Петербурженка Екатерина Пожарская в свои 33 года прошла через такое, чего никому не пожелаешь. Но сумела расстаться с тем, что убивало, и найти то, что помогает жить. Она – координатор службы медико-социального сопровождения фонда «Гуманитарное действие», помогающего ВИЧ-инфицированным, людям с зависимостью и имеющим социально значимые заболевания.

Любовь

Это была настоящая любовь. Мне – 16, ему – 20. Я – из неблагополучной семьи, мама меня бросила, когда мне было 8 лет. Папа остался, но он тоже пил. Лет в 13-14 я начала курить и выпивать, потом встретила его. Мой любимый был из хорошей семьи, отслужил армию. У нас было все очень круто: мы мечтали о большой счастливой жизни, оба работали (я вообще работала с 14 лет продавцом), в 18 лет купили машину.

Мне было 19, когда я забеременела, пришла к врачу уже на позднем сроке, и услышала: «У тебя СПИД». Я почти ничего об этом не знала, некому было рассказать: семьи не было, в школе этот вопрос тоже как-то обходили. Аборт было делать поздно, мы решили, что я рожу, а потом ребенка оставим. «Зачем ребенок, если скоро умрем?» – так мы думали. Мы оба употребляли внутривенно вещества, и когда я была беременной – тоже.

Потом я попала в Боткинскую больницу, родила дочку. И поняла, что никогда не оставлю этот комочек – наверное, сработало и то, что меня саму мама бросила. На месяц ее пришлось оставить в больнице – у малышки был синдром отмены из-за того, что я употребляла наркотики в период беременности.

Дочку забрала, когда ей был месяц. Мне повезло: меня в больнице еще нашли активисты общественного фонда, стали объяснять, что с ВИЧ можно жить, но надо бросить наркотики. Я старалась, но сама не могла, все время срывалась. Оставляла дочку одну в кроватке и шла искать наркотики. Тогда мой папа сообщил об этом в органы опеки, меня захотели лишить родительских прав. Для меня это было ужасно – я поняла, что должна бросить наркотики, иначе потеряю дочку. Об этом снова узнали в том же фонде «Инновации» – они помогали семьям, где есть ВИЧ-инфицированные и маленькие дети. Они мне снова помогли: договорились с опекой дать мне шанс, устроили ребенка в ясли на полгода, пока я проходила лечение в больнице, ходила в группы взаимопомощи.

А ее отец не смог остановиться. Он умер некоторое время назад. Уже после его смерти я узнала, что это не я его заразила ВИЧ, а он – меня. Его сестра рассказала, что еще до меня он был болен и употреблял наркотики. А я об этом не знала, винила во всем себя. И свой первый наркотик я тоже попробовала с его согласия. Он даже после нашего расставания не смог сказать мне правду. А я всю вину приняла на себя.

Шанс

Для меня было шоком это трезвое состояние. Раньше все казалось каким-то размытым, а теперь стало реальным: вот, Катя, ты и твой ребенок, и его надо кормить. Дочка тоже была не без проблем – видимо, сказалось мое употребление во время беременности. Я везу ее в автобусе, а у нее постоянные истерики, все на меня смотрят. Первые месяцы она даже не улыбалась. Устроилась санитаркой в больницу № 32. Ежедневно в течение полутора лет моталась в детсад для детей ВИЧ-инфицированных на Васильевский с Загородного, где работала, потом домой – на Лиговку.

В больнице, где я работала, предстояло пройти диспансеризацию. У меня паника: выгонят, у меня же форма 50 – положительная. Пошла к старшей медсестре, про все рассказала: и про ВИЧ, и про наркотики. Она меня поняла, пригласили врачей из Центра СПИД, они читали лекции для персонала. Ко мне в больнице хорошо отнеслись, даже шутили, показывая привязанных к койкам буйных пациентов: вот, мол, Катя, не бросила бы – также бы лежала тут. Хотя нашлись несколько медсестер, которые потребовали убрать мою чашку из сестринской и чтобы я вообще туда не заходила. Но в целом все были очень хорошие, поддержали, хотя вся больница, кажется, обо мне знала.

Потом я снова сорвалась – но уже с алкоголем и легкими наркотиками. Но воспоминание о том, как мне было плохо, страшно тогда, в первый раз, вернуло меня к жизни. И я снова бросила. В 2014 году я начала жить трезвой жизнью, вот уже почти 6 лет прошло.

