Что жители Петербурга думают о выборах, которые пройдут уже через месяц? Какая явка сейчас прогнозируется? И с какими сложностями сталкиваются социологи при опросах? Об этом рассказывает старший научный сотрудник Социологического института РАН Татьяна Протасенко.

– Сейчас одна из главных тем в новостной повестке – выборы. С точки зрения социологов, что думают об этом петербуржцы?

– Могу сказать так: отношение у горожан очень спокойное. Социологи, кстати, не раз писали о том, что федеральная инициатива по переносу выборов на сентябрь – это неправильно. Ведь самые активные избиратели у нас – пожилые женщины с высшим образованием, а они уезжают на дачу.

Если же говорить о выборах 8 сентября, то видно, что мы имеем будто бы две предвыборные кампании, которые идут параллельными путями и почти не соприкасаются. У выборов губернатора и выборов в муниципальные советы очень разные повестки. И здесь просматривается интересная картина. Мы видим, как, например, Александр Беглов перешел в своей риторике от общих принципов к конкретным проблемам. А петербуржцев интересуют именно конкретные проблемы. Люди могут реагировать на Крым или другие факторы, но их больше всего волнует то, что происходит в их дворе. Людям интересно, чтобы была нормально организована обычная жизнь.

А вот муниципальные депутаты… Они вроде бы «от земли», должны знать местных жителей, но спотыкаются на простых вещах. Например, на благоустройстве. Даже появился термин «беспощадный ремонт» – его часто делают, не посоветовавшись с жителями. А люди сейчас начали считать деньги – не только свои, но и те, что они платят в бюджет в виде налогов. Доходы населения падают, и людям интересно понять: почему здесь тропинку плиткой заделали, хотя можно было просто посыпать песком? И муниципальным депутатам часто нечего ответить на эти претензии.

– С чем связан такой рост самосознания?

– С тем, что на низовом уровне у нас наконец формируется гражданское общество. Отсюда возник интерес к конкурсам и проектам, таким как «Твой бюджет», «Родной район». Люди хотят сами управлять бюджетными деньгами. Потому что хотят делать полезные вещи. Грубо говоря, не какие-то дорогущие памятники ставить, а открыть социальную столовую для бедных пенсионеров. Людям нравится и идея совместного потребления, в частности, когда одна дрель покупается на целый дом и по очереди ею пользуются. А вот политика людей меньше интересует. Их интересует текущая жизнь.

– Люди устали от политики. Но в сентябре они пойдут на выборы?

– Опросы показывают, что 47% респондентов готовы пойти. Учитывая предыдущий опыт, эту цифру нужно умножить на 0,8. Потому что говорят-то люди одно, а потом кому-то лень, у кого-то температура… Поэтому можно прогнозировать явку около 40%.

Кстати, обычно явка жестко связана с рейтингом лидера. Чем ниже явка, тем выше его рейтинг. Потому что на избирательные участки тогда приходит определившийся и отмобилизованный электорат. Но низкая явка на выборах – плохо по политическим мотивам. При явке 40% лидер гонки побеждает в первом туре. Правда, надо учитывать, что есть большое количество неопределившихся.

– 47% – это больше, чем на прошлых выборах?

– Я бы сказала, что это обычная цифра. У нас так устроена страна, что большой популярностью пользуются выборы президента. Принято считать, что все решается именно на том уровне. А, например, если бы муниципальные выборы проводились сами по себе, явка была бы удручающей.

– Важный вопрос: в опросах люди врут?

– Врут. В основном, когда спрашиваешь их про выборы. Мы это впервые заметили в 2012 году. Тут два мотива. Либо хотят, чтобы от них отстали, либо это связано с принадлежностью к определенной группе. Например, интеллигенция. Их спрашиваешь: «За кого вы?» – «Будем за Прохорова!» А на деле идут и голосуют за Путина. Социологи ведь не дураки, они это видят по другим ответам на вопросы. Еще пример: пенсионеры могут говорить, что голосуют за Путина, а сами предпочитают отдавать голоса за Зюганова. Втихую.

– Хотел спросить о «внутренней кухне» социологов. Стало сложнее проводить социологические опросы? Или легче, ведь появляются новые технологии?

– Раньше, скажем, в 1970-е годы, мы их проводили на заводах. Помню, делала опрос на фабрике «Скороход». Конвейер работает, стоит рабочий, а я у него спрашиваю что-то. Например: «Вы женаты?» А он мне игриво отвечает: «А что?» Потом уже пошли квартирные опросы, затем появились опросы по стационарным телефонам. Сейчас звоним на мобильные. Но здесь проблема в том, что социологам нужно, чтобы люди жили в разных районах города. А по мобильному же не поймешь, где человек живет. В прошлом году на Петербургском международном экономическом форуме мэр Тулузы рассказывала, что они для опроса по изменению транспортных маршрутов использовали биллинг – с его помощью определяли, где «ночует» смартфон, а значит, и где живет человек, – и звонили выборочно.

Вообще, репрезентация – важный момент. Нужно правильно учитывать общественное мнение. Поэтому я не доверяю опросам на сайтах. Они нерепрезентативны. Скажем, аэропорту недавно выбирали название. Но кто принимал участие в голосовании? Наверное, в основном те, кто пользуется Интернетом, а значит, мнение старшего поколения не очень учитывалось.

– Но новые технологии вы все же используете? 

– У нас появился такой вид опросов, как опросы с помощью планшетов. Но это скорее разновидность уличного опроса. Он получается достаточно подробный, хотя кого-то из респондентов отпугивает. Мы уже лет шесть-семь такую технологию используем. Это недешевая, но любопытная штука.

– В целом состояние социологии в стране как вы оцените?

– Социология, как и все гуманитарные науки, переживает непростые времена. Есть проблема с интервьюерами. К тому же я не доверяю тем call-центрам, которые параллельно еще и как диспетчерская такси работают. Они халтурят. Мне однажды три раза за один день позвонили. Разве это профессионально?

Но однозначно хорошо, что власть понимает: нужно знать общественное мнение и советоваться с народом. Конечно, это очень важно!