– Дмитрий Эдуардович, какие идеи легли в основу программы концерта? 

– Меня очень радует, что мы смогли отметить этот юбилей. Эдуард Анатольевич всегда дарил людям счастье, тепло, наполнял души светом. Поэтому программу мы назвали «Солнечный человек из города дождей». Я с давних пор заметил, что многие из тех песен, что он исполнял, написаны в миноре. А у папы они все получались веселыми! Помните «Потолок ледяной», или «Моряк вразвалочку сошел на берег», или «Аты-баты, шли солдаты» – везде минорная тональность. Но папа наполнял их своей энергетикой, и из минорных они превращались в мажорные.

– Достаточно вспомнить знаменитое «Трололо». 

– Это был апрель 2010 года. Папа был уже в почтенном возрасте, и никто не ожидал, что популярность его достигнет мировых масштабов. Это был период, когда телефон звонил бесконечно. Его везде приглашали, вплоть до Новой Зеландии. Говорили: можете даже не петь, просто приезжайте. Но ему это уже было тяжело. В то время его фото в Америке печатали на майках, бейсболках, даже на кастрюлях. Нам советовали пойти к юристу, все это запатентовать и получать хорошие деньги. Но папа всегда говорил: вот сегодня есть популярность, слава, цветы. А завтра уже появится другой артист. Поэтому изначально надо относиться к этому спокойно. Это все преходяще.

– Неужели у него, всегда такого элегантного, выглядящего немного по‑западному, даже райдера не было? 

– Папа всегда смеялся, когда речь заходила о райдере. Иногда, валяя дурака, мог спросить: мол, а что такое этот ваш райдер? А потом говорил: «Главное, чтобы аппаратура на сцене не подвела. А так… Водички попить только принесите, и все». В его понимании райдер – это то, что необходимо для работы на сцене.

Что касается одежды, то всегда помогала мама. Иногда он шил костюмы на Фонтанке в дипломатическом ателье. Что‑то покупал в Прибалтике и всегда считал, что артист должен хорошо выглядеть. А вообще, он был человеком неприхотливым, но необычным.

– Что вы имеете в виду? 

– Папа дружил с Эдуардом Ханком, который, помимо того что был известным композитором, написал еще и очень любопытную книгу о волнах популярности. По его словам, у любого артиста бывает максимум две волны. Первая – сильная, потом спад, затем вторая волна, обычно более слабая. А у папы все иначе – по восходящей три волны, и посмотрите, какие: первая – 1960‑1970-е годы, всплеск популярности. Вторая – в 1990‑е возникает проект «Хиль и сыновья» с группой «Препинаки», который его вновь омолаживает и приподнимает. Третья волна – самая высокая, которая вывела его на мировой уровень и сделала «мистером Трололо».

– Но в 1990‑е он уехал в Париж, где выступал в популярном кабаре «Распутин». 

– Вы говорите так, как будто он эмигрировал. Но в это самое время он побывал и в других странах Европы, и в Америке. В книге есть фотография американского турне с городами, в которых он выступал. И то, что это была вынужденная работа, как иногда говорят сегодня, – на самом деле полуправда. Не было такого, чтобы он не мог работать или голодал. В «Ленконцерте» тогда действительно сокращали артистов, но папа был его брендом, он проработал там 57 лет. Его приглашали со всех городов бывшего Союза. В 1990‑е он прекрасно гастролировал и по России.

А в парижском кабаре он встречался со многими соотечественниками, например, с Булатом Окуджавой, Никитой Михалковым, Евгением Евтушенко. Как вспоминал папа, Евтушенко он посоветовал заказать фирменный торт с мороженым, который еще и поджигали. Еще туда приходили Шарль Азнавур, Жильбер Беко, а Мирей Матье спрашивала: «Эдуард, почему вы тут?» Даже президент Франции Франсуа Миттеран приходил его послушать.

– У Эдуарда Анатольевича был широчайший круг общения. А с кем он дружил? 

– Среди его друзей были в основном люди не из творческой среды. Но и со многими композиторами он дружил. Иногда к нам из Белоруссии приезжал композитор Игорь Лученок с сыном. Папа всегда его угощал гречневой кашей. Он вообще был такой. Вот пришли бы вы к нему сегодня, и он наверняка огорошил бы с порога: «Щи будете?» 

В нашем доме часто бывали композиторы Валерий Гаврилин, Станислав Пожлаков, Владимир Дмитриев. Встречались и на даче – Дмитриев приезжал к нам на велосипеде. С Пожлаковым они называли друг друга Эдька и Славка. Аркадий Островский встречал папу в Москве, тут же забирал чемодан, чтобы он жил только у него дома. Готовил взбитые сливки с клубникой, индейку. А когда появлялись идеи, они даже ночью могли сесть к роялю. Передать эту сердечность и теплоту встреч сегодня очень трудно. Это были просто человеческие взаимоотношения. И я очень рад, что присутствовал и видел все это.

– А каким он был дома? 

– Для меня – просто папа. Для Эдика, моего сына, – просто дедушка. Мы никогда не думали о нем как о народном артисте или «мистере Трололо». Это был папа, которого особенно в детстве не хватало, так же как и мамы, которая на гастроли ездила вместе с ним. Я всегда говорил, что я бабушкин внук. В то же время я всегда чувствовал ответственность, знал, что не должен плохо учиться. Подвести папу я не мог. Это, конечно, довлело. В школьные годы я не любил ходить вместе с ним и всегда просил маму: «Давай перейдем на другую сторону улицы». Я стеснялся, когда люди обращали на нас внимание, расспрашивали. Популярность была такая, что буквально каждый подходил и просил автограф.

– Расскажите немного об Эдуарде Хиле – младшем. 

– Рад, что сын Эдик продолжает музыкальную династию. Он окончил Хоровое училище имени Глинки, получил диплом Института культуры, стал лауреатом конкурсов и выступал за рубежом. Хотя самые первые шаги он сделал еще в шесть лет, когда выступил вместе с дедушкой. Теперь он постепенно завоевывает публику, продолжает петь песни из репертуара знаменитого деда.

Главное – пропускать через себя музыку, переживания, слова. И все доносить до публики.