Мой крестный – рыбак. Но от него мне ни рыбы, ни чешуи. В том смысле, что мы очень редко видимся. Гораздо чаще я встречаю его картины на выставках. Моя любимая картина называется «Серебро».

Серебро – это лучшее состояние души рыбака. Оно бывает только у воды.

…Миряне спят, а рыбак покой наяву видит и в глаза ему глядит.

Осторожно опускает весла в серебро… И раз, и два, и раз…

Под брюхом лодки проплыл старый дремучий сом. Смерть ищет. А смерть про него забыла, и рыбаки им тоже не интересуются – столетний сом для ухи кислый.

Наловит рыбы мой крестный, разрежет, засолит, в фольгу завернет и в землю закопает. Получится малосоленая рыба. Скоро можно будет есть.

Есть, конечно, будет не один, а с товарищами. Товарищи – народ разносольный: все рыбаки, но не все художники. Однако серебряная водка всех объединяет. Рыба выйдет из земли, поплывет по небу.

Мужчины едят рыбу, чтобы набраться сил и наловить завтра еще больше. Цель у всех благородная: накормить свои семьи. Но на самом деле это не цель, это прикрытие, чешуя.

Вот они рыбу ловят, пьют серебряную – и нет у них никакой семьи. Есть только рыба и чувства к этой рыбе: страсть, ревность, жадность, азарт, гнев, уныние… И все это не по порядку, а одновременно.

После такой рыбалки только на исповедь.

А рыба требует смирения. Понимания, что ты просто человек в лодке. Ты зажат между землей и небом. И тревога твоя, как дырявая сеть, – никого не накормит.

А мой крестный – это сплошной непокой. Он много говорит и по нескольку раз рассказывает одну и ту же историю, нет, не по кругу, а как сказать… Ну как будто у него вместо слов рыба, которая вырывается, и вот он ее никак поймать не может,
она все время выскальзывает, падает на землю и дрыгается. Поэтому слушать его надо внимательно. А лучше – помогать ловить.

Крестный преподает на кафедре живописи в академии Штиглица. Я эту академию уже закончила, поэтому там мы тоже уже не видимся. Но однажды раздался телефонный звонок:

– Привет! Слушай, тебя Мосевич хвалил! Ну ты же знаешь, Мосевич редко кого хвалит, а тут!.. Давай я тебе рыбы привезу! Ты же моя крестная все-таки.

Ага, вспомнил. Расчувствовался. Спасибо Мосевичу. Я ликую. А вообще-то я рыбу не ем, но очень люблю рыбацкие разговоры.

– Я когда последний раз-то рыбу тебе привозил? Давно! Я плохой крестный. О! Забыл! Кроме Мосевича тебе еще Ирэна Адамовна привет передавала. Ты помнишь Ирэну Адамовну?.. Да, цветоведение у вас вела. А ты видела туфли Ирэны Адамовны?! Это же песня!..

Это и правда песня. Туфли похожи на сказочные башмачки. Я уже и не помню точно, как они выглядят, но помню, что они волшебные.

Потому что Ирэна Адамовна – это волшебство. Цвет и свет. 

Она может всю пару рассказывать о сложных отношениях красного и зеленого. Цвет и фактура, цвет и форма, цвет и жизнь, цвет и смерть. Есть только цвет, а все остальное лишь приложение к цвету.

А Мосевич – это мастер по живописи. Станислав Петрович. Он называет своих студентов «чертями». 

Черти его обожают.

У студентов есть слабость: все норовят в живописи перейти сразу к частному, например, сразу нарисовать лицо. Ни фигуру, ни тело, ни фон, а именно что посадить глаз на место и губы накрасить.

– Что ж вы это делаете, черти полосатые! – Станислав Петрович подходит к мольберту, окунает указательный палец в фиолетовую краску и проводит по нарисованному лицу. – Вот! Проще! Проще! – Дальше достает из кармана пиджака черный уголь, делает один росчерк – и на лице появляются и нос, и глаз, и губы.

Правда в простоте. Все остальное – от лукавого.

Всего у нашего курса было три мастера по живописи: Мосевич, Гущин-старший и Гущин-младший.

Гущин-старший и Гущин-младший всегда хвалили нас за свободу. Одобряли, когда краска текла, растекалась, когда бесился мастихин. Они относились к картине как к дыханию. Вдох, выдох. Чистое чувство. Краска растекалась и замирала там, где ей угодно, не надо больше вмешиваться.

Нет, конечно, нас никто не хвалил за каляки-маляки. Законы и правила живописи – это было святое. Знать, как «Отче наш». А свобода разворачивалась уже внутри этих правил и законов.

Любимым натюрмортом была рыба в объятиях красной тряпки. 

– В рыбе что главное? Цвет! Вот и берите его! А не чешуйки пересчитывайте. И смотрите внимательно: какой рефлекс на рыбе от красной драпировки – чудо! Ты что, не видишь? На золотом брюхе красный закат! А на хвост солнце упало! Пишите скорее! 

Завтра такого состояния не будет. Солнце в Питере появляется так же часто, как вы на парах.

Живопись почему-то всегда стояла у нас первой парой. Черти всегда опаздывали, мастера приходили вовремя. 

Но однажды Гущин-старший не пришел на пару. И на следующую не пришел. И никогда не пришел. 

Цвет и смерть. Кирилл Александрович ушел в октябре. 

По вечернему небу шли разводы: охра светлая, умбра жженая, голубая ФЦ, изумрудка, кадмий красный темный…

То есть Гущин-старший взял с собой краски.

Над нашим питерским небом работает много мастеров.

Вернее, Там они теперь все подмастерья.

– Алё! Алё?! Ты куда улетела, крестная?! Я тебя спрашиваю: ты Ирэну Адамовну с Мосевичем помнишь?! Привет тебе! Чуть не забыл передать. Ну, я на рыбалку еду. Не знаю, может, на месяц, может, на два. Не от меня зависит, как рыба хвостом поведет. Всё! Приеду – рыбы привезу тебе. Договорились? Ну всё! Звони! Пока-пока! Созвонимся! Так держать! Пока! 

Судя по количеству прощаний, он собирается уехать на год. 

Но это не важно.

Я ведь не люблю есть рыбу.

Я люблю рыбацкие рассказы.

…А рыбу от крестного, кстати, я опять увижу лишь на картинах из цикла «Серебро».

Может, на самом деле он за этим и ездит на рыбалку?

За цветоведением?

АРИНА ОБУХ 

Родилась в 1995 году в Санкт-Петербурге. Выпускница Художественно-промышленной академии имени А. Л. Штиглица. Член Союза писателей Санкт-Петербурга и Союза художников России. 

Лауреат Молодежной премии правительства Санкт-Петербурга в области художественного творчества, премии журнала «Знамя», международного конкурса «Волошинский сентябрь» и других. 

Публикуется в журналах «Звезда», «Дружба народов», «Знамя», «Юность». Автор книг «Выгуливание молодого вина», «Муха имени Штиглица».

РЕЦЕНЗИЯ ПИСАТЕЛЯ ИРИНЫ МЯСНИКОВОЙ 

«Рассказ небольшой, но очень емкий. Даже не совсем рассказ, а скорее зарисовка, приоткрывающая дверцу в мир той самой творческой питерской интеллигенции, которая почему-то имеет свойство произрастать в наших болотах.
И становится понятно, отчего наше большей частью сумрачное небо вдруг иногда переливается удивительными красками. Будучи художником, Арина рисует свою прозу, и у нее это замечательно получается».