Было холодно. Так холодно, что казалось, воздух сгустился и стал свинцовым, и каждое его прикосновение к лицу превращалось в ледяную дверь, которую надо было открывать, напирая всем телом. Некоторое время он стоял у входа в кассовый зал и размышлял, не вернуться ли назад, но затем пересилил себя, вошел и встал в хвосте очереди. Купив билет, Антон посмотрел на электронное табло – сразу несколько электричек уходили в нужном направлении, и одна из них отправлялась через три минуты. Выйдя из кассового зала, Антон всунул в щель пропускного турникета билет и вышел на перрон. Как только он опустился на холодное вагонное сиденье у окна, поезд тронулся.

Впереди, и тоже у окна, сидел спиной к нему парень. Больше в вагоне не было никого. Но как только Антон поглубже засунул руки в карманы куртки и повернул голову к окну, перед ним возникло движение, и на сиденье напротив опустился человек.

– Простите, – сказал он, смотря на Антона с какой-то ждущей улыбкой, – вы только не подумайте, что я хочу отвлечь вас. У меня к вам совсем маленькая просьба.

Мужчина был не бомж, но выглядел все же несколько потасканно: лет сорока, в поношенном немодном пальто, с рыжими и растрепанными, чуть тронутыми сединой волосами. Антон заметил, что слева у него нет одного зуба.

– Я хочу вам дать немного денег, – сказал мужчина.

– Вы – мне?

– Да, я, – закивал рыжеволосый в ржавом пальто, – именно вам.

– Зачем?

– Ну так… Так, просто, чтобы помочь. Ведь всем же нужны деньги. Вот когда просят у вас другие, на улице, вы же даете?

– Я… да, иногда. Но…

– Понимаю, понимаю, – с жалостливой радостью мелко закивал рыжеволосый, – вы у меня не просите, а я вам даю. Это, конечно же, странно. Но позвольте же все-таки вручить вам… – И он полез в карман.

– Ну хорошо, – вздохнул Антон.

Мужчина вытащил руку из кармана и протянул ему мятые, с рыжим пятном десять рублей.

«Сумасшедший», – подумал Антон. Рыжеволосый увидел, что Антон замешкался, и посмотрел ему в глаза с каким-то снисходительным вызовом.

– Берите. Не смотрите, что мало так, не смотрите, ладно? У меня и нет больше, – твердо сказал он.

– То есть нет, это не последние, я вам не последние, конечно же, отдаю. Но больше не могу. А вы что, подумали, что я много вам дам, да? Ну, конечно, подумали…

Захотев вспылить и резко возразить ему, Антон через секунду передумал и только пожал плечами. Он не такой уж безобидный. Может, пересесть?

– Да вы возьмите, возьмите, – продолжал рыжеволосый. – Я ведь просто от чистого сердца даю, не на милость, а так, на… будущую милость. Понимаете? Вдруг вам когда-то именно эти деньги понадобятся, кто знает? Вы вот двадцатый или тридцатый уже, кому я предлагал, никто не берет… один раз даже побить хотели, представляете? – Рыжеволосый мелко засмеялся. – Еле убежал. Ну почему так, почему не берут, принимают за издевательство? А если на милость – то берут.

– Так там ведь… – в каком-то окутавшем его тумане стал зачем-то пояснять Антон, – там из расчета берут. Если за день, пока милостыню просишь, тебе дадут сто человек по десять рублей, вот и наберется много…
– Нее-ет, – качнул человек лохматой грязной головой, – не надо по расчету, слышишь, не надо. – И он как-то пристально-неприятно заглянул Антону в глаза так, словно увидел в нем внутри что-то, понятное только ему.
Может быть, то, что рыжеволосый перешел с ним на ты, и сыграло свою роль. Понимая, что бродяга вряд ли отвяжется, а прогонять его или переходить в другой вагон не хотелось, Антон взял замызганную десятку и положил ее в карман куртки.

– Спасибо, – почти вежливо сказал он.

– Ну вот и хорошо, вот и ладно, – улыбнулся человек.

