Яндекс.Метрика
  • Яна Григорьева

Фараоны, сфинксы и ученые: египтолог Виктор Солкин – о египетских тайнах Петербурга

На следующей неделе египтолог Виктор Солкин должен был прочитать лекцию в Петербурге. Но ее отменили из-за коронавируса. Поэтому о египетских достопримечательностях нашего города он рассказал исключительно «Петербургскому дневнику»
Фото: Роман Пименов/ «Петербургский дневник»

Российский египтолог Виктор Солкин в интервью «Петербургскому дневнику» рассказал об эпохе правления царя Аменхотепа III и его знаменитых сфинксах, что стоят на набережной Невы, поделился местами, связанными с египетским Петербургом, и рассказал, повлиял ли теракт 2015 года над Синаем на отношения между странами. 

– Виктор, расскажите, пожалуйста, как вы стали египтологом? Насколько я знаю, не последнюю роль в вашем решении сыграл экс-директор Государственного Эрмитажа Борис Пиотровский.  

– В 7 лет я попал в Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина и совершенно случайно увидел египетский зал, тогда я испытал невероятный восторг. Я до сих пор помню свое состояние: колонны, темный зал, длинные глаза саркофагов из белого камня, иероглифы. Мне показалось все увиденное поразительно интересным и близким. Стало понятно, что это и есть мой мир, которому я посвящу жизнь.

Правда, родители были против. Мама была балериной Большого театра, папа – военный. Они мыслили мою жизнь совсем иначе. И здесь мне повезло, сработал характер, и я на протяжении многих лет объяснял, что я буду заниматься тем, чем я хочу, потому что жить мне. В какой-то момент родители поняли, что «болезнь» неизлечима, нужно помогать. Мама начала брать домой уникальные книги из библиотеки Большого театра.

Все закрутилось, совершенно удивительную роль в моей жизни сыграл Борис Борисович Пиотровский (отец нынешнего директора Государственного Эрмитажа Михаила Пиотровского. Ред). Чтобы доказать родным, что мои планы абсолютно серьезны, я в 10 лет решил написать Борису Борисовичу письмо. Московских египтологов я тогда ещё не знал, а имя директора Эрмитажа, часть жизни посвятившего Древнему Египту, было на слуху. Борис Пиотровский в Петербурге больше был известен как классик истории Урарту – древней Армении, но изначально он занимался именно наследием фараонов. Надо сказать, что Борис Борисович был исключительным человеком, той старой культуры, которая строилась на невероятном внимании к любому обращению, которое было отправлено. Через месяц пришел конверт с гербом музея, и на обратной стороне моего письма своим бисерным почерком Борис Борисович написал мне подробный ответ. Он говорил, что нужно следовать своей воле, порыву своей души, если тебя что-то привлекло, то это та самая мечта, которая имеет все шансы исполниться. Борис Борисович рассказал, какие иностранные языки нужно учить. И это одна из проблем египтологии – нужно много знать, прежде чем ты прикоснешься к египетскому наследию. Я честно скажу, что это письмо переломило родителей, то есть у них был шок. Вплоть до его ухода мы переписывались, я поздравлял его с праздниками, он мне отвечал. Сейчас я дружу со многими сотрудниками Эрмитажа. Когда я рассказываю эту историю, то они отмечают, что это еще одна восхитительная страница из истории жизни Бориса Борисовича.

Я стараюсь следовать подобным эталонам, с которыми мне довелось встретиться в жизни. Мне пишет много людей, порой подростки рассказывают истории, подобные моей. Я всегда отвечаю на письма и вопросы.

В целом специальности «египтология» в России, к сожалению, не существует до сих пор. Есть либо «История Древнего мира», либо «История искусства Древнего мира». У меня в дипломе написано: «История Древнего мира. Египтология». Понимая, что одного хорошего исторического образования недостаточно, я стал ходить в Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина к своим любимым вещам. В какой-то момент я познакомился с удивительным человеком, ее звали Светлана Ходжаш. Она много десятилетий хранила Отдел востока Пушкинского музея. Когда мы с ней познакомились, ей был 71 год, а мне – 17. Мне приходилось делать очень много тяжелой работы, в частности, через мои руки прошла вся топографическая картотека египетской коллекции музея, а это больше шести тысяч памятников, которые нужно было соотнести с местами их хранения. Когда эта работа была выполнена, Светлана Измайловна посмотрела на меня и сказала: «Станешь человеком». После этого я получил специальный допуск в запасники музея и стал ее личным ассистентом. Дальше было море интересных проектов, но самое главное – работа с подлинниками. То самое прикосновение к памятнику Древнего Египта. У меня была возможность прикоснуться к саркофагам, подержать в руках статуэтки из бронзы и фаянса, папирусы. Это прямой контакт с миром, который ты любишь, который очень глубок и интересен. И с каждым годом его изучения ты погружаешься в него все глубже и глубже.

– В Петербурге насчитывается восемь, если не больше, мест и достопримечательностей, связанных с Древним Египтом. А что еще связывает Северную столицу со страной пирамид? 

