– Вам довелось участвовать в реставрации многих объектов культурного наследия: Аничков мост, Александровская колонна, буддийский дацан, Инженерный замок. В общем, что такое ответственность перед историей, знаете не понаслышке. С кем ее приходится делить?

– Вы знаете, у памятников есть два изначальных врага: некачественное исполнение и технические ошибки, в том числе и зловредная деятельность хозяйственников и вандалов. Под ними я подразумеваю прежде всего дела минувших дней. Скажем, зданий, построенных с нарушениями, довольно много в городе, и поэтому для их сохранения требуется очень много усилий. Весьма показательна в этом плане история с аркой Главного штаба: ее декор и колесница Славы придуманы неправильно, сделаны неправильно, да еще и обворованы.

Дело в том, что великий Росси планировал установить наверху легкую ампирную композицию всего из двух женских фигур со щитами. Примерно такую, что стоит на Михайловском дворце. Это было абсолютно верное решение, связанное с расположением центра тяжести над аркой. Но Николай I, заботившийся о величии имперской столицы, распорядился установить там колесницу, как на Бранденбургских воротах в Германии, чтобы она везла Славу прямо к нему во дворец. При этом он приказал, чтобы богиня правила не четверкой коней, а шестеркой.

– Как говорится, хозяин – барин.

– Но и это еще не все. В Германии композиция, вдохновившая Николая I, выполнена из литой меди толщиной 10 мм и потому имеет весьма солидный вес. Если по такой же технологии выполнить «расширенную» колесницу для украшения Главного штаба, то тогда ее вес увеличился бы настолько, что арка могла не выдержать бремя Славы. И поэтому Матвей Кларк, управляющий Александровским чугунолитейным заводом, который, как теперь принято говорить, был аффилирован во властные структуры, предложил императору сделать скульптуры из листов так называемой выколотной меди толщиной 3 мм: то есть детали для фигур предстояло «выгибать» в формах специальными молотками. Но тут выяснилось, что такая медь у нас не производится и ее можно купить только в Англии. Пришлось выделять дополнительные средства. 

Так вот, когда мы в 2000 году приступили к комплексной реставрации колесницы, то увидели, что она сделана из меди толщиной не 3 мм, а всего 0,8 мм. Причем на листах оказались клейма демидовских заводов. По нашим прикидкам, было расхищено 80% сметы! Даже чугунное основание было отлито некачественно… Сама же скульптурная группа получилась хлипкой и потому позже была окована полосами стали и укреплена распорками. Зато арка устояла. Нам же пришлось сильно потрудиться при реставрации. Между прочим, изначально полые фигуры сейчас заполнены пеной.

– Колеснице пришлось еще и пожар в конце реставрации пережить…

– Это был кошмар. Когда я узнал о случившемся, у меня половина бороды поседела. Но что же делать – пришлось работы заново начинать. Теперь, кстати, богиня на 80% новенькая: от старой скульптуры остались только ступни и часть голеней.

– Но вернемся к врагам реставрации. Что надо понимать под деятельностью хозяйственников?

– Тут можно использовать пример с историческими особняками, которые, чтобы привести их в порядок, передали разным серьезным организациям. Эти здания были предназначены только для проживания вельмож со всеми их домочадцами и челядью.

А что происходит, если, допустим, туда вселяется банк? А происходит жуткое противоречие: согласно нормам, надо сохранять особняк и его убранство в первозданном виде, а банку нужен офис со всеми коммуникациями. Новые владельцы не против лепнины, бронзы и парадного крыльца, но главный зал они разделят на клетушки, где разместят необходимые службы. Некоторые еще и от подземной парковки не отказались бы… При этом в здание прокладывают новые магистрали, поэтому его эксплуатация начинает подпадать под новые требования. А чтобы их выполнить, нужно внести новые изменения. И в итоге происходит вмешательство в конструкцию особняка.

– Насколько уместны и применимы в реставрации современные технологии?

– Тут опять нельзя обойтись без исторических параллелей. Например, в 30‑50-х годах XIX века научились получать шпиатр – «грязный» цинк, то есть с примесями. Строители и архитекторы ужасно ему обрадовались: на плавление требуется температура в три раза меньше, чем для чугуна, текучесть превосходная, обрабатывается и золотится отлично. Из шпиатра даже стали делать каркасы для мебели. Про архитектурное убранство и говорить нечего: в Петербурге примерно треть всех построенных в это время зданий имеет цинковые украшения снаружи или внутри. 

Но! Никто тогда не знал, что «грязный» цинк окисляется и это ведет к межкристаллической коррозии. Короче, со временем он начинает разрушаться. Сейчас в Русском музее и Эрмитаже есть несколько дивных диванов, но сидеть на них нельзя – мигом сломаются. В общем, теперь на реставрацию изделий из цинка требуются огромные средства и силы. 

Или вот в 50‑е годы ХХ века народ накинулся на эпоксидную смолу. Прекрасный материал! А спустя время оказалось, что, во‑первых, она выделяет вредные вещества, а во‑вторых, тоже полемеризуется и растрескивается. А сколько уже нареставрировали с ее помощью… Я лично только за, если самые современные технологии находят применение в области диагностики. А вот к новым конструктивным материалам надо относиться с огромной осторожностью. Да, техническое познание идет полным ходом, но не все радует на этом пути.