Помощь

Да, сейчас я это воспринимаю как страх. Хотя сначала наркотики казались спасением – они уводили из моей плохой жизни, была эйфория, ощущение, что все могу. Но эти ощущения проходят, и остается зависимость. Постоянная и единственная мысль: где найти наркотик. Я всегда в глубине души знала, что это – не мое, что я этого не хочу. Но я не знала, как жить по-другому. Все вокруг были зависимыми: мать, отец, любимый человек, друзья.

Да, дочка меня спасла. Сейчас мы с ней – друзья. Она все знает: и про ВИЧ, и про наркотики, и даже про то, что я ее оставляла в Доме ребенка. Она не боится, что в нее или в меня будут тыкать пальцем – она очень взрослая и мудрая в свои 14 лет. Четыре года назад мне назначили АРВ-терапию – дочка по часам контролировала, вовремя ли я принимаю лекарство.

Конечно, я очень боюсь, что она может повторить мою судьбу. Но мы обе знаем, что делать – идти в группы взаимопомощи. Там реально помогают. Поэтому я и сама сейчас работаю в «Гуманитарном действии». Наша задача – не воспитывать, а заниматься профилактикой, чтобы не было повторных заражений, консультируем, помогаем. Если человек готов, ему помогут во всем, но навязывать не будут. Многие наши клиенты нашли новый путь в жизни. Но для этого человек должен осознавать свою проблему. Я ведь сначала тоже думала, что у меня все в порядке, пока жизнь не начала рушиться, пока едва не потеряла дочку.

Жизнь

Ради работы в фонде я решилась открыть свой статус. К нам приходят очень разные люди, им трудно говорить о своих проблемах. А когда рядом сидит такой же человек – равный консультант, ему легче. Он понимает, что можно завязать с наркотиками и что можно жить с ВИЧ, иметь работу, детей, семью. Хотя ситуации бывают очень трудные, и морально там непросто. До сих пор помню женщину-учительницу, у нее семья, все хорошо. И она узнала, что у нее – ВИЧ. Она убежала из автобуса, и я до сих пор переживаю, что с ней. Мы не смогли ее остановить, хотя какую-то литературу успели дать. Но я очень долго чувствовала свою вину. Я надеюсь, что с ней все в порядке.

Люди все могут, если не хотят умереть. Есть люди с ВИЧ, не имеющие никакого отношения к асоциальному образу жизни. У меня на сопровождении была женщина с ВИЧ, которая боялась пойти в Центр СПИД, потому что у нее свекровь – медик, и она боялась, что кто-то об этом узнает. В итоге ее забрали в реанимацию, когда было всего 56 клеток иммунитета – при норме около 1000. Спасти ее не смогли. Тот, кто молчит, – замолчит навсегда. Если есть проблема, ее надо решать. Надо писать, пробовать, обращаться, просить помощи у госструктур или в НКО. Мне повезло – всю дорогу сопровождали хорошие люди, я даже не помню особых сложностей. Но не всем так везет. Главное – не отступать. А я хочу учиться дальше – может быть, стану психологом, буду помогать женщинам и тем, кому плохо. Будем вместе искать выход.

Цифра:

Ежегодно 1 декабря во всем мире отмечается День борьбы со СПИДом. Дата установлена решениями Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) и Генеральной Ассамблеи ООН, принятыми в 1988 году, и призвана повысить осведомленность о заболевании.

В Санкт-Петербурге всего за весь период наблюдения выявлено на 1 июля 2019 года 58 233 случаев ВИЧ-инфекции у жителей города (включая умерших).

За 6 месяцев 2019 года выявлено всего 1 389 случаев ВИЧ-инфекции. Из них у граждан России было выявлено 1 253 новых случая, включая жителей Санкт-Петербурга – 777, лиц БОМЖ – 36, иногородних – 440 случаев.

В 2019 году ВИЧ-инфекция впервые установлена на территории Санкт-Петербурга у 9 детей (в возрасте 0-14 лет – 8 детей, в том числе до 1 года – 8 человек, из них родились в 2019 году – 5 человек, от 1 до 2 лет – 0 человек, от 3 до 6 лет – 0 человек, от 8 до 14 лет – 0 человек, 15-17 лет – 1 человек).

В России диагноз ВИЧ-инфекции поставлен 1 миллиону 326 239 людям, из них 318 870 уже умерли.