– Пространство «египетского» Петербурга – многомерное, красивое и сложное. В первую очередь следует упомянуть восхитительные подлинники египетского искусства, которые есть в городе. Мимо великих сфинксов Аменхотепа III на Университетской набережной просто пройти мимо нельзя. Это исключительные по качеству исполнения памятники 14 века до новой эры. Ничего похожего в самом Египте сейчас нет. Дело в том, что это эпоха «фараона – Солнце» Небмаатра Аменхотепа III. В Луксоре на западном берегу за знаменитыми огромными 20- метровыми колоссами царя, которые туристы знают как «колоссы Мемнона», когда-то находился его заупокойный храм длиною в один километр. У одного из парадных входов в этот храм стояли два гранитных сфинкса. Когда в 1820-х годах их увидел русский офицер Андрей Муравьев, а увидел он их в Александрии, в египетском порту, где они были выставлены на продажу, он написал личное письмо императору Николаю I, тот отослал это письмо в Императорскую Академию Художеств. В итоге сфинксы в 1832 прибыли в Россию.

– Вы ведь уже в наше время принимали участие в их реставрации… 

– Да, я был связан с проектом их реставрации в 2002 году. У меня был первый удивительный опыт, когда они уже стояли в лесах, я не мог на них ступить ногой. Когда ты смотришь на них вблизи, у них видны вены на лапах, огромные когти; у них между лапами, под ожерельем, есть иероглифическая строка с царскими именами. На этих памятниках шесть типов шлифовки, начиная от насечек на косметической линии глаз, которые из-за этого смотрятся матовыми, до зеркального блеска ликов, притом что это – асуанский гранит, который тяжело обрабатывать. На тот момент они были покрыты маслянистым слоем грязи толщиной приблизительно в 4 мм. На них были колонии грибов, водорослей, началась эрозия. С помощью сложных химических процессов и авторской технологии сфинксов отреставрировали замечательные петербургские реставраторы Альбина Доос и Станислав Щигорец, а консультировали их мы – московские египтологи. Помимо собственно реставрации мы узнали, где именно они стояли когда-то в храме Аменхотепа III, какое место занимали среди других шедевров своего времени. После всех работ в 2005 году под моей редакцией вышла русско-английская монография, посвящённая сфинксам, их консервации, эпохе Аменхотепа III.

– Но сфинксы далеко не единственные египетские памятники Петербурга? 

– Безусловно. Это, конечно, и египетское собрание Государственного Эрмитажа. Например, в 1834-1835 годах по Египту путешествует выдающийся русский офицер, ученый Авраам Сергеевич Норов, участник Бородинского сражения, во время которого он потерял ногу, но это не помешало ему забираться на пирамиды. На юге Египта тогда буйствовала чума, но он все равно поехал в Луксор смотреть царские гробницы. Оставил после себя потрясающие два тома воспоминаний, в которых рассуждает, глядя на эти гробницы, что их создали «рафаэли фараоновы». Он привёз из Египта статую львиноголовой богини Сехмет, которую затем купил граф Алексей Оленин, президент Императорской Академии Художеств, и она сначала попала в «египетский музеум» в Кунсткамере. Сейчас в этом помещении работают научные сотрудники музея, а над ними – потолки с росписями, имитирующими египетские. Уже оттуда замечательная статуя попадет в Государственный Эрмитаж. Впоследствии образуется египетская коллекция, которая позволила состояться Владимиру Семёновичу Голенищеву – первому русскому профессиональному египтологу. Он привез с берегов Нила превосходную коллекцию древнеегипетского искусства, которая потом попала в Москву в Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.

Еще одна большая часть «египетского Петербурга» – это архитектура. В 1827 году начинается строительство Египетских ворот на взъезде в Александровский парк Царского села. Это исключительный плод Египтомании, которая охватила Европу после похода Наполеона Бонапарта в страну. Ворота строили по проекту английского архитектора Адама Менеласа. С определенными искажениями пропорций он воссоздал египетский пилон – покрытый рельефами монументальный вход в храм в виде двух трапециевидных башен. К слову, мало кто знает, что они чугунные, а не каменные, как может показаться. Известный русский скульптор Василий Демут-Малиновский на основании «Описания Египта» – многотомного труда, который привезли французские ученые, скопировал многие известные сюжеты, в том числе рельефы со стен храмов и царских гробниц, элементы декора, которые украсили ворота.

Элементов египетского стиля в Петербурге немало. Это и карнизы с изображением крылатого солнечного диска на одном из домов на Лиговском проспекте, и таинственный «масонский» дом с элементами египетского декора на улице Зверинской. Моим любимым зданием остается доходный дом купчихи Л. И. Нежинской на Захарьевской, 23, построенный в 1911 году по проекту архитектора Михаила Сонгайло. Очень приятно, что его недавно отреставрировали. Когда около десяти лет тому назад я делал серию публикаций о нем для зарубежных изданий по египтологии, дом был в ужасном состоянии. Сейчас все, к счастью, иначе.

