Однажды я пошел смотреть «Волшебную флейту». Сажусь в кресло мягкое, раскрываю программку, как вдруг кто-то трогает меня за плечо. Поднимаю глаза. Дядька какой-то, в старомодной водолазке, в очках-авиаторах, с усами. 

– Простите, молодой человек, – говорит он. – Вы заняли мое место… 

Я внимательно смотрю свой билет. 

– Седьмой ряд, третье место. Вроде все верно… 

– А вы уверены? – настойчиво повторяет незнакомец. 

– В чем? 

– В том, что заняли свое место? 

– Олег Палыч! – замахала руками администраторша в малиновом пиджаке. – Я же сказала: третий ряд, седьмое место… 

– Ах, пардоньте, молодой человек! 

– Ничего, бывает… 

В антракте я снова столкнулся с этим дядькой в буфете. Я покупал соленые крекеры, а он закусывал коньяк бутербродом с колбасой. 

– А, это-ш опять вы-ш, – дядька жует колбасу. – Ну и как вам поштановка? 

– Отличная постановка… 

– Да, – Олег Палыч вытер салфеткой усы, – постановка хорошая. Только ненастоящее это все. Игра на публику. Позер он был, паяц… 

– Кто? 

– Моцарт…

Меня перекосило аж. Явно у человека с головой не в порядке. Это же Моцарт! Классика…

– Вы, конечно, думаете, что я сумасшедший, – сказал Олег Палыч. – Но это не так. Я самый обычный театральный режиссер. У меня свой театр есть. Небольшой, конечно, любительский… Это на Фрунзенской, где Бадаевские склады. Мы играем по средам, вечером. Приходите… Я вам сейчас напишу. Есть листочек?

Через неделю, собирая вещи для прачечной, я обнаружил листочек в заднем кармане джинсов. Я бросил джинсы в корзину с грязным бельем, сел на стул и задумался. Посмотрел на бумажку и зачем-то даже понюхал ее. Бумажка пахла крекером, который тоже лежал в кармане всю неделю.

Решил погуглить. Гугл нашел семьсот тысяч ссылок на творчество Олега Табакова. Олег Палыч, да не тот.

Тем не менее в ближайшую среду я отпросился пораньше с работы и поехал на Бадаевские склады. Это был промышленный район: кирпичные здания, заборы, гаражи, рельсы, лужи и бездомные собаки. Совсем рядом, за углом, кипела нормальная буржуйская жизнь, чиновничьи кортежи неслись по Московскому проспекту, люди покупали фастфуд и цветы любимым девушкам, а здесь, в треугольнике между Киевской и Черниговской, на ковре из желтых листьев лежала замороженная индустриализация, Дейнека и Нисский, суровый стиль.

Захожу по адресу. Склад какой-то. Вот совсем на театр не похоже. Темновато, можно даже сказать, мрачно.

Иду на свет. Выхожу на небольшую площадку, нечто вроде сцены. Декорации разные стоят, софит горит, гримом пахнет. В плетеном кресле сидит девушка, читает «Горе от ума». Миленькая блондинка, но ничего особенного.

– Здрасте, – говорю. – Меня Олег Палыч пригласил… 

– Папа! Тут какой-то мальчик…

Выходит Олег Палыч. 

– А, – говорит, – здрасте, молодой человек. 

– Здравствуйте. Я пришел ваш спектакль посмотреть… 

– Посмотреть? Нет, нет, – режиссер погрозил мне пальцем. – Мы тут ничего не смотрим. Мы играем. 

– То есть как? 

– Вот так. Никаких зрителей у нас нет. Мы играем. Просто так, для самих себя. 

– Это очень удобно, – говорит его дочка. – Можно играть любую пьесу, какую захочешь. Да вот хотя бы «Горе от ума»… 

Дурдом какой-то, а не театр. 

– Система Станиславского, – пояснил Олег Палыч. – Четвертая стена. Слышали? 

– Ну, че-то слышал такое… 

– Отлично, давайте сыграем. Вы будете Чацким. Ася, дай молодому человеку книжку. 

– Вот, возьмите.

– А как же вы? 

– А я знаю наизусть.

Если ты знаешь наизусть, зачем книжку читала? Точно дурдом. 

– Читайте! – Режиссер растворился в полумраке. – «К вам Александр Андреич Чацкий!» 

