочинять песни. 

«Шли годы, а я продолжал. Даже мои родители не знали. Я понимал, что, если они узнают, что я тайком занимаюсь музыкой, это сразу вызовет страхи, что я брошу медицину. Первый раз вышел на сцену в 2007-м – мне было 23 года. У меня уже был опыт работы с микрофоном, потому что дома был караоке-микрофон, и я знал, как нужно делать. И когда вышел на сцену, я был готовым хип-хоп-артистом, выступил в одном из баров в рубрике «Свободный микрофон». Полторы минуты исполнил, и мне тут же предложили работу, в тот же вечер», – отмечает собеседник «Петербургского дневника». 

Потом он 3 года, как говорит, «ходил, месил, пел, читал» в ночных клубах. В основном в модном тогда для уроженцев Африки ночном клубе. Как рассказывает доктор, собирались больше тысячи темнокожих и для них белый парень читал рэп. 

Он пел на английском, который сам выучил из текстов любимых артистов. Он просто брал тексты и писал в транскрипции то, что слышал. Потом находил в Интернете, сопоставлял и понимал, как они произносятся. Так ушел акцент, появился специфический хип-хоповский жаргон. А хип-хоп был выбран, по словам Александра, потому, что для этого почти ничего не нужно – ни знаний, ни музыкального образования, ни литературного и словесного кругозора, ни понимания музыки. А врожденное чувство ритма есть у всех – просто записывать то, что ты видишь. Главное – делать это музыкально. 

«Для меня это был самый простой путь для творения. Но потом, поскольку я человек упорядоченный и заинтересованный, я каждый день шел к усложнению и улучшению успеха. И со временем пришел к более богатой и широкой музыке. Мой рэп перешел в речитативное пение, а пение – просто в пение, – говорит Александр Бадриевич. – Мое пение интересно только потому, что оно самобытное. У меня нет выдающихся вокальных данных, мне непонятно, почему мои песни вообще интересно кому-то слушать, но мне приятно, что мои песни в моем исполнении интересны широкой аудитории. Это здорово, это счастье. Мой талант – в моем трудолюбии. И, наверное, я умею писать интересные и где-то красивые песни».

«Гори, гори, моя звезда» 

Спрашиваем, почему что ни врач – то талант. Александр уточняет: «Хирург – талант». 

«Знаю точно, что все хорошие хирурги очень музыкальны. Хирургия – она притягивает творческих людей. Она самая творческая часть медицины, где очень многое зависит от твоей самобытности, подхода. Есть, конечно, наука, канон, но у каждого хирурга свой почерк, за который либо любят, либо восхваляют, либо… либо ты никогда не станешь большим хирургом. И этому не научить. Это мануальные способности, с которыми человек рождается, все по-разному двигаются, соображают. Это заложено в человеке, как, например, цвет волос. Вот есть же выдающиеся хирурги с такими толстыми пальцами-сардельками! Он, когда в рану лезет, эти плечи, щеки так сдвигаются, что я думаю: как бы он не задохнулся! И блестяще оперируют. Это необъяснимо», – считает доктор. 

Но вот работа и музыка для него – вещи несовместимые. Вообще. 

«Самое лучшее время для написания слов – метро. С утра в метро сочиняю, уже на подходе к больнице часто рождаются самые интересные рисунки, записываю на диктофон, пока не зашел в больницу. Когда прихожу домой – включаю записи и удивляюсь. А как только сюда захожу – переключаюсь, ни о какой музыке не может идти речи. Для меня музыка и работа – не то что четкая грань, а ров огромный», – говорит Ломия. 

Он предупреждает журналистов: никогда не спрашивать о том, поет ли он, когда оперирует. Называет это самым дурацким вопросом. Но признается, что один раз все же запел. 

«Бабушку лет 70 оперировал, она под спинномозговой анестезией, не спала. А вот уже зашиваем, кожу шьем, и я тихонько так запел себе под нос: «Гори, гори, моя звезда». И вдруг бабушка – ленинградка, блокадница, интеллигентка – на операционном столе мне подпевает: «Звезда любви заветная». Операционная вся легла», – вспоминает Александр. 

Он продолжает: «Дальше я ничего не планирую. Был период, когда планировал. Ушел потом от раскрученного бренда, взял свое имя, полностью поменял материал и отказывался от концертов по хип-хопу. Это дорога была новой, я чувствовал себя чужим, потому что меня окружали профессионалы, музыканты, которые учились этому всю жизнь. Это все равно что ко мне придет кто-то и скажет: «Я тоже козу на даче оперировал, я тоже хирург!» 

Врач добавляет, что были и очень тяжелые периоды, самые темные времена в его музыкальной карьере. Тогда и случились победы на «Х-факторе». 

«Тогда я приехал из Киева и сказал жене и детям, что без этого не смогу. Мне не нужны стадионы, но я должен соприкасаться с музыкой. Так они и остаются: музыка и хирургия», – говорит Александр Ломия.