– Юрий Алексеевич, как переносите самоизоляцию? 

– Я дома. Все делаю дистанционно, хотя это на порядок труднее. Потому что, когда ты на рабочем месте, под рукой вся почта, документы, информация. И решить любой вопрос гораздо проще. К тому же за много лет работы в театре (а в мае будет 15 лет моей службы только в Музкомедии) я привык к другому, гораздо более интенсивному жизненному ритму.

– И как перестраиваетесь на новый ритм? 

– Читаю то, что не читал. Смотрю то, что не видел. Изучаю все, что пишут про ситуацию в других театрах страны.

– И, конечно, беспокоитесь за свой театр? 

– Этот вопрос я бы разделил на несколько составных частей.

Во-первых, катастрофическая ситуация с финансами. Когда вышло постановление о приостановке показа спектаклей, мы лишились своего основного дохода. Только за март-апрель недополученный доход, по нашим скромным подсчетам, составил 45 миллионов рублей. Плюс 15 миллионов мы должны вернуть зрителям за проданные билеты.

Во-вторых, полное отсутствие какой-либо ясности о том, как мы будем выживать и что будет в мае. У нас на этот месяц была запланирована премьера спектакля «Жар-Птица» на музыку Александра Колкера, которую театр хотел посвятить 75-летию Победы. Мы собирались сыграть общедоступные спектакли. Теперь очевидно, что этот проект не состоится, намеченную премьеру мы отложили.

А театр – это не только ежедневный прокат спектаклей, это обязательная работа над новыми постановками. В этом году и без коронавируса нам не было выделено средств ни на новые постановки, ни на гастроли, ни на фестиваль. Поэтому и наш совместный с Музеем-заповедником «Гатчина» проект под открытым небом «Оперетта-парк», который стал набирать силу, в этом году также не состоится. И это большой удар – раскручивать что-то новое тяжело, а восстанавливать еще тяжелее. 

– А что вы как председатель Совета директоров городских театров можете сказать о ситуации у коллег?

– Ситуация сегодня у всех одна. Но я обращаю внимание, что могу говорить только о городских театрах. Потому что подушка безопасности у федеральных намного толще. Они получают гранты. 

На сегодняшний день мы прогнозируем мощный спад посещаемости театров. У людей просто не будет денег. И потом, мне кажется, что какое-то время они будут опасаться ходить в театры. Вот скажут: «Вирус мы победили». А может быть, будет его новая вспышка осенью или зимой? Тут все очень туманно. И, несмотря на то, что в своем выступлении президент отметил, что в сложившейся ситуации культура сильно пострадала, информации, реальных предложений, как нам будут помогать выйти из этой ситуации и выжить, мы пока не имеем.

Да, мы знаем, что ведется работа в Комитете по культуре Санкт-Петербурга. Но как она будет стыковаться с тем, как видит ситуацию Комитет по финансам, с возможностями города? Поэтому у нас есть опасения, что на фоне всех других бед театры могут оказаться на периферии общественного внимания.

– Есть ли надежда, что могут снизить госзадание? О необходимости этого говорят некоторые руководители театров. И вообще, решит ли это проблему?

– Безусловно, если пересмотрят показатель заполняемости зала, это будет облегчение для театров. Потому что мы не играем спектаклей в марте-апреле и уже проваливаем его. Но в целом это проблему не решит.

Надо понимать простую вещь: театры в среднем от 30 до 70% зарплаты платят своим сотрудникам из доходов. А где взять доходы? Они только от продажи билетов. Значит, по идее, нам должны компенсировать потерянную выгоду. И, как известно, Министерство культуры сейчас прорабатывает возможность поддержки учреждений культуры в части недополученных доходов. Возможно, помогло бы освобождение театров от части налогов. Это комплексный вопрос, который требует оперативного вмешательства.

Я понимаю, что сейчас поступления от налогов в городе ощутимо снизятся. Проблемы у всех. Поэтому как будут делить это короткое лоскутное одеяло, мы не знаем. Но мне кажется, что без помощи федерального центра городу эту задачу не решить.

– А какова позиция Комитета по культуре?

– Я постоянно на связи с руководством Комитета по культуре. От городских театров комитет получил все цифры по потерям. Их там изучают, будут что-то предлагать, но уже сейчас всем театрам рекомендовано посмотреть, какие расходы можно срезать. Например, какие-то средства, выделенные, скажем, на капитальный ремонт, на реставрацию или на то, что может чуть-чуть подождать.

– Пойдете ли вы на крайние меры: сокращение сотрудников, урезание зарплаты?

– Сегодня это главный вопрос: как выплатить людям зарплату? Работники городских театров – и актеры, и не актеры – получают смешные деньги. В нашем театре 60-70% зарплаты – от заработанных нами средств. Если город, грубо говоря, дает рубль, то мы платим 1,60-1,70. При этом за март, вне зависимости от того, что с 17 марта спектаклей нет, все получили такую зарплату, которую бы получали, играя целый месяц. Попытаюсь сделать то же и в апреле. А дальше хватит ли у меня средств?

Что касается сокращений: знаете, в театре на сцене может быть два актера, а обслуживает их постановочная часть – световики, гримеры, костюмеры, монтировщики и так далее. У нас это 140 человек, потому что, когда идет классическая оперетта, одних только костюмов в ней задействовано 150-200 комплектов. И всех актеров надо одеть, переодеть, загримировать. А разве можно сократить уборщиц?

Конечно, всегда есть возможность сократить людей из творческого состава (в каждом театре есть, мягко говоря, балласт), но какой директор сейчас на это пойдет? В нашем театре этого не будет. 

Поэтому пока настроение, мягко говоря, тревожное. И как у директора Театра музыкальной комедии, и как у председателя Совета директоров городских театров. И у коллег, а я с ними постоянно общаюсь, такое же.

– А как вы относитесь к трансляции онлайн? Не опасна ли эта тенденция? Не убьет ли живой театр?

– Вы знаете, когда все театры бросились показывать свои спектакли онлайн, я сказал: «Мы этого делать не будем». Потому что для меня это немножко мертворожденное искусство. Не может идти спектакль без реакции зрительского зала.

Поэтому мы пошли другим путем – стали показывать те немногие записи, которые у нас есть. Но и тут тоже свои проблемы – авторские права. У меня, например, целый ряд спектаклей лицензионные. Я не имею права их показывать. Максимум, что могу сделать, – записать трехминутный сюжет для рекламных целей. Но при этом какое-то количество спектаклей мы уже показали и до конца апреля еще покажем. В том числе и те, что были осуществлены в рамках фестиваля «Оперетта-парк», и прекрасный концерт «Легар-гала», который мы подготовили к 150-летию композитора Франца Легара. 

– При таком подходе даже лучшие спектакли могут кануть в Лету. Знаю, что руководители со стажем с ностальгией вспоминают те времена, когда велись записи спектаклей.

– Когда в 1979 году я пришел работать в Музкомедию, минимум два спектакля в год телевидение записывало. Если бы государство серьезно думало о таких вещах, вне зависимости от эпидемий, как бы сейчас все это пригодилось!

– Ну а позитив какой-то все-таки может быть?

– Если нет позитива – нечего жить. Надо бороться. Ведь и это, пусть даже с какими-то потерями, пройдет. Так что будем выживать, а потом и жить, и делать новые спектакли.