Премьера оперы Жан-Батиста Люлли «Атис» состоится на Международном фестивале EARLYMUSIC в Эрмитажном театре 8 и 9 октября. О тайных пружинах оперы и секретах постановки Тьерри Пето рассказал корреспонденту «Петербургского дневника».

- Я слышала, что вы собираетесь вывести короля Людовика XIV и его придворного композитора Жан-Батиста Люлли на сцену Эрмитажного театра. Зачем?

- Людовик XIV всегда пристально следил за созданием придворных опер, начиная с выбора либретто. Но «Атису» королевского внимания досталось более всего. Либретто Филиппу Кино заказал сам король, оперу Люлли репетировал в комнатах, находившихся совсем рядом со спальней короля. В 1676 году Версаля еще не было, король со свитой пребывал в замке Сен-Жермен. В последний месяц перед премьерой он приходил на репетиции чуть ли не каждый день. Судя по всему, не слишком вмешивался в творческий процесс, а просто наблюдал за ним ради собственного удовольствия. Не забудем, что король был блестящим танцором и выступал в специально написанных для него балетах вместе с Жан-Батистом Люлли. Ко времени создания «Атиса» он не танцевал уже 10 лет, но не утратил вкуса к сцене. В нашем спектакле мы показываем не придворную премьеру, а репетицию. Барочный Эрмитажный театр станет замком Сен-Жермен, петербургская публика – придворной свитой короля, король (Даниил Ведерников) расположится в своем парадном кресле прямо в зале, а Люлли (я сам) на сцене будет заменять якобы заболевшего певца и танцора.

- Намерены ли Людовик XIV и Люлли вмешиваться в действие и поправлять артистов, раз уж мы на репетиции?

- Между ними возникнет диалог. Я его сам написал, основываясь на стилистике XVII века. Мне важно показать необыкновенно тесную связь между двумя сложными личностями, которые, вообще-то, разделены целыми пролетами иерархической лестницы. Людовик – «король-солнце», Люлли – всего лишь музыкант. Но годы совместного творчества, выступлений в театре, умение Люлли чутко улавливать вкусы короля превратило их взаимоотношения в нечто куда более близкое, даже интимное. Сегодня это называется дружбой.

- Сильно ли вы сократили оперу?

- Я делал купюры с оглядкой на музыкальное движение этого шедевра. Фабула и все ключевые сцены на месте. Не будет балетных дивертисментов – чтобы их поставить, мне пришлось бы поселиться в Петербурге.

- На фестивале EARLYMUSIC есть барочный хореограф-аутентист, Клаус Абромайт. Вы знакомы с его работой? 

- Конечно. Барочный театр и барочный балет – явления очень близкие. И тут, и там все начинается с ног, с точки опоры. Однако у актеров есть текст, в то время как танцоры молчат. Драматическая и оперная жестикуляция сложнее балетной, потому что в произнесении текста огромную роль играют руки: каждое движение пальца – это новая эмоция или новая риторическая фигура.

- Не потому ли вы сократили оперу Люлли, что в длинных спектаклях становится сложно удерживать внимание современной аудитории? 

- Нет, не поэтому. Конечно, люди XXI века очень проигрывают людям XVII столетия в способности концентрироваться на чем-либо одном. Во времена Людовика XIV каждый безропотно, более того, с живой вовлеченностью выдерживал очень долгие церковные службы и театральные спектакли. Мы живем в эпоху мелькающих картинок, нас окружают агрессивно светящиеся экраны, информация на которых меняется каждые несколько секунд. Какая уж тут концентрация. Задача людей театра – адаптироваться к этой новой аудитории, не предавая текста, в нашем случае, великолепной музыки Люлли. Мы подчиняемся музыке и создаем замкнутое, герметичное пространство остановленного времени. Мы захватываем внимание публики магией театра, подлинностью происходящего – на сцене только живая музыка, живые артисты, только плоть и кровь, только то, что можно потрогать.

- Зрители, знакомые с проблематикой исторически информированного исполнительства, музыканты-«старинщики» очень ждут премьеры вашего «Атиса» с аутентичным произношением и актерской игрой. А что может дать спектакль тем, кто и с обычной классической оперой – на «вы»? 

- Эмоции. Слушателю необязательно знать все о туше пианиста, чтобы проникнуться его игрой. Так и здесь: аудитории не требуется что-то понимать в барочной актерской технике, ее должны волновать чувства, заложенные в произведении. Если мы будем достаточно внимательны и точны в наших жестах, выражениях лиц, вокальных украшениях, «Атис» заговорит с каждым, даже с тем, кто ни слова не понимает по-французски. Правда и то, что без использования барочных техник эта опера будет звучать куда менее красноречиво.

- В статье для альманаха EARLYMUSIC вы пишете, что «Атис» – самая необычная опера Люлли и Кино. Искусство во времена Людовика XIV должно было служить прославлению его самого и королевской власти в целом, а эта опера – совсем про другое. 

- «Атис» – самая аполитичная опера Люлли. Для Людовика XIV 1676 год был сложным периодом, его терзали любовные неурядицы. Королю 38 лет. Официальная фаворитка Луиза де Лавальер (она, впрочем, не была реальной фавориткой уже 8 лет, но отлично служила прикрытием для других связей короля) ушла в монастырь. Новая фаворитка – мадам де Монтеспан – замужняя женщина, и это скандализирует двор, особенно его религиозную половину. У короля есть и неофициальные возлюбленные, целых две, и мадам де Монтеспан – холерическая дама строгих правил – устраивает ему грандиозные публичные сцены. В основе «Атиса» – любовь, а не политика или королевская слава. Более того, любовь властвует над простыми смертными, королями и богами. Все герои оперы – Атис, нимфа Сангарида, царь Селен, богиня Кибела – склоняются перед любовью, они ее жертвы… Эта опера – послание благородному человеку, задача которого – управлять своими чувствами.

- Неужто фаворитки короля, слушавшие оперу вместе с ним, ничего не поняли? 

- Не особенно. Придворные тут же начали расшифровывать либретто и раскладывать оперные роли на реальных персонажей: кто тут король, кто – мадам де Монтеспан… На самом деле для Людовика история Атиса находилась вне прямых аналогий. Это было послание самому себе. Впрочем, собственного урока Людовик не выучил.

- Есть предрассудок, что только французы могут достаточно хорошо играть французскую барочную музыку, а в особенности, французскую оперу. Вы учите русских солистов и инструменталистов  самой сердцевине французского репертуара, его ключевому произведению. Думаете, у петербуржцев получится «перефранцузить» французов? 

- Не в этом наша цель. Я работаю с российскими музыкантами над французским стилем XVII века, чтобы они смогли использовать эти знания и умения в собственном репертуаре. При русском дворе XVIII века два главных стиля эпохи барокко – итальянский и французский – смешивались в удивительно гармоничных пропорциях. По мнению художественного руководителя фестиваля EARLYMUSIC Андрея Решетина, итальянский стиль достаточно прочно усвоен местными аутентистами. Теперь нужно с той же тщательностью проработать французский стиль, чтобы стоять на двух ногах в совершенном равновесии. Надо сказать, дело идет неплохо: я приезжал в Петербург 4 раза на 4-дневные сессии. Всякий раз оставлял «домашние задания», а возвращаясь через 2 месяца, поражался тому, что они полностью выполнены. С французскими музыкантами такое непредставимо. Одна лишь в Петербурге сложность: собрать всех солистов на общую ансамблевую репетицию – целый квест. Очень уж все востребованы и заняты.