В 1831 году Императорская публичная библиотека закрылась на пять месяцев, так как эпидемия холеры – эта «азиатская гостья» – достигла Северной столицы. Директором библиотеки тогда был Алексей Николаевич Оленин (1763-1843), бывший еще и президентом Академии художеств. Император Александр Первый называл его «тысячеискусником», а Александр фон Гумбольдт, посетив Петербург, написал, что А. Н. Оленин – «единственный универсальный ученый в России».

В молодые годы он, благодаря покровительству княгини Дашковой и императрицы Екатерины, был определен в Пажеский корпус, затем учился воинским и словесным наукам в Дрездене, а по возвращении в Петербург  стал в 23 года капитаном и… членом Академии наук. Большого парадокса в этом не было: за границей – науки, история, древности и искусство не только привлекали его внимание, но и развили таланты.

В конце XVIII – начале XIX века жизнь Оленина отличалась чрезвычайным разнообразием. Он успел принять участие в военных кампаниях, увольняясь и возвращаясь на службу; вышел в отставку в чине полковника; перед Наполеоновским вторжением стал генералом милиции (народного ополчения). На гражданской службе служил в Госбанке, стал управляющим Монетного двора, обер-прокурором в Правительствующем Сенате, статс-секретарем в Госсовете – одним из ближайших сотрудников графа Сперанского.

Служебные обязанности «не стали помехой Оленину в его научных и художественных занятиях». Он – археолог, знаток античности, исследователь древнего оружия, отличный рисовальщик и гравер, консультант знаменитых архитекторов.

После прихода Оленина в Императорскую библиотеку вокруг него сложился круг литераторов, ученых и художников, с которыми считался весь столичный мир. Дома на Фонтанке и в Приютине чуть ли не ежедневно посещали знаменитости: Батюшков, Блудов, Брюлловы, Венецианов, Карамзин, Крылов, Мартос, Пушкин и т. д.

Однако близость ко двору и официальное признание, насыщенная яркая жизнь вызывали и неприязнь окружающих, людей разных школ, лагерей и кланов. Даже те, кто посещал гостеприимный дом, иногда распространяли или оставляли в своих дневниках нелестные характеристики его хозяину. Алексею Николаевичу особенно доставалось уже за его «малый рост» двенадцатилетнего ребенка, «несоразмерный его величию».

Что тут говорить о тех, кто мог и споткнуться на шероховатости поведения и характера военного и чиновника, ставшего художником и ученым. Так, например, Пушкину ответили отказом на сватовство к дочке сановника – красавице Анне. За это А. С. Пушкин в черновиках к «Евгению Онегину» оставил потомкам такую характеристику Оленина: «о двух ногах нулек горбатый».

Как известно, после более удачного сватовства к Наталье Гончаровой Пушкин из-за холерного карантина задержался в Болдино на три месяца. Болдинская осень стала одним из самых плодотворных периодов в его творчестве. А еще тогда ему приписывали вдохновляющие поэтические «рецепты» против холерной паники. Писатель М. Н. Макаров вспоминал еще, что тот ему говорил: «Знаете ли, что даже и медики не скоро поймут холеру. Тут все лекарство один courage, courage (фр. смелее, смелее) и больше ничего». Пушкинское магическое слово courage спасло многих от холеры».

Слово Пушкина – магическое, а дело Оленина – практическое. Среди всеобщей паники, возникшей в Санкт-Петербурге после прихода эпидемии холеры, «нулек» и «чрезмерно сокращенная особа», Оленин держался мужественно. В. Ф. Одоевский так писал о нем: «…в огромной шинели на плечах, в калошах на ногах, с портвейном в руках, с сигарой в зубах, с холерою на языке и между тем со спокойствием в сердце, ибо он принадлежал к числу немногих, которые во время болезни сохранили присутствие духа и хладнокровие; он прекрасно действовал и со всеусердием помогал больным».