– «Чуть свет уж на ногах! – прочитал я растерянно из книжки, – и я у ваших ног…» 

– «Ах! Чацкий, – недовольно буркнула Ася, – я вам очень рада…» 

– Ну нет, – я захлопнул книжку, – я так не могу… Я же не актер. Я думал посмотреть только, в кресле посидеть… 

– А вы уверены? – раздался голос из тьмы. 

– В чем? 

– В том, что вы не актер.

– Ну конечно. Я же не учился… на актерском. Я не умею… плакать по требованию там, изображать… 

– А кто же вы? 

– Я писатель, – сказал я, помявшись. – Ну, то есть я работаю обычным копирайтером, конечно. Но очень хочу стать писателем… 

– И вы полагаете, это вас оправдывает? 

– Да не умею я, поймите… 

– Вас как зовут, простите? 

– Борис. 

В приличном обществе, подумал я, всякий разговор начинают именно со знакомства, а не с того, что пихают тебе в руки книжку и говорят: «Читай!» 

– Давайте я вам кое-что объясню, Борис. Театр начинается не с вешалки и не с мягкого кресла. Вот тут он начинается. – Олег Палыч вдруг материализовался из темноты, подошел и ткнул пальцем мне в грудь. – Это называется искусством. Искусство у вас в сердце. Оно не измеряется тиражами ваших книг или числом подписчиков в фейсбуке. Искусство – это самореализация. Самопознание. Зритель не нужен, поймите. Читатель – не нужен. Всё здесь, на этой площадке, в созданном автором мире, мире вашего воображения. Четвертая стена. А когда у вас появляются читатели или зрители, эта стена рушится, и ваш мир тоже теряет целостность, начинает вытекать, как вода из разбитого аквариума… 

– Я не согласен, – сказал я. – Зритель нужен. Без зрителя ничего не получится. Человек не должен ради себя жить, даже ради самопознания, как вы это называете. Ради людей нужно жить, и играть, и писать. 

– Тогда это уже не будет искусством. 

– Наверное. Я не знаю. 

– То есть вы ищете славы, а не искусства… Вы Фамусов, а не Чацкий. 

– Нет. Это другое… 

Мы поспорили еще минут десять, а потом я сослался на срочное дело и сбежал. Мне вдруг стало совсем страшно. Я подумал, что это может быть какая-то секта. Я запомнил только Асины глаза, как она смотрела мне вслед, когда я уходил. Как на предателя смотрела. 

На Бадаевские склады я больше не ходил и Олега Палыча с Асей никогда не видел. Я еще потом как-то раз ходил на Моцарта, со своей девушкой. Девушка смотрела и смеялась, а я сидел и думал, что Олег Палыч в чем-то был прав: дурацкая история эта «Волшебная флейта». Фэнтези… Бегает какая-то баба по сцене и кричит: «Зарастро должен умереть! Зарастро должен умереть!»

Шоу, позерство, фамусовщина…

РЕЦЕНЗИЯ ПИСАТЕЛЯ ВАЛЕРИЯ БЫЛИНСКОГО

«Мягкий, светящийся изнутри, стучащий дождевыми каплями слов по жестяному подоконнику, городской лаконичный рассказ. Точнее, даже не рассказ – а фосфоресцирующая картинка из идущего на сцене спектакля жизни, который ты случайно подсмотрел, заглянув в приоткрытую дверь встреченного на пути театра, – а тебя взяли и втянули внутрь. Потом ты, правда, сбежал. Но представление, в котором ты поневоле принял участие, продолжается внутри тебя, ты ощущаешь себя актером, играющим чужую, навязанную тебе роль. При этом понимаешь, что настоящий ты – был вот только что, там, за этой дверью. Может… еще раз туда войти – и остаться?»

БОРИС МЯЧИН 

Родился в 1979 году в городе Мичуринске Тамбовской области. Учился на историческом факультете СПбГУ, прошел курсы литературного мастерства при СПбГИК. Публикуется с 2014 года. В 2017 году вошел в лонг-лист премии «Национальный бестселлер» за исторический роман «Телевизор».

КСТАТИ

В социальной сети по адресу: vk.com/spbdnevnik «Петербургский дневник» проводит голосование за лучший рассказ, опубликованный в издании в 2020 году. Голосуйте за понравившийся текст!