Он уже смотрел не на Антона, а куда-то мимо с задумчивым блеском глаз, словно теперь они стали повязаны какой-то по-детски глубокой тайной.

– Вот и хорошо… – с удовольствием повторил рыжеволосый в старом пальто, встал, с улыбкой кивнул, повернулся, и быстро, ссутулившись, ушел вперед, вышел в тамбур и прошел через двери между вагонами.

Электричка ехала дальше, Антон сидел и смотрел в окно на тянущийся вдоль насыпи бетонный забор, на холмы и деревья за ним.

Потом ему пришла в голову смешная и неприятная мысль, что эта десятка заражена какой-то болезнью и что микробы уже перебрались к нему и сейчас со смехом скачут по его пальцам. А потом он приехал в тот пригородный поселок, куда ехал.

В квартире краснокирпичного дома на втором этаже его встретила беременная от него женщина, которой он вез деньги на операцию. Живота у Маши еще не было видно – она была все так же девственно стройна, как и раньше, и было странно представить, что внутри у нее зреет и развивается маленькая жизнь.

Когда Антон стал доставать деньги для Марии, то обнаружил, что его бумажник пропал. Какие-то минуты он настойчиво думал, что, вероятно, забыл деньги дома. Но потом вспомнил, что точно брал бумажник с собой. Но когда же его смогли вытянуть? Неужели на вокзале, в той хлипкой очереди в кассу? Да-да, вспоминал Антон, сзади вертелся какой-то подозрительный тип. Или он его просто где-то выронил, потерял? А может… Нет, вот в это Антон не верил. Не мог же тот рыжеволосый в электричке в поношенном пальто. Нет, не мог.

Хотя почему… А вдруг – он? Так же бывает: человек входит в доверие, а потом оказывается вором.

Когда Антон шарил по карманам куртки в поисках бумажника, на стол вывалилась только та самая замызганная купюра в десять рублей. Мария с ухмылкой посмотрела на десятку, потом окинула Антона взглядом и отвернулась. Весь ее вид говорил: «Ну что еще можно было от тебя ожидать, а?»

В тот день они мало разговаривали, больше смотрели телевизор, потом какое-то кино (кажется, «Неуместный человек»), пили чай, что-то ели. Вечером Антон пошел на электричку – Маша дала денег на билет (десятки-то все равно бы не хватило).

Ребенок родился летом. Мальчик, его зовут Константин. Когда мальчик не плачет и не ест, он смотрит на отца так, словно видит в нем что-то дальше его. Впрочем, говорят, так смотрят все не разговаривающие еще дети.
Та десятка и сейчас где-то лежит у Антона дома. Где точно лежит – он не помнит, но лежит. Впрочем, может, он ее и потратил. Случайно, сам того не заметив. И она где-то сейчас путешествует. Хотя, говорят, бумажные десятирублевки недавно отменили.

ВАЛЕРИЙ БЫЛИНСКИЙ 

Родился в 1965 году в Днепропетровске. В 1997 году окончил Литературный институт имени А. М. Горького в Москве. Живет в СанктПетербурге. Публиковался в журналах «Новый мир», «Октябрь», «Дружба народов»,
в «Литературной газете». За повесть «Июльское утро» в 1997 году получил первую премию «Новое имя в литературе» в российско-итальянском литературном конкурсе «Москва – Пенне». Автор двух книг: романа «Адаптация» (2011) и сборника «Риф» (2014). В 2015 году стал лауреатом литературной премии «Ясная Поляна» в номинации «Детство. Отрочество. Юность» за книгу «Риф: повесть и рассказы».

РЕЦЕНЗИЯ ПИСАТЕЛЯ ВАДИМА ШАМШУРИНА

«В прозе Валерия Былинского сила невероятной отчетливости граничит с кинематографом. Но действие происходит не на белом экране, а на внутренней стенке грудной клетки. Потревоженные мысли мечутся с вопросом: то, что с нами происходит, это странные совпадения или же это осторожное прикосновение судьбы, направляющей нашу душу к свету?».