«Играли по олимпийской системе… Точнее, ползали»

– Расскажите, пожалуйста, как проходило первенство?
– Участвовали только ленинградские спортсмены-блокадники, нас всего-то было восемь женщин. Играли как мастера спорта, так и разрядники. В частности, были неоднократные довоенные чемпионки СССР в парном и смешанном разрядах Татьяна Налимова и Зинаида Клочкова. Играли по олимпийской системе на вылет. Вообще, ну как играли – точнее, ползали… С питанием еще было не очень, и сказывалась тяжелая зима 42-го. Тем более что никто из нас не тренировался с начала войны. Мне плохо не становилось, головокружения не было, просто сил было мало. Наверное, это был самый трудный матч. И лучше всего запомнившийся.
Играли во второй половине дня, так как было очень жарко. Первые два призовые места заняли Налимова и Клочкова. Позже их вызвали в Москву на первенство Союза. Налимова победила и в Москве. Несмотря на то что организм был ослаблен блокадой.
Я заняла третье место. У меня более 140 грамот, много медалей, но дороже всех мне та, блокадная.
Помню, в июле 43-го были самые страшные обстрелы города. Безоблачное небо, прекрасная жаркая погода, наслаждаться которой мешали бесконечные страшнейшие обстрелы. Остаться в живых, пережив жуткий голод, для того чтобы погибнуть от какого-то осколка?
Выходишь утром из дому, не знаешь, вернешься ли вечером домой. При этом удивительно, но ни один снаряд, пока мы играли, не упал на Петроградскую сторону.
– Много было зрителей?
– Какие зрители? На второй день мама моя пришла, у нее был выходной, а так все работали, некогда.
– Как вы пережили блокаду?
– Мы жили на Петроградской стороне, в доме на углу Большого проспекта и улицы Калинина. Из восьми членов семьи блокаду пережили трое.
Мы с мамой и младшей сестрой спасались запасом столярного клея и специй. Такая страшная вонь была, когда это все варилось. Но ели такой студень. Перец добавляли, лавровый лист. С тех пор ничего не готовлю с перцем или лавровым листом.
Практически в самом начале блокады прекратилась подача воды. Кто жил ближе к рекам, ходили на Неву, Фонтанку, Мойку. Те же, кому было далеко идти, вскрывали тяжелые крышки люков водопровода, куда на веревочке опускали кто что мог, чтобы зачерпнуть чистой воды. Кто был покрепче, опускали ведра, другие – бидоны трехлитровые. Некоторые черпали кружкой и переливали в небольшие бидончики.
Стоял жуткий мороз. Часть воды неминуемо расплескивалась. В итоге у этих люков появлялись настоящие ледяные горки, на которые приходилось карабкаться. У нас было небольшое ведерко. Сходишь так раза два-три, сколько сил хватит. Снег топили.
– Как согревались?
– В городе появились умельцы, которые делали жестяные печки-буржуйки. Поставили такую в комнате, топили маленькими чурочками. Нам повезло, что папа был очень обязательный человек и запасся дровами летом. Дело в том, что осенью на дрова был наибольший спрос, надо было отстоять большую очередь.
Однажды артиллерийский снаряд попал в соседнее здание. У нас выбило две фрамуги. Холод ужасный. Мне повезло: до войны знакомая собиралась делать ремонт и у нее было запасное стекло, которым она поделилась со мной. Пришел один человек, который установил его. Денег лишних не было, отдали за работу довоенный патефон и несколько пластинок. Я оставила себе лишь несколько пластинок с любимыми композициями в надежде когда-нибудь послушать их вновь.
Особенно холодная зима была в 43-м году. У нас в комнате на стенах был иней.
– Где вы работали?
– На следующий день после объявления о начале войны я сдавала экзамен в институте иностранных языков, перешла на третий курс.
Сначала работали в институте, готовили здание к возможным бомбардировкам. Носили на чердак песок, чтобы тушить зажигательные снаряды, красили стены огнеупорной краской. Потом устроилась работать в артель «Ленмехпром», которая располагалась в Гостином дворе на углу Невского и Перинной линии. До войны они выпускали искусственный каракуль.
Потом стали делать полушубки, варежки, шапки для фронта. Работали в три-четыре смены, не прерывая производство ни на час.
Как-то у меня закончилась марля, необходимая для фильтров. Надо было спуститься по небольшой лестнице, всего девять ступенек, и взять еще со склада. Сделала первый шаг к лестнице – и тут что-то бахнуло. Я, крайне неудачно приземлившись, оказалась внизу лестницы, сильно повредила руку.
Как выяснилось позже, Гостиный двор попал под артобстрел, меня буквально сдуло взрывной волной. Один из снарядов попал в основное здание нашей артели. Он пробил здание насквозь, было очень много раненых и погибших. Одну женщину откопали из-под завалов лишь спустя три дня. К счастью, она еще была жива.
– Как встретили Победу?
– Некоторые не понимали, почему многие ленинградцы плачут. А мы радовались Победе, но очень жалели, что в этот час находимся далеко от родного дома – Ленинграда.
Еще много лет после блокады не покидало чувство голода.
Еще, когда мы приезжали в Тбилиси в 1944 году, удивляюсь, как мы, истощенные ленинградцы, выдерживали ту физическую нагрузку, которую нам давали. Мой требующий восстановления организм опять спасал меня сном. Когда вечерами все собирались в большой комнате общежития, там было шумно: грохотало радио, разговоры и смех, но мне ничто не мешало, я приходила в общую спальню и отсыпалась за все бесконечные дни осады без нормального сна. Сон помог мне восстановить и нервную систему – ведь более двух с половиной лет ленинградцы не только жили, но и спали начеку.
В 1944 году мы уехали в столицу, откуда отправились в Тбилиси на всесоюзный сбор. Причем не только по теннису, а по самым разным видам спорта. Спустя год, в 1945-м, мы снова поехали на сборы в Тбилиси, и там нам пришла радостная весть, что война закончена. — Наталья Ветошникова.