– Вы лично сталкивались с подобными «радостями»?

– У нас был «пролет» с перфторатным лаком при закреплении позолоты на декоративных элементах «луковиц» Смольного собора. В реставрации основной консервант – это воск, растворенный в авиационном бензине, но он тоже довольно быстро начинает трескаться. И тогда кто‑то нашел долговечный современный лак, создающий непроницаемую для ультрафиолета пленку. И нам разрешили его применить. Украшения после этого сияли позолотой, но через пару лет помутнели и теперь смотрятся «медяшками».

Была история и с предыдущей реставрацией львов Банковского мостика, когда нам утвердили для использования герметик-шпатлевку. Мы его нанесли, а потом стали поверх красить. Но выяснилось, что этот герметик при определенных температурах становится пластичным. Ну вот потому крылатые львы быстро и облезли после тех работ.

– Какие принципы реставрации остались неизменными?

– Один из главных – подобное лечим подобным. Иногда бывает так, что его соблюдение может памятнику угрожать. Ну, например, если медный декор изначально был прибит железными гвоздями, то мы так делать не можем, потому что между этими металлами возникнет так называемая электрохимическая пара и один из них придет в полную негодность. В этом случае под каждый гвоздик подкладываем шайбу из полиуретана. 

Кстати, как раз из‑за этого химического эффекта относительно быстро сгнило днище «Авроры». Крейсер строили в 1903 году по английской технологии и мастера на его стальной корпус ниже ватерлинии наложили тиковые доски (эта древесина не гниет), а поверх них – листы меди. Зачем? А чтобы защитить днище корабля от такой напасти, как обрастание ракушками и водорослями. Прекрасная идея. Но скреплены были все эти элементы латунными болтами. Чтобы не допустить контакта со сталью, их изолировали резиной и гуммированной бумагой, которые быстро пришли в негодность, ведь днище‑то постоянно находилось в соленой воде… И когда «Аврору» в 1938 году поставили на ремонт, выяснилось, что ниже ватерлинии у нее все дышит на ладан. 

Добавлю, что с недавних пор у нас в городе появилась странная мода вешать на мостах замки. А так как многие из этих «украшений» сделаны из латуни, то между ними и конструкциями перил тоже возникает электрохимическая пара, вызывающая разрушение! Я уже молчу о том, что под замками нарушается красочный слой, где обязательно вскоре начинает ползти ржавчина. И еще один момент. Каждый замок в среднем весит 200 граммов. Тысяча замков – 200 килограммов. Не каждый мост выдержит!

– Чем еще должен руководствоваться реставратор?

– Законы такие: не навреди, изучай, проверяй, все должно быть обратимо, ты не последний и вообще – уважай мастеров прошлого. Я никогда не ставлю подписи на своих новоделах, а мне приходилось восполнять утраты на работах и Демут-Малиновского, и Клодта, и Микешина, и Аникушина. Если я везде буду совать «Петя Португальский», то это будет как минимум хамством. Надо уметь растворяться в личности творцов. 

Фаберже, Шопен, Овчинников вырастили огромное количество грамотных мастеров, которые смогли уцелеть в городе в революцию, в страшные 1930‑е годы и в блокаду, остаться в профессии и воспитать своих учеников – уже реставраторов. Вот, скажем, мои учителя работали как раз у тех, кто трудился у того же Фаберже. Историк Костомаров однажды так сказал: «Чем отличается кулинар-француз от русского повара? А тем, что первый рассказывает о том, у кого он учился, а второй – о том, у кого работал».

Вот я сейчас читаю книгу по формовке и вижу, что многие приемы, которые я освоил у отца и сына Завьяловых, противоречат описанным в ней. Но они лучше! Проверено! Главное в нашем деле – преемственность, нельзя все изучать по книгам.

– Раз так, то нельзя напоследок не спросить про курьезные случаи.

– Одно из самых забавных воспоминаний связано с реставрацией памятника «Тысячелетию России» в Великом Новгороде. Во время работы каких только комментариев не услышал от туристов! Они даже Наполеона находили среди прославленных в истории нашей страны деятелей, изображенных на памятнике. 

Но всех превзошла одна компания, которая опознала среди них… Ленина! Я чуть не упал. Дождался, когда эти туристы уйдут, и побежал к тому месту, где они стояли, чтобы понять, кого с этого ракурса можно принять за вождя пролетариата. Долго я мучился и наконец осознал: при определенном угле осмотра усы Лермонтова «соединяются» с мощной залысиной Жуковского и возникает что‑то, похожее на Ленина. Это же какой фантазией надо обладать…

ВАЖНО

На Санкт-Петербургском культурном форуме, который пройдет с 14 по 16 ноября, традиционно уделяют много внимания проблеме сохранения культурного наследия. Сразу несколько панельных дискуссий в этом году будут посвящены именно этой теме.