Легендарный бродвейский мюзикл «Скрипач на крыше» о непростой жизни евреев, живущих в дореволюционной российской черте оседлости, 29 и 30 января покажут на сцене театра-фестиваля «Балтийский дом». О том, почему американская постановка будет близка российскому зрителю и как «научить петь» драматического актера, «Петербургскому дневнику» рассказал музыкальный руководитель спектакля Юрий Крылов.

Все дело в музыке

«Скрипач на крыше» рассказывает историю еврейской семьи из местечка Анатовка. Действие происходит в 1904 году. Семья молочника Тевье, которого сыграет народный артист России Игорь Скляр, бедна, а единственный способ поднакопить денег – это удачно выдать замуж пятерых дочерей. Семейные перипетии осложняются царским указом, по которому все евреи должны покинуть губернию.

– «Скрипач на крыше» – легендарный бродвейский спектакль. Как возникла идея адаптировать его для российского зрителя?

– Идея принадлежит не нам. «Скрипач на крыше» уже несколько лет с успехом идет в нескольких театрах России. И у меня был опыт работы с этим материалом: ставил несколько номеров в Мюзик-холле. Но мне всегда хотелось сделать спектакль целиком, выразить свое отношение к музыке, которую я очень люблю! Что получилось – судить зрителям 29 и 30 января.

– Что стало самым сложным и самым приятным в работе над «Скрипачом»?

– Каверзный вопрос. Правда. Понимаете, здесь все дело в музыке. Она как раз очень интересная и сложная одновременно. И очень красивая. Композитор Джерри Бок не нуждается в представлении, тут все понятно.

– Классическая бродвейская постановка «Скрипача» – очень лиричный мюзикл, ностальгический, непростая тема – распад семьи…

– А кто сказал, что мюзикл – это обязательно весело? Вовсе нет. У нас очень драматичная история, но и очень честная, красивая. Мы с вами можем много говорить о теме «Скрипача на крыше», но я уверен, что каждый зритель выносит из этого что-то свое, важное, ценное. Знаете, в 90-х годах  наш замечательный режиссер Александр Белинский дал мне почитать пьесу И меня затронула эта тема до глубины души. Поэтому, конечно же, когда Лев Рахлин предложил мне работу над спектаклем несколько лет назад, то я с радостью принял его предложение. Но тогда не случилось, а вот сейчас – пришло время!

- Как шел процесс работы?

- Это была очень кропотливая работа: три месяца я писал партитуры, затем работал с оркестром. Важной частью истории была работа с актерами, к которой мы приступили в мае. Актеры у нас драматические. У них нет вокальных навыков, нужно было заниматься с самого начала – распевками, гаммами.

- В чем ваш секрет работы с драматическими актерами?

- Если что-то не получается, нужно немного изменить задачу. Актер забывает о том, что не получается, и делает по-своему. На самом деле он как раз делает то, что нужно, но он об этом не задумывается.

Как работают на Бродвее

- Мюзиклы завоевывают театр и кино. Почему именно сейчас?

- Не соглашусь с вами, это случилось не сейчас. Я начинал работать в 80-х годах с замечательным режиссером Владимиром Воробьевым. Он в свое время предложил именно нашу, русскую, форму мюзикла. И так постепенно, постепенно этот жанр стал появляться в репертуаре театров все чаще и чаще.

Мне кажется, тут очень простой секрет. Напишите слово «мюзикл» на афише, и люди пойдут, потому что это что-то новое. Но я не люблю это слово, «мюзикл». Он родился в Америке и «живет» там. Мне больше нравится определение «музыкальный спектакль».

– Вам доводилось работать с бродвейскими артистами? Как работают над постановками на Бродвее?

– Да, один раз было. И мне безумно нравится их подход к работе, это эталон. Трудно на пальцах объяснить, как они это делают. Например, им нужно сделать перестановку за 10 секунд. Артисты репетируют так, чтобы точно уложиться в 10 секунд – мгновенные переодевания, мгновенные перевоплощения. Ни секунды времени не тратится даром. Но самое главное – на Бродвее очень четко отбирают материал, поскольку зритель «голосует» долларом.

- Недавно на экраны перенесли мюзикл «Кошки». Многим зрителям он не понравился. Какие, на ваш взгляд, удачные переносы мюзиклов на экран существуют?

- У меня нет таких примеров. Есть обратный: когда кино удачно перенесли в театр. Знаете, в свое время я очень хотел сделать «Шербургские зонтики». Правда, не мог понять, как это претворить в жизнь. В кино – хорошо, а на сцене – нет. А вот режиссер Василий Бархатов, на мой взгляд, решил эту проблему, создал прекрасный спектакль. Это и есть один из редких случаев перерождения материала.

Русский театр – это традиции

– Советский человек не знал слово «мюзикл» …

– Еще раз повторю: у нас все было. Просто называлось по-другому. Были постановки «Ленкома» – «Юнона и Авось», «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты». Это все на самом деле мюзиклы. Точнее русский музыкальный спектакль.

- Тогда что для вас значит «русский спектакль»?

- Это наши традиции! Я начал ходить в «Балтийский дом», который в то время назывался театр Ленинского комсомола, еще мальчишкой. В репертуаре тогда были «С любимыми не расставайтесь», «Вестсайдская история» и многие другие выдающиеся постановки. Это был театр для молодых. Какие актеры здесь работали! И что важно – здесь, сейчас есть этот костяк! Тот же Вадик Яковлев, до сих пор служит в «Балтийском доме», Татьяна Пилецкая. Если мне, школьнику, было интересно прийти в театр, да не одному, а с друзьями, и именно сюда, это о чем-то говорит. Поэтому мне хочется, чтобы и на наш спектакль потянулась молодежь!

- Какая ваша любимая постановка?

- На сегодняшний день почти все спектакли Уэббера. Это серьезно, и опять же его постановки нельзя назвать мюзиклами. Как «Призрака Оперы» можно назвать мюзиклом? Он имеет оперную форму, это гениально сделано!

– Какие постановки хотели бы осуществить?

– Жду интересных предложений (смеется).

– И все же, ответьте на вопрос – что такое мюзикл?

– На Бродвее мюзикл – это очень точная сценическая форма: все делается для того, чтобы зритель не скучал ни секунды. Мы постарались сделать своего «Скрипача на крыше» именно таким!