В парадном потрясающие колонны, имитирующие колонны из храма богини Исиды на острове Филе. Роскошные рельефы с изображением царей и цариц на стенах и два больших постамента, на которых когда-то находились сфинксы. Правда, сейчас их нет, они давно пропали. Потрясающий фасад дома, украшенный колоннами и пилястрами с капителями в виде ликов Хатхор – богини любви и неба – восходит к парадному колонному залу знаменитого храма Хатхор в Дендере.

– Виктор, а что касается имен великих ученых-египтологов и документов. Что можно увидеть в Петербурге? 

– Например, в подвалах Российской национальной библиотеки в Отделе востока хранятся четыре великолепных иллюстрированных папируса, созданных в Древнем Египте на рубеже XI-X веков до новой эры. Так называемые книги «Амдуат», описывающие тайны загробного мира. У двух папирусов из этой коллекции особенная судьба. Когда войска Наполеона Бонапарта пришли в Египет, среди всех ученых был особенно уникальный человек – Доминик Виван-Денон, французский художник-график. Его Египет потряс; многие древние памятники зарисовал и сохранил для нас лучше, чем остальные ученые французской экспедиции. Наследников у него не было, в итоге коллекцию продали, она прошла через руки нескольких коллекционеров и в итоге оказалась в руках французского консула – итальянца Бернардино Дроветти. Он предложил свою коллекцию русскому Императорскому дому. К сожалению, Николай I не купил ее, теперь она украшает Египетский музей в Турине. В процессе переговоров консул подарил императору два свитка – те самые два папируса, привезенные Деноном из древних Фив, которые хранятся сегодня в библиотеке. Третий папирус привезен Авраамом Норовым, а четвертый папирус принадлежал князю Петру Багратиону.

Что касается ученых, то в советском союзе была целая плеяда блестящих египтологов, которые, к сожалению, никогда не были в Египте. Многие знают и любят прекрасный том «Искусство Древнего Египта», вышедший в Ленинграде в 1961 году, который написала русский египтолог английского происхождения Милица Эдвиновна Матье – легенда Эрмитажа. Она руководила эвакуацией собраний музея во время войны, долгие годы была крупнейшим востоковедом Эрмитажа. Она написала эту книгу, но сама никогда не была в Египте. Просто не было такой возможности. Еще один из выдающихся египтологов прошлого века, которые жили в Ленинграде, это Олег Дмитриевич Берлев. Несколько английских египтологов выучили русский язык, только чтобы прочитать его книги. В Египет Олег Дмитриевич, наследие которого я теперь храню, попал за два года до своей смерти в 1998 году на неделю в туристическую поездку. Мои старшие коллеги рассказывали мне, что он сидел в древнеегипетском храме, касался колонн и шептал: «Я не верю».

– В городе на Неве ваше имя известно не только ученым-египтологам, сотрудникам музеев, но и в Законодательном собрании Петербурга. Благодаря вам привели в порядок зал Древнего Египта Эрмитажа. Напомните, как это произошло? 

– Я как-то приехал читать лекции в Петербург и решил, как обычно, заглянуть в Эрмитаж. Я опять увидел прекрасные памятники, которые «смотрели» на меня из абсолютно «убитых» витрин: грязь и разводы на стеклах, отсутствие хорошего освещения на крупных памятниках, этикетки, написанные на картоне «штрихом» в 1970-х годах… Я все это сфотографировал, разместил свой профессиональный протест в социальных сетях. Выяснилось, что меня читают депутаты Законодательного собрания Петербурга. Потому что после моего поста было серьезное разбирательство, депутаты буквально заставили сотрудников Эрмитажа поставить свет на крупные скульптурные памятники и вымыть витрины. После этой истории прошло четыре или пять лет. Недавно я опять заходил в Египетский зал Эрмитажа и, к сожалению, вновь увидел грязь на витринах. Только в 2017 году, когда привезли выставку «Нефертари и долина цариц. Из коллекции Египетского музея в Турине», в египетском зале крупнейшего музея России появились этикетки на английском языке. Это невероятный позор соответствующих хранителей.

– Виктор, как теракт над Синайским полуостровом в 2015 году отразился на рабочих отношениях между российскими и египетскими учеными? 

– Усложнились отношения между странами, но я бы разделил политическую волю и людей. Да, XXI век принес в наш мир терроризм, как следствие – разрушенную Пальмиру в Сирии. Катастрофа, скорее, сказалась не на ученых, а на любителях Древнего Египта – на тех людях, которые копят год, чтобы потом поехать по недорогому билету в туристическую зону и затем «сбежать» в Каир, Луксор или какие-то другие города, чтобы посмотреть потрясающие древности. Долгое время не было прямых перелетов между Россией и Египтом официальными авиаперевозчиками. Мы, например, летали через Стамбул. Нам приходилось искать окольные пути, чтобы прилететь в Египет. Но это все мелочи – если по-настоящему любишь свое дело, то все преграды можно преодолеть. 

СПРАВКА

Виктор Солкин 20 лет возглавляет ассоциацию по изучению Древнего Египта «МААТ» (название происходит от имени богини справедливости, закона и миропорядка). Задача ассоциации – всестороннее изучение и популяризация историко-культурного наследия Египта.

Закрыть